Жить - больно.

Почему никто не сказал мне, что жить – больно? Так сложно было сказать мне об этом, предупредить, перед тем, как я начну взрослеть? Разные люди рассказывали мне о разной боли, я по-разному воспринимала и слушала их истории. Лишь недавно некоторые из этих историй и воспоминаний стали складываться в какую-то цепочку. Я пишу это, слеза медленно скатывается по щеке, сердце бьётся так, что каждое его сокращение отдаётся болью. Уже такой знакомой и предвещающей некую пустоту на следующее утро. Ну вот, на футболке теперь мокрое пятно. Маленький паучок свисает с потолка на невидимой ниточке. Давно он не приходил. В сентябре, кажется, в последний раз. Я сижу на кухонном диване, а он находится на уровне глаз, если бы я стояла в этот момент. Не знаю почему, я подула в его сторону. Через секунды две он немного отлетел на своей ниточке и слегка поднялся наверх. Я подула ещё раз, сильнее. Паучок снова отлетел и подтянулся к потолку. Всё повторилось и в третий раз, после чего паук оказался в нескольких сантиметрах от белой и шершавой поверхности потолка. Я опустила взгляд на стол. Пульт от телевизора, мобильник, лак для ногтей, тарелка, на ней ложка, рядом на скатерти ещё одна, нож, деньги, таблетки, цветок… Когда-то он ел этими ложками, когда-то он ел из этой тарелки и резал этим ножом. Папа. Когда-то они с мамой ещё не были разведены. За стеной послышались чьи-то голоса и всхлипы. У соседей в квартире кто-то плачет. Через несколько минут дочь и её пожилая мама откровенно скандалили. Слова трудно разобрать, но тут, видимо, пришла внучка «пожилой мамы» и закричала своим писклявым голоском: -Мама! Ругань прекратилась. Стало жалко эту девочку. Семилетняя Маша в жизни постоянно видела только бедность и ссоры родных. Ей тоже никто не сказал, что вся жизнь – боль. Море боли, волны которого то накатывают, накрывая с головой, то отступают, дарую возможность набрать в лёгкие кислорода и попытаться ухватиться за спасательный круг, брошенный кем-то в это море. Паук спустился ещё ниже, чем пять минут назад. Я легонечко на него подула, наблюдая, как он лишь чуть-чуть покачнулся. Зачем я это делаю?.. У него есть имя. -Гоша… - выдохнула я, смотря на миниатюрное черное создание. Гошик, Гошенька, Гошка, дружок. Благодаря ему я знаю, что дома всегда не одна. Интересно, а испытывают ли пауки боль? Не исключено. Обращался ли кто-нибудь к пауку только затем, чтобы сказать ему: жить – больно? Нет. Кто-нибудь рассказывал своим детям, что чувствовала пара родителей, когда узнала, что у них будет ребёнок? Кто-нибудь из них рассказывал правду, без умолчания о каких-то фактах, о страхе, о переживаниях, может, даже о боли? Возможно. Мой папа живёт теперь в другом городе. На эти осенние каникулы я поехала к нему. Прямо сразу же, в последний учебный день, первого ноября. Собирать вещи я начала ещё за неделю. Нет, не потому, что я долго думаю что взять, и не потому, что мне надо много вещей. Я просто хотела, чтобы поскорее настал тот день, когда я, наконец, к нему поеду. И он настал. Каникулы оказались испорчены не только из-за родственников папиной жены (которую я уважаю, у нас хорошие отношения), благодаря которым я уже около полугода ненавижу детей. Причем, чем дети меньше, тем больше я их ненавижу. Это вообще как-то странно и неправильно. Усугубил обстоятельства один инцидент. Однажды вечером, ужиная за столом втроём (первый ужин с папой и Аней (женой) без её детей и внуков за все каникулы), мы употребляли алкоголь. Само сознание этого было уникальным, каким-то невероятным, такого ведь никогда раньше не было. Хотя всё и шло поначалу хорошо, глухое чувство тревоги не давало расслабиться. Слишком долго будет описывать все события, тогда произошедшие. Слишком много людей участвовали в истории того вечера, слишком много было тихих слов, сказанных друг другу за столом или наедине, слишком личными были те слова, а оттого приносящими боль. Слишком шумными были действия далеко за полночь, слишком… Слишком! Папа, наверно, под действием алкоголя, повернулся ко мне и спросил: -Ты хочешь знать историю своего рождения? Нет, не хочу, потому что ты расскажешь мне правду! -Давай. -Твоё рождение тогда никому не принесло радости… Дальнейшее не столь важно. Первым делом я ухватилось за слово «тогда» и подумала – а сейчас? Сейчас оно приносит кому-то радость?! Слёзы трудно было сдерживать. Но я сумела нацепить непробиваемый покер фейс, и слушала дальше. «…никому не принесло радости…» - эти слова плотно засели в голове. Они никак не забываются. Да и как такое забыть?! -…Слушай дальше. В мой день рождения, одиннадцатого января, я много выпил. Твоя мама была огорчена этим, мы крупно поругались. В порыве эмоций она сказала, что беременна. Она не хотела этого ребёнка, говорила об аборте. -Почему? – убитым голосом, побелевшими от напряжения губами спросила я. -Потому что она не верила мне. Ну да. Но только через ещё десять лет брака поняла окончательно, что счастливой жизни не построит… Почему никто не сказал, что настоящая боль придёт только после нескольких лет их развода? Почему никто не сказал, что в пятнадцать лет каждый день будет приносить какую-то боль? Почему никто не сказал, что так страшно будет видеть сны о папе, о маме? Почему никто не предупредил, что после каждой ночи, проведённой у окна в ожидании рассвета, я буду всё больше превращаться в подобие человека? Почему никто не рассказывал, как больно жить, сидя на таблетках, чтобы не сходить с ума? Почему никто не сказал, что жизнь не будет казаться болью, только когда выпьешь и выкуришь сигарету? Почему никто не сказал, что будет так больно после (даже позитивного) телефонного разговора с папой или с бабушкой – его мамой? Почему никто не сказал, как больно признаваться в своих терзаниях и слезах на бумаге, и тем более говоря об этом вслух?! Почему никто не сказал, что больно быть взрослой? Почему никто не сказал мне, что жить – больно?!