Сила Трех

Бледное солнце поднималось из-за горизонта, накрывая город рассеянными лучами. Великий бог Один любил солнце, его сияние и то, как оно согревает и смертных, и богов. Но этот призрачный диск, еле просвечивающий из-за облаков, вселял в душу Одина тревогу. Хотя, конечно же, дело не в солнце. Там, в смертном мире, далеко внизу, пересеклись судьбы короля, воина-одиночки и рыцаря. С тех пор тревога не покидала Одина. Верная Фригг вышла к нему на балкон и остановилась рядом. — Ты по-прежнему думаешь, что это была неудачная идея? — спросил он, не оборачиваясь. — Вовсе нет. В том, что ты сделал, было больше жестокости, чем мудрости, но в итоге все обернулось к лучшему. Один воззрился на жену с удивлением. — Они ступили на тропу войны. Единственный неверный шаг — и они проиграют. Ошибка одного будет стоить жизни всем троим. И это — к лучшему? — Они действуют заодно, — Фригг положила руку ему на плечо. — Тор и Локи выдержат это испытание, я уверена. — А девочка? — Если она так умна, как о ней говорил Тор. Один заметил, что жена снова прищурилась. Она делала так всякий раз, когда речь заходила о Джейн Фостер, и его это не удивляло. Фригг — мать, а когда оба ее сына — и родной, и приемный — влюбились в одну смертную, правительница Асгарда места себе не находила. Они чуть не убили друг друга в поединке. Весы, удерживающие мир и покой Асгарда, пошатнулись, и Один был вынужден… был обязан… Но об этом все еще больно вспоминать. Один взял руку Фригг в свою и поцеловал. Нежность отразилась во взгляде женщины. — Что говорит Хеймдалл? — Король Генрих идет отвоевывать Лондон. Изабелле он поручил тайный ход, а Охотнику — уничтожить тварей в зачарованном лесу. Один одобрительно кивнул. Он поступил бы так же на месте Локи. Нет — Генриха. Его зовут Генрих, и он король. Возможно, лучший, чем мог стать Локи. Что до Охотника и Изабеллы… — Похоже, Тор и Джейн снова нашли друг друга, а Локи больше им не враг. Фригг подождала с ответом. Она вышла вперед, и солнце, уже освободившееся от облачной завесы, осветило ее всю: волосы цвета свежей пшеницы, мягкие черты лица, гладкие руки с медными браслетами на запястьях, струящееся шелковое платье. Она сама была солнцем, приносящим свет и тепло в жизнь Одина. Его сердце дрогнуло, а Фригг разомкнула губы и сказала: — Что-то остается неизменным. А что-то меняется очень сильно. *** Сначала они ехали вместе. Ветер был такой яростный, что приходилось закрываться плащом, и говорить не хотелось. Но странным образом молчание объединило Охотника и Изабеллу. Она улыбалась, и он — тоже, ей в ответ. Хотя он думал, что давно забыл, каково это — улыбаться женщине. Она была красивой, Эрик заметил это сразу. Потом словно забыл, а вновь увидел в Золотом Рыцаре женщину только у того костра, когда в ее глазах плясал огонь. Это был огонь мести и болезненных воспоминаний, но он что-то пробудил в Эрике, и его взгляд стал все чаще останавливаться на Изабелле. Приближалось время разделяться, и с каждой минутой Эрик становился все мрачнее. Мысли одолевали его — странные, непрошеные и никчемные. — Ты чего так невесел? — спросила Изабелла, поравнявшись с ним. «Я иду на смерть», — хотел сказать он, но сдержался. — Зачарованный лес убил мою сестру. На моем месте ты бы захотела возвращаться туда? — Ты боишься смерти? — Не смерти, а того, что после, — признался Эрик. Он не хотел этого: нельзя раскрывать душу перед малознакомым человеком. Однако слова полились сами собой. — Моя мать умерла, когда мне было десять. Я плохо помню ее. Отец говорил, как она любит меня и Аделаиду. Однажды я сказал: «Любила. Ведь мамы больше нет». Отец ответил, что это не так. «Она всегда будет с тобой», — сказал он. Я тогда не понял, а потом умер и отец. До гибели сестры я не задавался такими вопросами, но теперь меня страшит неведомое. Разве сестра может быть где-то еще, если ее тело в земле? Изабелла прикусила губу и, не говоря ни слова, вынула из седельной сумки флягу с водой. Сняла крышку — и жидкость медленно потекла на землю. — Когда-нибудь фляга придет в негодность, и ее выбросят. Может, еще раньше. Возможно, я потеряю ее в пути, — собеседница передернула плечом и продолжила очень серьезно: — Вода — совсем другое дело. Она напитает землю и в виде пара поднимется к небу. Она будет проливаться в этот мир дождем, бить градом и засыпать землю снегом. Потом — снова на небо, и это продолжается тысячи лет. Так и душа с телом. Эрик наклонил голову. Изабелла ушла вперед, унося с собой его страх и сомнения. На свету они ненадолго задержались, а затем испарились, как вода.