part of me

Бросив мимолётный взгляд на собственные ладони, Чонин отметил, что они заметно дрожат: пальцы нервно сцеплены вместе, кожа посинела на морозе. Синоптики предупреждали о возможном похолодании, поэтому Чонин опрометчиво поступил, решив, что просидит всё нужное время на улице. К слову, с того дня и поцелуя прошло трое суток, и Сехуна он всё это время не видел, предупредив, что будет занят на отцовской работе. В связи с этим он частенько наведывался в родительский дом, который был весь в ажиотаже, потому что, разумеется, мама всё рассказала отцу и похвасталась фотографиями. Надо ли говорить, что теперь они оба желали лично и в семейной обстановке познакомиться с Сехуном? Но всё это как-то отходило на второй план, потому что внутри Чонина поселилось сильное волнение. С головой погрузившись в работу, о нём как-то и не вспоминаешь, но когда реальность встала фактом перед глазами — не увернёшься. Волнение заключалось в том, что Чонин запутался. Впервые не столько в собственной жизни, сколько в самом себе и собственных чувствах. Он с опозданием оборачивался назад, и сам не понимал, как так вышло, что эта идеальная картинка выпала из его рук, став чем-то непонятным, колеблющимися на гранях каких-то странных взаимоотношений. Иными словами, вся его ложь внезапно стала походить на правду. Не то, чтобы совсем. Но чем дольше он думал, тем больше ощущал в себе странное притяжение и ощущение, что вполне может посмотреть на Сехуна, как на нечто большее, чем просто новый друг, спасающий его кривую картинку жизни. И это заставляло нервничать, потому что было слишком резко, слишком внезапно и кардинально вразрез планам и принципам, взращиваемых лет так с шестнадцати. И что самое глобальное — он совершенно не знал, как теперь себя вести. То ли сделать вид, что ничего не было и вернуться к устоям, либо же пустить всё на самотек, который вполне предсказуемо закончится. Чонин сидел в узкой аллее между двумя домами где-то в центре города, прячась от улиц за сухими и ещё не расцветшими ветками деревьев. Скосив взгляд вбок, он заметил выбегающего по зебре перехода Сехуна, который стремительно приближался к его лавочке. Сам он был весь запыхавшийся, шарф полностью развязался, болтаясь на шее под дуновением усилившегося ветра, а нос и щёки покрылись морозным румянцем. Притормозив возле мужчины, Сехун шумно и устало выдохнул, опираясь ладонями о колени и переводя дыхание. — Прости, — сбившимся голосом выдавил он, — на работе задержали. Ты, наверное, замёрз? — Нет, — буркнул Чонин, как-то нервно подскакивая со скамьи. — Замёрз тут скорее ты. — Ошибаешься. Я пробежался и теперь мне жарко, — Сехун тихонько рассмеялся, щуря глаза, а затем заметил какое-то странное состояние Чонина и тут же нахмурился. — Всё в порядке? — Да, конечно! То есть, не совсем, — засуетился Чонин, чувствуя себя идиотом, не знающим куда пристроить руки. — Я имею ввиду… — Тот случай три дня назад, верно? — понимающе и мягко улыбнулся Сехун, закончив предложение за Чонина. — Всё в порядке. Я понимаю, то был такой момент. Так что не волнуйся, всё правда в порядке. — А, момент, да, всего лишь, — забормотал Чонин, пытаясь выдавить из себя улыбку, но та до противного выходила жалкой. — Куда мы сегодня? — Я тут вспомнил, как ты рассказывал о том, как любишь гулять по городу без конкретной цели, и решил, что сегодня мы погуляем также, — ответил Сехун, делая вид, что не замечает состояния Чонина. — Пойдем, а то совсем окоченеешь. — Но мне не холодно, — ворчит Чонин, позволяя Сехуну подхватить себя под локоть и повести вдоль аллеи до следующей пешеходной зебры. Там