Что делает тебя оружием

Они ему не сыновья и никогда ими не будут. Ричард даже не знает, заметил ли Джимми тот тихий, покровительственный тон Ротштейна, те лёгкие прикосновения. Да если бы и заметил, всё равно не был бы против, потому что всегда искал отца взамен собственного монстра, у Ричарда же отец по-прежнему работал на ферме в Винсконсине. Каждый раз, когда Ротштейн отводит их в сторону, называет «своими» мальчиками, как Лучиано и Лански, Ричард всё больше скучает по мистеру Томпсону. Наки не из тех хозяев, на которых приятно работать – его соколиный взор пригвождает к месту словно как бабочку (как что-то необычное, нуждающееся в изучении), но лучше так, чем требовательная вежливость Ротштейна. Прирождённого коллекционера. Ему нравится неотёсанность Лучиано, медленно воспламеняющийся гнев Лански, густая боль Джимми. Родштейн смотрит на них, как на оружие, которое стоит создать, выковать, заточить о его сталь. И по какой-то неведомой причине решает, Ричард очередной надломленный мальчик, которого можно отшлифовать в очередной меч. Только вот Ричард – пистолет. Смертельный, точный, грубый. Совсем не такой, каким бы хотел его видеть Aрнольд Ротштейн. Ричард ждёт, Ричард наблюдает. Позволяет Джимми опуститься на колени перед мужчиной, владеющим всем Нью-Йорком, и получить отпущение грехов, которых не сосчитать. Желание просыпается в Ричарде, когда он видит, как Ротштейн держит Джимми, как прижимает губы к его шее и велит им обоим вести себя хорошо, но Ричард не перед кем не ходит на задних лапах. Лишь подходит к дивану и высвобождает свой член, ведь Джимми молит. Ричард знает, другу нужно забыться и не может отказать ему в разрядке. Он запускает Джимми руку в волосы и смотрит вниз на Родштейна, потому что это как раз, что любит этот мафиози. Ослушание. Потом Ротштейн будет смотреть и ждать, пока Ричард приведёт в порядок друга. Пока прикоснётся к трясущимся мускулам Джимми, обещая быть здесь, когда тот проснётся. Ротштейн передаст ему листочек бумажки, где написано новое задание и не отвернётся, когда Ричард, вернувшись, будет чистить свою одежду от крови. Стоя в дверном проёме, вытирая тщательно тряпкой, и не забудет отполировать железную маску. Ричард молчит, да Ротштейн и не требует слов. Меж ними теперь хрупкое спокойствие. И единственное, что просит Ричард – так это благодарность. Словом. Прикосновением. Кивком. В конце концов, «спасибо» короля – единственное, что нужно солдату.