| Часть 3 |
XII Он уехал. Прощания не было, короткие часы сна, торопливое одевание, расчёт у трактирщика – и длинношеий страус умчал его в клубах дорожной пыли обратно в лес. В голове невидимые крохотные мастера стучали молотами о наковальни, высекали снопы искр, гнули и выравнивали грубые булатные полосы, превращая в острые мечи. Эти мечи, раскалённые от кузнечных мехов, пронзали изнутри. И стоило очень большого труда не кричать криком, в котором слышалось лишь одно слово. Одно проклятое, почти ненавидимое имя. — А если он не вернётся? Никогда не вернётся... С тяжелейшим вздохом Ксавьер облачился в охотничий костюм, собрал все оставшиеся припасы в большой кожаный мешок, любезно предоставленный бездонным сундуком, и отправился отбиваться от Пивного Брюха, собравшегося, очевидно, дважды нагреть руки на рассеянных постояльцах. Узнает в новоявленном тонкокостном егере белокурую девицу в парче или не узнает? Зеркала, даже мутного (из дешёвого олова), на постоялом дворе не было, чтобы прикинуть результаты перевоплощения. — Добрый день, сэр, чем могу... — тут в скрипучих мозгах Кнута не сошлись в показаниях какие-то внешние сигналы и он конкретно завис. Принц с улыбкой взирал на это с минуту, потом широко зевнул и прошёл мимо. Экипированная новым седлом, сытно накормленная и почищенная, словом, полностью подготовленная к поездке страусиха («Эмма», — прочитал Ксавьер на медальоне, свисавшем с ошейника) ждала его у задней стены курятника. Оседлать её труда не составило, как и прицепить по бокам на ремнях бутылки воды и контейнеры провизии. Правда, вещевой мешок некуда было пристроить, и Златовлас, недолго думая, зажал его между бёдер. Животное повиновалось после одного хлопка по гузке и понеслось мирной трусцой через двор. До самых ворот пограничной заставы путника никто не догнал и не окликнул. Но чуть дальше предстояло веселье посерьёзней – таможня. — Куда направляетесь? — из окошка высунулась лохматая голова. Мешки под глазами, нездоровый цвет лица и характерный запашок подсказывали, что государственный сотрудник давно не спал и ещё дольше не мылся. — В долину зелёных фей, — без запинки ответил Кси и слез со страусихи. — Что-то не могу припомнить на карте... — пробормотал таможенник, засунулся в окошко, пошелестел бумагами, снова высунулся и заспанно вылупился на шутника. — Уточните? — Помирать я еду! Болен я. Краснотопье будет моим последним пристанищем. С собой везу поминальные свечи, поминальный кекс, череп тётушки и её кал в баночке, чтобы на могиле разбить и землёй засыпать. Хочу, чтоб там уродились цветы, хорошие цветы, на жирном перегное, понимаете? — Э-э... кажется, да. — Проверять груз будете? — Кси непринуждённо помахал своим мешком. — Нет-нет, что вы! Тётушка, кекс, кал... Проезжайте. — Идиот, — миролюбиво прошептал принц и, страшно довольный, пересёк границу за поднятым сине-белым шлагбаумом. Солёное озеро, обнесённое высоким забором, осталось чуть в стороне. Первое время ландшафт как будто не изменился: узкая просёлочная дорога, лес по бокам, певчие птицы, прошлогодняя опавшая листва толстым ковровым слоем и легко взметающаяся в воздух серая пыль. Но постепенно лес поредел, птицы смолкли, пыль побурела, а ещё через километр пути – стала совершенно красной. Заросли пропали, чахлая пожелтевшая трава всё чаще сменялась голыми ржавыми проплешинами. Наконец перестала расти и трава. Перед всадником, одолевшим последний рубеж, открылась голая каменисто-песчаная равнина, ненавязчиво