How do I look?

Буш сидит на капитанской койке и рассеянно рассматривает дверной косяк, в то время как в соседней комнате капитан Горацио Хорнблауэр натягивает штаны, совершенно не стесняясь своей наготы. Да и Буш ее не стесняется, но все же не хочет, чтобы его поймали на пристальном и жадном разглядывании чужой поясницы. И тех двух ямочек в районе крестца. Горацио подхватывает две рубахи и выходит к Бушу, демонстрирует их: - Мистер Буш, как вы полагаете, в какой из них у меня больше шансов сойти за простого рыболова? Бушу очень не нравится его сумасбродная идея отправиться на берег вместе с этим чертовым Котаром, ему, если честно, вообще не нравится идея отпускать его куда-то, но капитан из них двоих, увы - или слава Богу? - не он. Да и Буш прекрасно знает, что ужаснейшие идеи Горацио обычно оборачиваются самыми сногсшибательными триумфами. Обычно. - По-моему, они практически одинаковые, - выносит вердикт Уильям и потом, поколебавшись, добавляет: - сэр. - Ну как же, - горячо возражает тот и подходит совсем вплотную, тряся этими половыми тряпками особой ветхости: - неужели не видно, насколько они отличаются?.. Буш смотрит на левую тряпку, на голый живот капитана, на правую, чуть более грязного оттенка, и в итоге выбирает самого капитана. Чувствуя, что тот действительно пытливо ждет его ответа, он с легким вздохом прикрывает глаза и, чуть подавшись вперед, мягко целует его в живот, не вставая с койки. Горацио смешно дергается от неожиданности и от прикосновения холодного носа, а потом, когда тот утыкается в него лбом - от того, что черные ресницы Буша щекочут ему кожу. - Мистер Буш, - пытается возмутиться он, но выходит неожиданно хрипло, как у пропоицы-боцмана, и он оставляет жалкие попытки сопротивления. Рубашки падают куда-то на пол, а он своими паучьими пальцами обхватывает его затылок, прижимая к себе чуть крепче. - Вы же не волнуетесь за меня, мистер Буш? - негромко и напряженно спрашивает он. - Как я могу, сэр, - тихо говорит тот, и его полушепот переплетается с тягучими стонами корабля. Единственные два вида музыки, которое способно воспринимать нечуткое ухо Горацио. Уильям вдруг обхватывает его за пояс, сдвигается вбок и роняет Горацио на жесткую койку. Тот растерянно глядит на него своими черными глазами с бледного лица. Но встать не пытается. - Мистер Буш, майор Котар наверняка уже ждет меня, - слабо возражает он. - Десять минут в данном случае ничего не решают, сэр, - отметает Буш все возражения и идет проверить, точно ли заперта дверь. - Да и, я уверен, что мсье Котар знает, что на свидания положено опаздывать, так что, - он возвращается к койке, - как джентльмен, подождет вас, сэр. Уильям опускается на кровать, и его рука ложится на бледную грудь Горацио. - Свидание? Лейтенант, вы намекаете, что я содомит? - Горацио натягивает свою любимую маску равнодушия и прекрасно разыгрывает возмущение. - Это, знаете ли, - Буш наклоняется и снова целует его в живот, - очень, - в ключицу, - серьезное, - в другую ключицу, - обвинение, - в шею. - Что вы, капитан, как я смею, - говорит Уильям и ставит ему багровый засос на шее (боже храни высокие воротники офицерского обмундирования), на всякий случай зажимая ему ладонью рыбьи раскрытый блядский рот. Горацио умеет беззвучно терпеть боль, пытки и унижения, но совершенно теряется при получении удовольствия и рвано дышит, как изрешеченный снарядами шлюп. Бедный недолюбленный мальчик, Бушу хочется дать ему все то упущенное им, и еще, сверх меры, и это желание настолько сильно, что он закрывает глаза, чтобы их так не щипало. Жалость, нежность, преданность и похоть - не лучший коктейль офицерских чувств к своему начальству. Но иногда Буш готов кончить просто от того, что в этой запертой комнате капитан перестает быть высшей инстанцией. Тот на полчаса за целые сутки сбрасывает свои бесконечные слои защиты, демонстрируя бешеное мальчишеское доверие, которое Буш никогда, никогда, никогда не подвергает испытанию. Он мог бы быть безоговорочно главным, но он по-прежнему придерживается своего пронзительного обожания, позволяющего ему быть более опытным, но - не старшим. А Горацио никогда не спрашивает, откуда у него такая уверенность во всех движениях и такое спокойствие. Он не хочет этого знать. Единственное, что он знает - что широкие теплые ладони Буша, покоящиеся на его спине, дарят ему бесконечное чувство защищенности от всех невзгод мира. Поэтому он позволяет Уильяму расстегнуть свои штаны и скользнуть рукой внутрь, и только слегка покусывает зажимающую ему рот ладонь, но скорее от нетерпения, чем от недовольства несвоевременностью. Потому что оба понимают, что любой раз - как последний. Оба понимают и никогда не скажут этого вслух, только в конце будут целоваться так горько, словно оба знают, что больше никогда не увидятся. Ни в этой жизни, ни в следующей.