Накануне

Перед сном Михо еще раз любуется свадебным платьем и плотно закрывает дверь шкафа, чтобы Маширо ненароком не увидел его. Конечно, он и не заходит в ее спальню, но мало ли? Они ждали этого дня одиннадцать лет, нельзя испортить его такими мелочами. Уже поздно, но Михо не спит. Сердце от волнения бьется так сильно, что невозможно уснуть. Хочется бегать по комнате, крича от радости, и делиться с каждым своим счастьем. В конце концов Михо не выдерживает и спускается вниз — в кабинете Маширо еще горит свет, значит, и ему не спится. Тихо ступая босыми ногами по паркету, Михо заходит к нему. Маширо рисует. Низко склонившись над столом, он выводит пером очередной манускрипт, и на мгновение Михо зажмуривается. Это самое прекрасное, что она видела за всю свою жизнь, если бы могла, Михо бы навсегда запечатлела в памяти эту сцену. — Не спишь, Така-сан? Маширо вздрагивает и улыбается, одновременно заливаясь краской. Прошло полгода, прежде чем они оба набрались смелости и стали называть друг друга по имени. — Слишком волнуюсь, — соглашается он. — А манга всегда меня успокаивает. Михо подходит ближе, не отрывая взгляда от будущего мужа. Руки у Маширо всегда перепачканы чернилами. Каждый вечер он честно пытается их отмыть, оттереть пемзой, отмочить в специальных маслах, но все без толку. Вздыхая, он каждый раз извиняется, но Михо и не думает за это сердиться. Она не говорит об этом, но внутри у нее все подпрыгивает от восторга, когда ее руки касается светлая ладонь в чернильных разводах. Эти чернила — часть самого Маширо, они въелись в кожу, проникли в кровь, завладели его сердцем так же безвозвратно, как и она, Михо. И легче было представить его с другой девушкой рядом, чем без манги. Маширо аккуратно вытирает перо, его тонкие ловкие пальцы скользят по поверхности инструментов с такой любовью, что у Михо сбивается дыхание. Она перехватывает его ладонь и прикладывает к груди, где под тонкой тканью ночной рубашки быстро-быстро бьется сердце. — Испачкаю же, Михо-сан... — Маширо застывает и пунцовеет, но Михо и не думает убирать руку. Прежде, чем поцеловать его, она шепчет: — Я люблю тебя. Рука Маширо оставляет на ткани и теле Михо чернильные разводы, и она ведет плечами, помогая рубашке медленно упасть на пол. Она обхватывает Маширо за шею и улыбается. — Вместе и навсегда, — говорит он, подхватывая Михо на руки, чтобы отнести в спальню. Позже, когда до рассвета всего пара часов, а они лежат в обнимку, перепачканные тушью и чернилами, Михо накрывает ощущение абсолютного счастья. — Я не буду менять фамилию на твою после свадьбы, — заявляет она и усмехается — даже в темноте видно, как удивленно распахиваются глаза Маширо. — Почему? Тебе не нравится моя фамилия? — Нравится. Но Азуки — это «А» из Ашироги Муто... — Ты и так всегда будешь частью Ашироги Муто, — возражает Маширо, — с любой фамилией. — Знаю. Но это имя всегда поддерживало нас и наши мечты, я не хочу ничего в нем менять. Если бы не оно, наша жизнь была бы совсем другой. Маширо молчит немного, а затем улыбается и целует Михо в висок: — Ты права. Но знаешь, что самое главное? Что жизнь эта только начинается!