Маленький Город

В тот день я ушла с работы пораньше. Директор санатория просто подошел ко мне, положил руку на плечо и сказал: «Знаешь, иди-ка ты сегодня домой. Завтра доделаешь». Придя домой, я первым делом внимательно изучаю свое отражение в зеркале – неужели я так плохо выгляжу, что директор сам отправил меня домой? А ведь клумба к тому времени была оформлена меньше, чем наполовину! Но ничего особенно ужасного я не замечаю. Только щеки и лоб немного запачкались землей, а в целом все даже хорошо – ровный загар, щеки не впалые, глаза не поблекшие, как это обычно бывает, когда сильно устаешь. Я не устала, нет. В целом мне нравится то, чем я занимаюсь в Маленьком Городе. Мне предложили ухаживать за садом в городском санатории. Директор упорно называет это ландшафтным дизайном с тех пор, как узнал, что я – начинающий архитектор, но на самом деле работа заключается в том, чтобы просто поддерживать в относительном порядке весь тот растительный хаос, что царит между корпусами санатория. Вернее, формальная часть работы. А неформальная – в том, чтобы веселить постояльцев: разговорами или собственными воплями, если вдруг, скажем, поливалка повернется не в ту сторону. Я бы предпочла, конечно, чтобы меня все оставили в покое и дали просто покопаться в земле среди цветов и пчел, но я почему-то многим нравлюсь, в особенности детям в возрасте до десяти лет и бабушкам и дедушкам за семьдесят. -Сегодня опять с Кеем встречаешься? – загадочно, но вместе с тем иронично улыбается Старший Брат, заметив, как я придирчиво рассматриваю себя в зеркале. -Наверное... Эй, давай-ка убери это выражение лица! И не надо тут ни на что намекать! Старший Брат машет руками: -И в мыслях не было! – и исчезает в своей комнате, мурлыча под нос какую-то слащавую песенку. Вечно он чувствует себя уверенным в тех вещах, в которых я бесконечно сомневаюсь... Я смываю с лица и рук остатки земли, надеваю под привычные майку-шорты купальник, собираю сумку (карандаши и блокнот – обязательно!) и медленным шагом направляюсь к набережной. На часах – всего-то половина третьего дня, Кей наверняка еще спит. Будить его я не хочу, надо будет – сам позвонит. Мне кажется, что я плетусь как улитка, чуть ли не волоча по земле сумку и слушая какой-то неторопливый блюз. (Надо сказать, что блюз – идеальная музыка для такой жары, не зря же его придумали чернокожие!) Печальное, тягучее гитарное соло в одной из композиций B.B.King не успевает смениться вокальной партией, а я уже выхожу к Океану. Набережная относительно пуста – жизнь здесь просыпается только под вечер. В глаза мне бросается только загорелый мужчина неопределенного возрасте в зеленом форменном комбинезоне на голое тело. Он, пританцовывая, поливает из шланга розовый куст, и иногда в мелких брызгах появляется крохотная радуга. Деревянная скамейка напротив куста пустует, и я почти бегом направляюсь к ней, на ходу выбирая подходящий ракурс для зарисовки. Мужчина в комбинезоне не замечает меня, самозабвенно размахивая шлангом. Губы его чуть двигаются – он что-то напевает себе под нос, но мне с моей скамейки ничего не слышно – заглушает шум воды и хаотичное гитарное соло в наушниках. Карандаш уже готов коснуться бумаги, как вдруг я замечаю что-то намного более интересное, чем загорелый садовник. Чуть дальше, на чугунной изгороди, сразу за которой начинается полоса пляжей, сидит мальчик. По виду – школьник, скорее всего старшеклассник. Сидит, как воробушек, уцепившись ступнями в пляжных сандалиях за решетку изгороди и уставившись куда-то вдоль набережной. «Наверное, линия его взгляда пройдет как раз через точку схода», - машинально проносится в голове. Светлые волосы длиной почти до плеч блестят на солнце – они почти такие же светлые, как у Кея, но оттенок не такой серебристый, а чуть с желтизной. И видно с сантиметр темных отросших корней. (У Кея, кстати, корней никогда не видно. Как ему это удается, я понятия не имею. Иногда мне кажется, что этот цвет волос – натуральный, хотя остатки здравого смысла подсказывают мне, что не может быть в природе такого цвета). В