похожая на поверхность Марса. На совершенно оскудевшей почве как будто выступал иней, но, присмотревшись (и лизнув), Ксавьер обнаружил, что это обыкновенная соль. Иногда попадались целые колонии разросшихся розовато-белых кристаллов галита. Названия этого минерала Кси не знал, но невысокие каменные «кусты» пробудили в нём смутные младенческие воспоминания. Вдалеке, почти на пределе сощуренных глаз, виднелась тонкая белая дымка – горы. Но до них было не меньше недели пути. Вскоре горизонт потемнел, даже напрягая зрение до боли, Златовлас больше ничего не смог разглядеть. По самым щедрым прикидкам ночь укроет здесь всё звёздами через полчаса, следовало искать место для ночлега... Но где? Если вокруг лишь песок и каменная соль. В спустившихся сумерках Краснотопье словно обагрилось свежей кровью, но вот кровь остыла, свернулась и почернела. Ни один огонёк не зажёгся в давящей темноте и тишине. И всё же это был обман: равнина совершенно точно обитаема, её жители попрятались, может, и не в зловещем, но и не в дружелюбном ожидании. Они хотят знать, что дальше предпримет чужак. То ли он отчаянный храбрец, пробирающийся через пустыню в одиночку без оружия... а то ли дурак набитый. — Справимся, Эмма? — вопросил Принц в сухой воздух и отстегнул одну бутыль с питьевыми запасами. Страусиха вылакала три колпачка воды и затрясла крошечной головой. — Эх, старые дипломатические связи с баньши нам в помощь.* * *
— Что-нибудь видишь? Мальчика в дурацком платье, бегущего марафон страуса, кострище и остатки жаркого из страуса? Труп страуса на обочине? — Я не Джэк-Фонарь, Энджи, чтобы распознать в такой темени детали. Может, позвонишь ему и пригласишь на совместное прочёсывание местности? Пусть посветит своей тыковкой. — Шутка несмешная, потому что покрытие единственного мобильного оператора “Мордафон” имеется только в Дримленде. Да и краденый аппарат я оставил в корзине с крамом у Кси. Просто спустись пониже. — Но я и так в бреющем полёте, почище системы стелс, ни один радар не засёк бы... будь они уже изобретены, — Дэз недовольно взмахнул крыльями, входя в крутое пике. — Твой принц-страусофил точно не обогнал нас? Вы на почве общей любви к страусам познакомились и сблизились, признайся? — Отстань. И не вздумай позорить меня перед ним, когда наконец раззнакомишься. — Ну, я могу рассказать, как ты в четырёхлетнем возрасте весело бегал голяком вдоль речки, забрасывал купающихся песком и грязью, а потом мастерил себе из ракушек модное стикини. — Дэз! — А твоя мамашка упорно не замечала, как ты при этом привлекаешь внимание дамочек от пяти лет и старше своими более чем развитыми... — Дэз! — Каждая галантно старалась помочь тебе отойти в кустик, стоило тебе крикнуть на весь пляж «хочу пи-пи». — Чёрт, Дэз! Неужели ты шпионил за мной?! — А потом тебе стукнуло пять, ты сделался серьёзен, стыдлив и задумчив, бродил в забавных белых панталонах, они были великоваты, ты как бы незаметно подтягивал их, сползающие с попы, а дамы по-прежнему умирали, кто от жара, кто от умиления, и напрашивались тебе в подружки. — Признайся! Следил или не следил? — Так... приглядывал одним глазком. Я очень расстроился, когда мать сшила тебе красно-розовую шапочку, и обрадовался, потому что ты потоптал её и потребовал сине-голубую. Капризничал и не ел домашнюю еду, пока Катрина не связала новую. Она вязала её три ночи, потому что ни черта не умела орудовать спицами, и все три ночи... — ...ты подкармливал меня пирожками с капустой и грибами. Ох, Дэз, — Энджи трепетно припал к его шее. — Я многое забыл, слишком мал был. — Чуточку отвлеку от ностальгии, ладно? Мы сделали третий круг, развернувшись к границе в очередной раз, и я... кажется, заметил свет. И это не свечка Джэка-Фонаря, судя по всему. — Тормози! Приземляемся.* * *