они дошли до остановки небольших трамвайчиков, курсирующих по центру, и сели на вскоре подошедший, почти пустой. Грузный транспорт медленно катился, громко постукивая о рельсы, а Чонин с Сехуном примостились в задней его части возле окна. — Всё-таки ты замёрз, — заметил Сехун, разглядывая посиневшие пальцы мужчины. А потом без какого-либо подтекста начал растирать ледяные руки в своих, создавая теплое трение. Незаметно смутившись, Чонин лишь буркнул: «Спасибо», расслабившись на чуть жестковатом сидении и прикрыв усталые от бессонных ночей глаза. — Если честно, я готов кататься на нём кругами, — нарушил тишину Чонин, когда пальцы уже прилично согрелись в чужих ладонях, несколько обреченно вздохнув. — Кругами? — переспросил Сехун, обеспокоенно цепляя боковым зрением лицо мужчины. — Ты не в порядке. — Я в порядке, не начинай. — Был бы в порядке, улыбался бы. — Сехун, тебе ли не знать, что я угрюмый человек по жизни и улыбка — это не про меня. — Нет, я уже достаточно за тобой понаблюдал. Будь ты в порядке, ты бы улыбался больше, не выглядел таким усталым и забитым. — Мои флюиды меланхолии распространились и на тебя? — усмехнулся Чонин. — Ты тоже перестал улыбаться, особенно сравнивая с прежним временем. — Но сейчас-то мы не обо мне, — ворчит Сехун, нахмурив брови. — Может тогда не стоило затевать сегодня эти прогулки? По-моему, тебе больше хочется побыть одному и взаперти. — Откуда тебе знать, — дёрнулся Чонин, раздражённо окинув омегу взглядом. Сехун тактично промолчал, поджав нижнюю губу. Чонин понял, что его снова заносит на оборотах, и попридержал язык, уткнувшись взглядом в противоположную от парня точку. Сехун последовал его примеру, вперив остекленевший взгляд в окно, на проезжающие мимо пейзажи города. А затем заткнул одно ухо наушником, касаясь лбом холодного стекла и погружаясь в ритмы грустной песни. Внимание Чонина привлёк как раз шум из наушника, который так и остался болтаться на шее парня. Поразмыслив, что изображать из себя двух надувшихся индюков — не дело, он легонько коснулся ладонью плеча Сехуна, привлекая внимание, а второй беря белый наушник. — Можно? — только и спросил Чонин у повернувшегося к нему обратно Сехуну. И, получив разрешение, вслед за парнем погрузился в тихий, такой же меланхоличный, как его состояние, музыкальный трек, который лился не торопясь на умеренной громкости, будто успокаивая шторм внутри. — Прости, — обронил Чонин, как бы невзначай. — Ничего страшного, — голос Сехуна вновь смягчается до привычной нежности, и это заставляет, хоть и совершенно не заметно, но уголки губ мужчины улыбчиво вздрогнуть. — Просто сейчас состояние такое… Я чувствую, что я прогибаюсь. Прогибаюсь очень сильно, готовый вот-вот сломаться, чего мне не хочется конкретно так, — с усталым вздохом пояснил он, вновь ощущая тепло чужой ладони на своей в знак поддержки. — И насчет того, что ты сказал. Я запутался. Понимаю лишь одно — я не хочу оставаться сейчас в одиночестве. Но и не знаю, что делать со всей ситуацией, которая совершенно точно вышла из-под контроля. Лично для меня. Сехун ненадолго замолчал, с особой осторожностью переваривая слова мужчины и воспринимая всё так, чтобы не ошибиться и не сделать впоследствии никому больно. — Знаешь что? Я сам ничего не знаю, но предлагаю одно — поехали на ночной сеанс в кино? Ты не хочешь оставаться один? Не вопрос, я ведь обещал быть рядом. — В кино? — удивился Чонин, слегка оборачиваясь боком к Сехуну и вопросительно глядя тому в глаза. — Именно, — расплылся в улыбке Сехун, довольно хлопая в ладоши. — Но ведь сейчас всего лишь семь вечера. — Ну а