Этот мир так хорош за секунду до взрыва

Тихо застучали собственные каблуки, разрывая мёртвую тишину. Хром подобрала юбки вечернего платья, стараясь не опускать глаз, чтобы не видеть забрызганный кровью подол. Она поднималась по лестнице вслед за Гокудерой, глядя ему в спину. Напряжённую спину. Тянулась в воздухе стремительно тающая дорожка серого дыма. Хром цеплялась за этот запах, бьющий в нос, запах крепких сигарет, стремясь удержаться в ускользающей реальности. Вдыхать аромат табака, смотреть на Гокудеру, идя позади, но не видеть крови и не видеть циферблата часов, тонким серебристым ремешком охватывающих запястье. Гокудера остановился на втором этаже, бросил окурок себе под ноги, и потянулся за новой сигаретой. Хром вновь втянула носом запах дыма, хотя пробовать этот дым на вкус не хотелось. Слишком много горечи, чтобы чувствовать её ещё и во рту. Толкнув дверь, Гокудера прошёл в зал и встал рядом с входом, жадно затягиваясь. Хром прошла следом и наконец выпустила из рук ткань платья, тут же почувствовав, как вспотели ладони. Хотелось бы отнестись к этому равнодушно, спокойно, отстранённо, с достоинством. Не получалось – сердце билось, отдаваясь эхом во вмиг опустевшей голове. Хром осмотрелась. Да, несомненно, здесь лучше, чем внизу. Приятнее. Здесь нет трупов, нет луж крови, нет остекленевших глаз, слепо уставившихся в серость потолка. Хром видела тела мёртвых людей и ранее, случалось и лишать жизни тех, кто дышал. Но никогда ранее она не оказывалась посреди такого моря крови и не чувствовала на губах вкус смерти. Да, у неё тоже имеется свой вкус. Мягкий ковёр глушил звуки шагов, и Хром бесшумно прошлась по залу, остановившись у древнего проигрывателя пластинок. Кто они, где они, зачем они?.. Эти вопросы крутятся в голове, бессмысленные, имеющие свои чёткие ответы, но почему-то не исчезающие, словно эти ответы были неверными. Кто они? Люди? Убийцы? Верные подчинённые? Друзья? Просто пепел во времени? Скоро они станут этим пеплом. Времени всё меньше. Можно суетиться, плакать, бегать по особняку, заламывать в страхе руки, причитая: «Ну где же ты, где, найдись!», и умереть с криком, застрявшим в горле. А можно спокойно коснуться стены, запечатлевая в себе её шероховатости, можно обернуться и посмотреть на Гокудеру, забирая с собой память о необычном серебре его волос. Можно раскинуть руки и закружиться по залу, следуя зову музыки тишины. Хром поймала на себе взгляд Гокудеры, и замерла на месте, перестав кружиться. В зеленовато-серых глазах вспыхнула искорка удивления. Затянувшись последний раз, Гокудера не глядя отшвырнул окурок и подошёл к низкой тумбе. Нагнулся, рассматривая множество пластинок – реликт для нынешнего времени. Бережно достав одну из них, он положил пластинку на проигрыватель, аккуратно подвёл иглу к самому краю. Из колонок полилась музыка - хрустальные переливы фортепиано. Они словно брали за руки, невесомо касаясь запястий, и вели вперёд, заставляя двигаться. Где они? В доме, который скоро взлетит на воздух? В мире, которого нет? Да, пожалуй. Мир на грани жизни и того, что за чертой по имени Смерть. Гокудера влился в танец удивительно мягко и плавно - Хром и позабыла, что танцевала одна мгновение назад. Её пальцы легли на чужие плечи, талия ощутила сильные руки, сейчас вдруг показавшиеся надёжным щитом. Не от смерти – от страха, тянущего свои кривые когти к душе, чтобы порвать её на мелкие части и заставить захлебнуться в волнах паники. Выхода нет – они проверили все двери. Попытались разбить окна, наверняка запечатанные снаружи чужим пламенем. Вылезти через крышу. Попытались выполнить своё задание и остановить бег гибели. Безысходность болезненно вгрызалась в сердце. И страшно дышать. Сделаешь вдох – и уже не успеешь выдохнуть. Страшно делать новый шаг, опасаясь уже никогда более не коснуться пола. Страшно моргнуть, боясь больше не открыть глаз. Но мир растворялся в музыке. Хром и Гокудера вальсировали по залу со спокойной отрешённостью, стараясь казаться сильными и невозмутимыми. Друг для друга и для себя. Ведь спокойнее смотреть в глаза, лишённые страха. Только сильнее ударил в нос запах сигарет, когда Хром придвинулась ближе. Никаких тесных объятий, только невесомые касания тел и контакт глаз. И повисшее в воздухе желание уйти не с тем самым вкусом смерти, а со вкусом жизни. Рука Гокудеры соскользнула с талии, прошлась по обнажённой руке, едва касаясь кожи кончиками пальцев. От этого движения по телу прошла мимолётная дрожь; собственные пальцы с готовностью легли в чуть грубоватую ладонь. Вкус жизни – как много могло им стать. Вкус кофе по утрам? Вкус отвратительных лекарств, отгоняющих болезнь? Вкус свежего ветра? Вкус капель дождя? Вкус чужих губ? Хром прикрыла глаза, чувствуя, как щёк коснулось тёплое, горькое от аромата сигарет дыхание. А ещё... Уши резанул оглушительный взрыв, волной прокатившийся откуда-то снизу, должно быть, из самой бездны. Огненной бездны, обнявшей их обоих.