Грехопадение

Within Temptation - – All I Need

Вечер стремительно вступал в свои права: голубые, призрачные тени медленно наползали на дистрикт. Вдалеке кричала, изнывая в своей безудержной тоске, птица. Вторя ей, шуршал холодный осенний ветер. Прокравшись тихонько в чужие владения, он весело начинал подкидывать валявшиеся на земле листья; танцуя, кружил их в изящном вихре, смешивая с пылью. В домах было тихо; окна наглухо закрыты ставнями. Никого. В резервации победителей тоже мало что отличалось от бедной части Дистрикта-12. Так же мрачно; безмолвие, хрустальной крошкой рассыпающееся в невесомости. Темно. Почти все окна замерли в сонной полудреме, только в одном окошке, маленьком, на первом этаже, пританцовывал слабый свечной огонек. Хозяин дома не спал. Он уже давно перестал ложиться тогда, когда хочется, и делать то, что хочется. Ему скорее было свойственно напиться до полуобморока и отрубиться где-то под столом. Забыться, ему все время хотелось забыться. Хеймитч скучающим взглядом скользил по комнате, поочередно задерживаясь то на блеклых, мятых шторах, странными, дородными "ручищами" обнимавших замерзшее окно, то на засохших "кляксах роршаха", оставшихся от пролитого некогда портвейна. В голову лезли только мрачные мысли. Хмель перестал действовать, как раньше. Попав в организм, он, словно бы растворялся, оставляя измученный разум трезвым на попечение угрюмым воспоминаниям. Они душили, рвали душу на куски, выворачивали наизнанку. Схватив бутылку, Хеймитч наполнил стакан, мгновенно опрокинув его. Горькая, огненная жидкость, опалив гортань, заскользила по пустому пищеводу. Желудок мгновенно среагировал: спазматически сжавшись, заурчал, а после вытолкал наружу все, что до этого в него попало. "Дьявол!" - выругавшись, Хеймитч сполз со стула на пол, облокотившись спиной о стену. В голове маленький оркестр наигрывал похоронный марш, в душе точно кошки нагадили. Чужеродное, пугающее одиночество, размахиваясь, со всей силы било прямо в сердце своим увесистым, костлявым кулаком. "Погано. И никого нет. Вот они, серые будни ментора. Делай добро этим "деткам", спасай их, а в ответ "умойся"! Зашел бы кто-нибудь, что ли. Хотя... Им не до меня, у них же свадьба, мать ее через туды!" Откинув со лба грязные, проспиртованные волосы, Хеймитч закрыл глаза; лицо исказилось от боли. Она, ноющая, сосущая, противно вгрызалась в сердце, вытягивая последние силы. В окно скреблась кривой, узловатой "лапой" низкорослая, уже давно облетевшая, яблоня. Черные тени, перетекая, теряясь и обманывая друг друга, наползали, обволакивали дом со всех сторон. Резкий порыв ветра распахнул окно, легким касанием погасив свечу, единственный источник света в этом хаосе. - Прекрасно! Смачно выругавшись, Эбернети пополз к тумбочке, на которой стояла свеча. Врезавшись в прочную, дубовую дверцу головой, Хеймитч понял, что двигался в правильном направлении. Зажечь свечу оказалось делом непростым, поскольку спичка в коробке осталась одна, и та сломанная. С горем пополам, подпалив не только пальцы, но и левую штанину, ему удалось вернуть в дом некое подобие освещения. В дверь постучали. "Вот гостей мне только не хватало! Когда нужно, никто не идет, когда нет, то так и норовят проверить, жив ли я еще или уже преставился, наконец". Чертыхаясь, Хеймитч поплелся открывать дверь, но лишь с той целью, чтоб поскорее отделаться от нежданного визитера. Резко распахнув объятия донельзя неуютного дома, он скороговоркой, с закрытыми глазами затараторил: - Извините, дома никого нет, хозяин умер, растворился, замерз, сгинул, спился, все, что Вашей душе угодно! Гостей не принимает!!! И от души размахнувшись, захлопнул дверь, после чего щелкнул ржавым замком. Дыхание сбилось, казалось, что внутри образовался воздушный пузырь, мешавший нормально вдохнуть. - Хеймитч? У тебя все хорошо? - послышался знакомый, хрустально-прозрачный голос "огненной пташки". Воздушный шар лопнул, заполняя легкие углекислым газом. Дышать стало еще труднее. Прислушавшись, Эбернети старательно отгонял мысль, что это и правда Китнисс пришла к нему. Сама, а не по приказу "идеального мальчика" или "разукрашенного маффина". - Хеймитч... Послышалось легкое постукивание ноготков по шершавой поверхности. Шумно выдохнув, мужчина вновь открыл дверь, недовольно хмурясь. Сердитая морщинка залегла между бровей. Облако сшибающего перегара, обдало Китнисс, от чего она, слегка поморщившись, закашлялась. - Ты что-то хотела, солнышко? - Я, ну, я... - Ясно. Входи. Развернувшись, Хеймитч медленно, пританцовывая на ходу, направился