что нам мешает, например, побродить по всяким магазинчикам, забегаловкам и купить билеты не на один сеанс? — улыбка Сехуна расползалась всё шире и шире, от того как всё точнее прорисовывалось в его голове. — Действительно, — добродушно фыркнул Чонин, легонько хлопая Сехуна по подставленной ладони, и резко вскакивая с сидения — чтобы выйти и пройтись пешком. Оставшиеся часы до ночного сеанса кино прошли для Чонина будто в сонной дымке, в которой он отчетливо помнил лишь искренний и громкий смех Сехуна, который вдруг начал вести себя, как ребенок, крутясь перед мужчиной и вскрикивая на каждую вещь или заведение, которые завлекали его. Эта ребячливость уже не отталкивала его, только заражая импульсами хорошего настроения, отгоняя липкие тени депрессии подальше. В час ночи они уселись подальше в почти полупустом кинозале, неуклюже нацепив на себя 3D очки с огромными запасами попкорна. Фильм был молодежной комедией, отчего парочка решила вести себя в такт, в самые смешные моменты швыряясь друг в друга едой, сдавленно смеясь в кулак и ведя себя, как малыши из детского сада. В какой-то момент Сехун просто уткнулся носом в плечо Чонину, едва сдерживаясь, чтобы не захрюкать от смеха. — Уже четвертый час ночи, между тем, — бодрым голосом заявил Чонин, когда они, пошатываясь, выкатились из кинотеатра. — И ты хочешь спать, да, — подтвердил Сехун. — Осталось решить ребус, как мне отсюда доехать до общаги, которая точно закрыта, — омега рассмеялся, вдыхая морозный воздух ночи. — А общага далеко отсюда? — Ну, достаточно. Транспорт для меня тут только такси. — Тогда, может, переночуешь у меня? — Эй, интим не предлагать! — рассмеялся Сехун, пиная рукой Чонина по плечу. — Что вы, сэр, я не той породы, — в тон посмеялся Чонин, но потом более серьёзно продолжил. — Моя квартирка не так далеко отсюда, можем и пешком минут за двадцать добраться. Ничего страшного, ведь я тоже должен иногда тебе помогать, а то мой долг перед тобой растет в геометрической прогрессии. — Если я не помешаю, тогда хорошо, — улыбнулся Сехун, направляясь вслед за мужчиной в сторону его дома. Двадцать минут ходьбы растянулись на все полчаса, потому что на каждом метре возникал новый шуточный спор или секундная игра «поймай другого и задай компрометирующий вопрос». Но на подходе к своей многоэтажке, Чонин начал нервничать. По факту, в его этой квартирке были только он сам и его мать, в тот самый раз, когда она воспользовалась копией ключа. А теперь из лифта с ним выходит Сехун, человек, который, казалось бы, совершенно посторонний. Чонину хотелось бы спросить самого себя: «Какого чёрта ты делаешь?», но он всё также, не подавая виду, подшучивая, открывает дверь, пропуская парня в ночную тень квартирки. Его затворнической каморки, в которой он оставлял и скапливал все свои депрессии и апатии. — Уютно, — заметил Сехун, круча головой из стороны в сторону. — Правда, бардак, — прыснул чуть после, пройдя следом на кухню. — Отстаньте все со своим бардаком. Он стимулирует мне вдохновение. — На что? — Не знаю, на мысли, — отмахнулся Чонин, небрежно скидывая пальто на плечики вешалки, которая висела на крючках стены в прихожей. — Ты голоден? Сехун находил эту ситуацию неожиданной, но какой-то по-мазохистски по отношению к себе правильной. Вот так вот торчать на чужой кухне в совершенно нелюдимой квартире (а Сехун был в этом уверен), и разговаривать с Чонином на таком языке через стенки. — Есть немного. — Тогда, может, закажем на дом? Ибо мой холодильник стоит там только для украшения, — прикрикнул Чонин, и не дожидаясь ответа пошел в комнату, разыскивая под завалами