Беда случилась у первого же крупного красного валуна. Он был размером с дом, неправильной формы, похожий на уродливый нос тролля. Поравнявшись с ним, Ксавьер вдруг потерял равновесие: страуса из-под него как будто выдернули – филигранно, не оторвав ни пёрышка, все мешки и бутылки разом осели в пыль, а сам Кси – плюхнулся на них сверху, смягчив тем самым собственное падение. — Эй, — позвал принц негромко, постаравшись унять дрожь в голосе. — Отдаю свои пожитки в обмен на свободный проезд. Переговоры? Мир? Дримленд? Членораздельного ответа не последовало. Зато за валуном кто-то пронзительно завыл. Содрогнувшись всем телом, Ксавьер заставил себя не закрывать уши (вой не утихал, прошибая до костей), поднялся на не слишком слушающиеся ноги и поковылял посмотреть, кому там было так плохо. Или хорошо. Едва он завернул за край тролль-камня, в небо взметнулись три колыхающихся по ветру призрака, вой чуточку уменьшил интенсивность, а на земле остался потрескивающий костерок с железным вертелом, на который целиком был насажен страус. Предельно мёртвый и замечательно ощипанный страус. — Ну и дела, — Ксавьер разинул рот. — Баньши ведь не едят! — А угощение не для баньши, — проревел кто-то совсем рядом, да таким утробным голосом, что принц повторно свалился, чуть не вывихнув себе лодыжку. Тролль-камень зашатался и начал расти, из-под земли полезло что-то, смутно напоминавшее очертаниями подбородок, затем толстая шея, покрытое мхом и трещинами тулово... В ужасе Кси сообразил, что валун, принятый им за огромный нос, и был носом. Носом древнего-древнего каменного тролля. — И п-почему же они так жалобно завыли? — пискнул он, даже не пробуя встать. — Оплакивают тебя, цыплёночок, — ласково ответил тролль, схватил вертел вместе с ещё полусырым страусом и отправил в рот, больше похожий на глубокую выгребную яму. Пожевал с хрустом, причмокнул, показывая слюнявый чёрный язык, и проглотил. Ксавьера затошнило, он панически схватился за свой рот. — Ты тоненький и сахарный, сладенький цыплёночек. Мне на десерт, вместо тянучек. Давно этой дорогой не шлёпали торговцы тянучками. Златовлас, всё ещё крепко обнимающий себя за рот, только глаза закатил и тоскливо замычал, вторя баньши.* * *
— Посадка отменяется! Там враг! Исполинский! Энджи, не спи! Что делать?! Командуй! Столкновение с землёй через пятнадцать секунд! — Почему опять я?! — Чёрный Берет в который раз тщетно всмотрелся вниз, но кроме слабого оранжевого огонька и каких-то быстро движущихся теней ничего не заметил. — Ты же Джинн! Сам придумай! Гномы, феи, крабы, пирожные... Чёрт! Делай манёвр! Крутой вираж! Пролети по касательной! — он всплеснул руками, забыв, что надо держаться. — Я вижу принца! Как схвачу – резко взмывай вверх! — А если не схватишь?! — Нет времени рассуждать! Ниже! Ниже! Максимальный крен влево! — Ты свалишься! — Насрать! — Я обдеру крыло! — Насрать! Давай, по касательной! Три метра до костра! И потом свечка! — Что?! — Вертикальный взлёт! — Но я не хренов самолёт! Их ещё не... — Насрать, сейчас им станешь! Deus vult¹! При взгляде со стороны Джинн и его спутник советовались и перекрикивались где-то в другом участке звёздного неба, потому что летели