в комнату, вернул перевёрнутое кресло в привычное положение и сел, закинув ногу на ногу. - Внимаю. Китнисс, зашла не сразу, прежде надышавшись свежим воздухом. Кислый, едкий запах затхлого помещения резал глаза. По щеке скатилась непроизвольная слеза. - Боже, ты когда-нибудь проветриваешь дом, а? - занудным, учительским тоном проныла революционерка. - Ты пришла, чтоб это спросить? Можешь катиться к черту со своими советами, а мне и так хорошо. - Грубо. - Ну, как умею. - Хеймитч, что ты творишь? Ты стал пить в два раза больше и чаще! По капитолийским врачам соскучился? - Слушай, девочка, - резко встав, он налетел на нее, припечатав к стене, - не тебе меня учить, забыла, кто твой ментор? Мне кажется, или это я? На секунду он замолчал, уловив в ее взгляде не отвращение, нет, а страх. "Она меня боится?" - истерически взвизгнуло уязвленное подсознание. Вздохнув, он аккуратно, словно боялся сломать ее хрупкое тельце, прижал к себе. - Прости, солнышко. День неудачный. - Хеймитч, я пришла поговорить. - Хорошо, давай. - Можно я открою окно? - Нет, стой!! Но было поздно. Девушка, резко дернув за ручку, распахнула ставни. Холодный ветер ворвался в комнату, бандитски сметая все на своем пути. Полупустая бутылка, стоявшая на краю стола, с жутким грохотом упала на пол, разлетаясь на тысячу кусочков. Несчастная свечка вновь погасла, противно прошипев что-то на прощание. - Китнисс, черт тебя подери! - Я тут при чем?! - А мне, знаешь ли, и с закрытым окном было неплохо!!! - Ты невыносим!!! - Не больше тебя!!! Стараясь не споткнуться, Китнисс стала пробираться к выходу. Она шла сюда, чтоб поговорить с ним, найти поддержку того, кто так до ужаса был похож на нее саму. Цинна как-то сказал, что Хеймитч - это алкоголь, острый язык, безбашенность и тонна сарказма. Однако она видела кое-что еще: доброе, чистое, восприимчивое сердце, зарубцованное тысячами ушедших жизней ее предшественников, таких же глупых и неопытных трибутов. Что-то странное происходило с ней, когда она наблюдала, как он думает, прикидывает в голове одну идею на другую, сращивает план действий, который спасет и ее, и его, а еще заодно полдюжины людей, за которых она была в ответе. Китнисс отчетливо понимала, что он именно тот, кого хотела бы видеть рядом с собой. Надежный, хитрый, умный и, что скрывать, привлекательный. Его необычная внешность, хрипловатый голос, насмешливый взгляд, курьезно сдобренные притягательной харизмой, делали из "ментора-алкоголика" довольно интересную мишень. Глядя на Пита, Китнисс хотелось взвыть от скуки, аж скулы сводило, такой правильный и милый он был. Она не хотела за него замуж, но ее мнения, как всегда, никто не спрашивал. Выслеживая на вчерашней охоте старую олениху, она не без труда загнала ее в тупик, а когда взглянула в серые, бездонные глаза, то отчетливо поняла, что ее так же "приперли к стенке", как и это бедное создание. Охота оказалась неудачной, она вернулась без добычи, но в голове зародилась, сформировалась и окончательно затвердела безумная идея. Ей настолько надоели эти глупые препирания со всем миром, когда она кричит, а ее не слышат, что назад поворачивать совершенно не хотелось. Неловко развернувшись, Китнисс с разгона врезалась в безмолвно замершего Хеймитча. Голубые, с вкраплением серого, глаза удивленно сверкнули, а заинтересованный взгляд скользнул вдоль овала ее лица, шеи, груди. "Какая же она, черт побери, красивая! Кто бы мог подумать... СТОП...старый придурок, разогнался! Так-так, пони и радуга, пони и радуга! Пони... Радуга... Пони... Грудь... Да емае! Кажется, она что-то говорит?" - А? Что? - Ты совсем меня не слушал? - Солнышко, я сейчас вообще слабо соображаю, так что давай лучше... Схватив властным движением Хеймитча за воротник, Китнисс недвусмысленно прижала его к стене, впиваясь несмелым, но целенаправленным поцелуем в его губы. Охренев в конец, мужчина сначала стоял, как вкопанный, удивленно таращась на самозабвенные старания неопытной девчонки соблазнить его, потом, когда мозги вернулись из отпуска, отпрянул от нее, сжав трепыхающееся тельце в руках. - Ты с ума сошла? Что ты творишь? У тебя завтра, как бы сказала Эффи, "важный-преважный день", а ты... а и... Да стой ты спокойно! Уймись! - Хеймитч, я... - Давай-ка, успокоимся для начала. Сядь. А теперь объясни, что это было? Тяжело вздохнув, Китнисс покосилась в сторону окна, на улице пошел снег, становилось холодно, но этот холод ее не пугал. Пылающее от стыда лицо и разгоряченная душа согревали лучше любого теплого пледа. Полуразбитые часы в углу пробили двенадцать.