журналов телефон и брошюрку круглосуточной забегаловки, работающий на заказ. Через секунду Сехун тоже оказался в спальне, снисходительно отводя взгляд от перевёрнутого одеяла на кровати. Внимательный взгляд сразу зацепился за игровую приставку, дорогой лэптоп на столе и неприметный, строгий интерьер — рай для минималиста. — Ты садись, — бросил Чонин, обернувшись на секунду и указав рукой на пол, а сам развернулся обратно, наконец, дозвонившись и оформив заказ. — Да, у меня не убрано, и это типичная холостяцкая квартира придурка, который до сих пор не вышел из детства. Что тебя не устраивает?! Сехун заливисто рассмеялся, чуть не опрокинувшись спиной на пол, но вовремя ухватился за простыню кровати, стоящей подле. Чонин обидчиво швырнул в него декоративную подушку и расчистил площадку между ними, чтобы туда можно было без проблем поставить огромную коробку с пиццей. Так как заказ не заставил себя долго ждать, парни уже вовсю наслаждались теплым тестом с острой начинкой и снова рьяно что-то обсуждали. — Кстати, где весь твой запас книг? — удивился Сехун, не заметив никаких стопок твёрдых переплетов, о которых рассказывал Чонин. — А, я переоборудовал кладовку в мини-библиотеку, — кивнув в сторону той самой двери, Чонин безразлично пожал плечами. — Будешь пиво? — спросил он. — Никогда его не пробовал, — признался Сехун. — А хочешь? — Сомнительное дельце, — хмыкнул Сехун, но руку за банкой протянул, когда Чонин вернулся из кухни. — Как правило, в пять ночи с банкой пива завязывается какой-нибудь серьёзный разговор, где-нибудь между псевдофилософией или выяснением отношений, — начал Чонин, сразу привлекая внимание Сехуна. — Я думаю, нам всё-таки нужно более подробно поговорить друг с другом, нежели чем при всех в парке. — Я не спорю, но прекрати хмуриться, — кивнул Сехун, приподнимая банку вверх с миловидным выражением лица и делая первый глоток. — Мне выглядеть клоуном, когда я начну говорить о том, что происходит с нами и что мы оба, а не кто-то там, должны делать? — Ну тебя, — со смешком отмахнулся Сехун. Но, возможно, Чонин догадывался, что такое поведение Сехуна не случайно. Будто тот пытается смягчить края сложного и серьёзного разговора, изображая из себя саму непосредственность, которая ему не то чтобы была свойственна. — Будем откровенны. Мы запутались оба, ведь так? — Чонин получил утвердительный знак головой от Сехуна. — Поэтому, будем распутываться вместе. Я не буду врать, что всё это время моя жизнь напоминала мне кошмар. Возможно, для тебя это преувеличение, но ни тогда, ни сейчас мне так не казалось. В итоге я вырос такой вот агрессивной скотиной, которой в душу не кричи — дай кому испоганить мировоззрение и впечатление о себе. С тобой этот трюк не сработал, и, более того, кошмар по мере течения времени перестал быть таковым. Я даже могу назвать эти дни лучшими за последнее время, которое я осознанно помню. Однако моя маленькая ложь… Сехун понимающе закивал головой, поджав коленки к себе, внимательно слушая мужчину. Ему было действительно интересно, потому что своё отношение и подход, хоть и кратко, но он высказал — и если понадобится, повторит ещё тысячу раз. — Я часто задумывался…Точнее сказать, в последнее время я об этом почти и думал. Ты омега, я альфа — всё тут вроде понятно без слов и прочей мозговой деятельности, которую я тут развожу. Мне комфортно с тобой, и я не буду отрицать, что я думал о тебе, не как о друге. Плюс давление сверху от родителей — и передо мной идеальный вариант развития событий. Однако в этой картинке всё равно что-то не сходится. И, наверное, проблема в нашем