быстрее звука, и их собственный разговор не успел их догнать. Когда боевой клич лягушатно-имперских крестоносцев настиг ушей голодного тролля, пробившись сквозь душераздирающий вой баньши, белый как снег и почти такой же холодный Ксавьер благополучно повис на локте у своего спасителя. — Держу! Держу! — победно заорал Ангел, не помня себя, и обхватил королевскую добычу двумя руками, опять позабыв, что надо уцепиться за Дэза, чтобы не упасть. — Ноги-ноги-ноги! — Уже, — отозвался Дезерэтт, одним мощным взмахом крыльев взмывая вверх. Баньши, сообразив по обиженному рёву тролля о чудесном избавлении без пяти минут «десерта», наконец-то смолкли. — Но, насколько я понял по почти нулевой прибавке в весе, твой принц путешествует теперь налегке. Вернуться за багажом? — Если это не опасно, — Ангел оглянулся в сомнении. С виду до искомой границы было как до Аляски. — Мы уже набрали высоту. — Ерунда, кругом больше, кругом меньше. Мы их уже штук двадцать нарезали, от меня не убудет. — То есть ты не устаёшь? — Практически – нет. Эндж вздохнул, молча соглашаясь, и прижал к своей груди безжизненную голову Ксавьера. Но она как раз начала подавать признаки жизни, и не самые дружелюбные: принц сделал резкий вдох и больно пихнулся. — И это мне вместо «спасибо, что спас от верной смерти»? — Выпрямиться дай! — Златовлас не без удовольствия обнаружил себя сидящим на коленях у любимого бессердечного соблазнителя, громко фыркнул, приготовившись играть роль равнодушного недотроги, а потом как будто что-то заметил... что-то невероятное. И вытаращился. — Святая Сьюзи Сью, где ты взял дракона?! — Ты же потомок королей, невежливо так выражаться в присутствии гостей, — Энджи шикнул, старательно давя гримасу смеха. — Познакомься с Дезерэттом, великолепным и могучим, милым и несравненным. Ты сидишь сейчас не только на мне, но и на его широкой чешуйчатой спине. — Bienvenu, — коротко бросил Дэз по-имперски и сосредоточился на полёте. Не проронил больше ни слова до конца пути. — Но дракон... он дракон?! — Кси беспомощно схватился за первое, что попалось под руку – длинный роговой вырост. Они с Энджи сидели между двумя такими выростами, переходящими в шипы поближе к длинной, поблёскивающей розовым металлом, шее. Впереди виднелось ещё три шипа помельче. — Но как же, ты же мне говорил, что... — он задохнулся. — Поверить не могу, что это он позапрошлой ночью стучал на барабанах в «Отравленном яблоке». А ты... ты пел. Ты же пел? Мне всё это не приснилось? В сказочно-изумрудных глазах вдруг показались слёзы. Энджи обнял его ярко белеющее лицо в ладонях. Замер, не отрывая взгляда. Они смотрели друг на друга, сидя неподвижно, похожие на двух усталых притихших детей, а Дезерэтт летел, летел всё дальше на запад, изредка взмахивая громадными кожистыми крыльями. В когтях он зажал немудрёный скарб, подобранный в пыли на дороге: кожаный мешок на завязках-шнурках и новомодный пластиковый контейнер с провиантом. — Зябко, — Кси едва шевельнул посиневшими губами. — Только и делаешь, что мёрзнешь, — прошептал Ангел, расстегнул мундир и, преодолев лёгкое сопротивление, привлёк его к своей груди. Они перестали есть друг друга глазами, но чувство установившейся связи никуда не делось. Ксавьер волей-неволей припал к нему, обняв за плечи и ткнувшись холодным носом в щеку. — Ответь. — Да, я пел. А Дэз барабанил. Скоро... он вернётся в свой облик. — Он подпольный колдун? Или, — Кси смущённо кашлянул, — оборотень? — Скоро. Ты увидишь. Ты всё поймёшь.