Комиссарские будни

Убийцы, по опыту Рихарда, делились на две категории: одни после поимки отмалчивались, другие – объясняли. С первыми было легче: факты, в конце концов, вещь упрямая, и свидетельствуют они красноречивее слов. А вторые как будто искали сочувствия, – и эти разговоры Рихард в глубине души ненавидел. «Вы ведь понимаете меня?» Сколько раз доводилось ему слышать этот вопрос – как финальный аккорд, последнюю оправдательную попытку? Раздражённо, заискивающе, жалостливо, – эта фраза звучала с разными интонациями, но не становилась менее мерзкой. «Понять и простить» – это было что-то из бытовых аксиом христианского милосердия. Вроде как очень по-человечески правильно, но Рихард никогда не мог переступить в себе отвращения к тем, кто так яростно взывал к его пониманию. Хотя, казалось бы, кому, как не ему, приходилось убивать – в перестрелках не всегда оставались варианты. После первого трупа – погоня была долгой, он застиг преступника на крыше, тот оступился и сверзнулся с высоты пятого этажа; даже не от пули, запаниковав от звука выстрела, – его отпаивал Макс, молча и как-то без лишнего сочувствия. Рихард даже зачем-то сходил на похороны, но там, на могиле убийцы (его жертвой оказалась слишком внимательная коллега; удушение, жуткое зрелище) всё возвращался к делу и всё никак не мог понять этого человека, которого, в общем-то, сам отправил в могилу. Это было не просто, не сложно, это было противоестественно – но, пожалуй, логично. Было ли это заслуженно, Рихард не знал, но Макс, который в обычное время не отличался особой религиозностью, почему-то на это напоминал о воздаянии и предначертанности. На кладбища Рихард больше без необходимости не ходил, а к проникновенным тирадам «вы же меня понимаете» стал относиться с почти не скрываемым цинизмом. – Понимать – это не моя привилегия, – ответил он как-то на мольбу очередного неудавшегося наследника, уставшего ждать кончины старой тётушки, – а я просто делаю свою работу.