изначальном отношении друг к другу. Я не чувствую тут любви. Но и прекрасно помню твои слова о том, что пока не попробуешь — никогда не узнаешь, сделал ли ты правильный выбор или нет. — И к чему конкретному ты сейчас клонишь? — подтолкнул Сехун Чонина, когда тот ненадолго замолк. — К тому, что, наверное, стоит попробовать начать с самого начала и уже с изначально другим настроем. По сути, есть два варианта развития событий: мы делаем вид, что ничего не происходило и не происходит, оставаясь в этом непонятном состоянии друзей, которых все воспринимают за пару, либо мы пытаемся построить друг к другу мост. И я хочу выбрать второй вариант, потому что… Чем дольше я с тобой, тем сильнее у меня ощущение, что ты будишь меня от моего бесконечного ночного кошмара. Если понаблюдать, то можно было заметить, что Чонин явно нервничал, толкая эту речь, и это волнение не успокаивала даже вторая банка пива. Во время разговора, он старался отводить взгляд от Сехуна, подсознательно боясь посмотреть ему в глаза. Но закончив, он осторожно поднял взгляд и с облегчением заметил нежную улыбку на лице парня, без той отстраненной беззаботности, которую он наблюдал в самом начале. Эта была совершенно иная улыбка, адресованная дорогому и важному человеку. Сехун сидел, обхватив колени руками, слегка склонив голову в бок — и в такой сложившейся пополам позе выглядел каким-то излишне родным для человека, который только-только, считай, ступил на дорогу чониновской жизни. — Так ты… — Ты знаешь мой ответ, — тихо ответил Сехун. — Я уже тебе сказал его, заочно, ещё тогда в парке. Я твоя маленькая птичка, которая опоздала с вестями о Рождестве, приземлившись на твой подоконник. Птичка привязалась сама, поэтому она не улетит, а понадеяться на такое — непозволительная роскошь, которая, однако, постигла её. — Опять твои высокопарные слова, — хмыкнул Чонин. — Я не знаю, как отблагодарить тебя за то, что ты просто есть. Неважно, кто ты и кем для меня приходишься — твоя помощь и присутствие бесценны. — Твои эти слова и являются лучшей благодарностью, — улыбнулся Сехун, распрямляя затёкшие ноги. — Знаешь что? — Ну? — Поехали завтра за город? Там есть один дом, в котором я часто ночевал, когда хотел сбежать из-под гнета родителей. Я попрошу Бэкхёна подменить меня на смене в четверг и пятницу, и тогда сможем пробыть там три дня. Тебе там понравится, — пообещал Сехун. — Как тебе? — Звучит и правда здорово, но… как мы туда поедем? — У тебя права есть? — Есть, но машины нет. — Ну, это не проблема, — хмыкнул Сехун. — Проснёмся и поедем. В этом вся прелесть таких внезапных побегов куда-то далеко от родных мест, особенно когда ты с кем-то. — Это действительно неожиданно. — Может быть и так. Но я знаю, как сильно ты хочешь сбежать от жизни. — Чего нельзя сказать обо мне. Я до сих пор знаю о тебе всё по крупицам фактов. — Ну вот и узнаешь. Лучшего места, чтобы узнать меня и не найти. — Тогда порешили, — довольно хлопнул в ладоши Чонин, поднимаясь с пола и помогая Сехуну подняться. — Как проснемся, так и поедем. — Но… — неловко запнувшись, затормозил Сехун. — Что? — Где я буду спать? Вопрос застал Чонина в секундный ступор, однако долго он не думал, указав ладонью на кровать перед ним. Сехун деловито искривил брови, вновь отсылая снисходительную улыбочку, но в этот раз ничего не ответил. — Обещаю не приставать, — хохотнул тот, расправляя спутавшееся одним большим колтуном одеяло. — Начнём с малого. — По-моему, наоборот, начнём с большего, ибо это уже такой жирный шаг мимо всех пунктов, которые можно вообразить. — Ну мы же странные люди, нам простительно, — Чонин