отличие от многих в это время суток этот паренек не носит темные очки и щурит глаза так, что совершенно невозможно разглядеть ни их форму, ни цвет. Интересная линия губ – кажется, насчет такой формы у меня пунктик – изгиб верхней губы еще круче, чем у Кея. Но глаза, губы, овал лицо – это все потом. Начинать стоит с общих линий, ведь в первую очередь в глаза бросилась именно эта птичья поза. Тем более мальчик сидит почти неподвижно – просто подарок судьбы какой-то. Наполовину спрятавшись за розовый куст, искрящийся капельками воды, я раскрываю альбом и принимаюсь за очередной рисунок. Легкими линиями намечается чугунная решетка, контуры фигуры (в которых даже нет заметных грубых ошибок!), а мальчик все еще сидит неподвижно. Только ветер со стороны Океана слегка треплет блестящие светлые волосы. Интересно, кто же он все-таки? И что делает здесь? Ждет ли кого-то или просто занят своими сложными подростковыми раздумьями? Я очень хорошо помню, о чем думала и как рассуждала, будучи в том же возрасте, что и он. Если, конечно, я правильно определила его возраст. Сама того не замечая, я снова углубляюсь в детали. Ремешок сандалии уже почти прорисован, когда мальчик легко, будто совсем ничего не весит, соскальзывает с изгороди. В общем-то все как обычно – не получается у меня рисовать людей, оставаясь незамеченной. Только реагируют на это все по-разному. Кто-то продолжает позировать, как ни в чем не бывало, кто-то демонстративно уходит с вечным выражением «какого черта?!» на лице, а кто-то, снедаемый любопытством, идет посмотреть. Моя новая модель оказалась в третьем лагере. Нацепив на мордашку предельно скучающее выражение, он останавливается передо мной, и, чуть наклонившись, заглядывает в лист. Обычно после этого люди задают мне глупые вопросы вроде «о, ты художник?». Бывает, мне стоит титанических усилий, чтобы не съязвить и не спугнуть любопытную модель. Но этот светловолосый паренек молчит. Просто разглядывает лист в моем альбоме. Молчание затягивается, а мне становится сложно продолжать рисовать – воробьиная поза уже навсегда потеряна, а сделать снимок я забыла. -Привет, - решаю начать первой. – Я надеюсь, ты не против того, что я тут решила тебя запечатлеть без спроса? Мальчик еще несколько секунд буравит глазами рисунок. Наконец, касается тонким пальцем с коротко подстриженным ногтем ноги в сандалии, которую я только что разобрала до мельчайших подробностей. -Чересчур большая, тебе не кажется? А вот это было уже слишком! Я еще могу понять, когда замечания мне делает Кей, который почти всегда прав, но кто такой этот малолетний шпингалет, чтобы вот так внезапно давать мне уроки анатомии?! Я поднимаю глаза и улыбаюсь, чтобы слова прозвучали чуточку добрее. Но улыбка, наверное, выглядит так, будто я готова прямо сейчас расчленить и съесть этого несчастного подростка. -Нет, не кажется. Вторая нога в сокращении, поэтому эта естественно кажется больше нее! -Да не злись ты так, я просто спросил... – мальчик быстро-быстро моргает и заправляет за ухо прядь волос, которая так и норовит залезть ему в рот. Это выглядит так мило и забавно, что первый приступ гнева постепенно сходит на нет. -Хорошо, не буду злиться. Если не сложно, ты не мог бы сесть обратно? Мне осталось не так много, так что надолго я тебя не задержу. Мальчик пожимает плечами и возвращается к изгороди. После некоторых моих указаний он опять становится похож на одинокую птичку, сжавшуюся на ветке. -Как тебя зовут-то? – спрашиваю я его, прорисовывая вторую ногу. Теперь обе ноги вместе уже и мне кажутся какими-то непропорциональными друг другу. -Рен. На самом деле мне плевать, настоящее это имя или нет. Человек представляется так, как хочет, чтобы его называли – что же в этом плохого? Чтобы Рен не скучал, я развлекаю его разговорами – совсем как детей и стариков в санатории. За это время я узнаю, что он с самого рождения живет в Маленьком Городе (вот счастливый!..), что в следующем году он заканчивает школу, что любит хэви- и симфо-метал, что популярен среди девчонок, но среди них одни дуры и истерички, что