иронично пожимает плечами и, ничуть не смущаясь, сдёргивает футболку со спины. — А у тебя есть в чём спать? А то в рубашке как-то негуманно. — Да, сейчас, — Чонин отошел к комоду, вытаскивая оттуда серую просторную футболку с каким-то вырвиглазным принтом и протягивая её Сехуну. — Спасибо… — рассмотрев рисунок, Сехун вновь промолчал, разворачиваясь спиной и переодеваясь в футболку, длиной доходящей ему аж до середины бедра. — Ну ты прямо сорочку мне выдал, — посмеялся он. — Ты чем-то недоволен? — О, нет, меня всё устраивает. И только очутившись под одним одеялом, Сехуну захотелось с головой зарыться в подушку от неловкости и смущения. Чонин лежал под боком и открыто смеялся, по виду наслаждаясь ситуацией, что отчаянно вгоняло в краску. — Думаю, не стоит говорить, что не смущайся меня, пожалуйста? — Это сложно, — признался Сехун, разворачиваясь на бок, лицом к Чонину. — Я до сих пор ещё не свыкся с мыслью, что мы решили подвинуть столбик наших взаимоотношений куда-то дальше недодрузей. — Ну, я думаю, времени у нас предостаточно. Мне и самому странно. В этой квартире кроме тебя и моей матери никого не было, а сейчас я просто лежу и думаю, что всё это нормально, будто ты торчал тут неделями ранее. — И как мне это воспринимать? — Как хочешь, — улыбнулся Чонин, также укладываясь поудобнее. — Кстати, после этой ночёвки моя кровать будет вонять детством. — Почему это? — удивился Сехун. — Потому что в детстве я часто жил у деда на яблочных плантациях. Там росло много зелёных яблок, и заснуть где-нибудь под деревьями — это было святое. — Ну да, зато я сейчас лежу в никотиновой зависимости, — фыркнул Сехун, поддерживая тему запахов. — Ну извините, блин. Зато это знак, с кем ты связался. Который ты мило проигнорировал. — Мой отец курил, как паровоз, так что мне не привыкать к запаху табака, — улыбнулся Сехун. — Мы будем спать вообще? — Деликатный вопрос. — К черту тебя, — Сехун скрылся с головой под одеялом, совершенно перестав ощущать разницу в возрасте, на что Чонин с крайне коварным выражением лица запустил руки под одеяло, находя тело Сехуна и мучая безжалостной щекоткой. — Чонин, прекрати, — завопил Сехун из-под одеяла, извиваясь змеёй, пытаясь спастись от вездесущих рук. — В самом деле! — откинув одеяло, он подскочил на кровати, возмущённо таращась на беспардонное выражение лица Чонина. — Ложись, — успокоившись, Чонин потянул его обратно на подушку. — Можно тебя обнять? — Я уже говорил, не спрашивай об этом. Хочешь обнять — обнимай. — А если я захочу чего-то другого, тоже могу не спрашивать? Вопрос вогнал Сехуна в еле заметную краску, заставив Чонина чуть слышно рассмеяться. Затем он выключил светильник, но вместо того, чтобы поудобнее укладываться на подушке и проваливаться в сон, вновь запустил руки под одеяло, притягивая тонкое тело парня ближе к себе и обнимая за талию. — В этот раз я, кажется, наконец, смогу уснуть без проблем, — пробормотал он, с прикрытыми глазами находя чуть дрожащие губы Сехуна. Рука с талии переместилась на шею, проводя пару электрических токов по чувствительно-тонкой коже, но Сехун не стал убегать, отвечая на поцелуй. Голова вмиг стала какой-то тяжёлой, а сердце забилось так, будто готово было пробить грудную клетку до синяков. Слышавший это всё Чонин, лишь усмехнулся в поцелуй, после разорвав его, и вновь опустив руки на талию. — Доброй ночи, — прошептал он, — или, точнее утра, — тихий смешок, обдающий теплым дыханием, и, уткнувшись лбом о чужой, Чонин позволил уставшему организму провалиться в затяжной сон, тесно обняв чужое и живое тело, согревающее получше любого одеяла.