родители хотят, чтобы он стал программистом, а он хочет играть на гитаре и путешествовать по миру. В общем, почти что я в старшей школе. Только метал я полюбила чуть позже – на первом курсе института. До этого мне больше нравился американских хард-рок восьмидесятых-девяностых. Взамен я рассказываю Рену о себе. Правда с чуть меньшей степенью откровенности – в силу нашей с ним разницы в возрасте. За это время я успеваю закончить с фигурой, одеждой и окружением и прошу Рена посидеть немного молча, потому что перехожу к лицу. Я как раз мучаюсь с губами – несмотря на любовь к этой форме, она никогда не выходит у меня с первого раза – когда тень от чьей-то головы падает на альбомный лист. -Привет! – голос у Кея – ну, кто же еще это мог быть? – какой-то подозрительно бодрый для этого времени суток. – Что рисуешь? -Не «что», а «кого». Смотри, какую прелесть я нашла себе сегодня, - указываю обратной стороной карандаша на Рена, который, к счастью, не услышал, как я его назвала. -А, изменяешь мне, значит, - смеется Кей. – Я-то думал, я – твоя единственная модель здесь... На Кее – солнечные очки-авиаторы и почему-то бандана. Ярко-фиолетовая с белым узором, и платиновые волосы, торчащие из-под нее, кажутся как бы естественным продолжением этого узора. Ловлю себя на мысли, что пора бы нарисовать что-нибудь декоративное. -Откуда бандана? Ты же вроде не носишь такое... -Тетушка Лу подарила, - широко улыбается Кей. Рен замечает, что я больше не рисую, спрыгивает с изгороди и подходит к нам. -Ты уже все что ли? Я прикрываю рукой недорисованное лицо, чтобы уберечь себя от нелестных комментариев. -Пока нет. Рен, познакомься, это Кей. Кей, это – Рен. -Ну, привет, еще одна жертва художественных издевательств, - парирует Кей, пожимая ладошку Рена. Мальчик слабо кивает в ответ. – Кстати, тут ребята сегодня прислали демку заглавной песни с нового альбома, могу дать послушать. Только никому ее не играйте и не пойте – релиз еще нескоро! -Обязательно спою и сыграю сегодня же в первом подвернувшемся караоке-баре. Но петь буду так фальшиво, что никто ничего не поймет, - я забираю у Кея телефон с наушниками. Один наушник оставляю себе, другой отдаю Рену. На фоне шума прибоя и крика вечно голодных чаек появляется мелодия. Мне нравится музыка, которую пишет Кей. Она бодрая, быстрая, энергичная и немного безумная – метал должен быть именно таким. Мне нравится голос их вокалиста – глубокий, бархатистый, часто срывающийся на скрим в конце строчек. Его, пожалуй, ни с кем невозможно перепутать в отличие от этих бесконечных похожих друг на друга мальчиков с темными челками из банальных коллективов, упорно считающих себя альтернативой. Я заслушиваюсь потрясающим гитарным соло и не сразу замечаю, что миндалевидные глаза Рена раскрываются все шире с каждой нотой. Теперь я могу разглядеть их цвет – они сизо-серые, как мокрый асфальт. -Это же они? Ну... Он называет группу Кея. Я никак не могу запомнить это, казалось бы, простое название из двух искореженных английских слов. А Рен внезапно знает. Кей вскидывает брови: -Ух ты. Ты нас знаешь? Кей известен в определенных кругах, но не очень популярен. Их музыка слишком необычна и неформатна, мало того, ребята – все еще инди. Так что его удивление вполне объяснимо. Гитарное соло растворяется в нарастающем к вечеру гомоне набережной. Я возвращаю телефон Кею. А Рен огромными – на пол-лица! – глазами глядит на Кея. -Конечно, знаю! Это же моя самая любимая группа! Я и на концерте был! Два раза! Откуда у тебя эта запись? Стой... погоди... Мы с Кеем переглядываемся. Ни у него, ни у меня не получается сдержать улыбки. Еще бы! Если бы я в пятнадцать-шестнадцать оказалась в подобной ситуации, я бы, наверное... Впрочем, черт знает, что бы со мной случилось. Кей снимает очки и бандану и от души улыбается Рену: -Та-да-а-а-а! Слушай, а ты классный. Я не ожидал, что нас и тут кто-то любит. Если бы я могла запечатлеть лицо Рена в тот момент – хоть как-нибудь - я бы смогла похвастаться, что сумела изобразить чистое, концентрированное счастье. Сложно представить, сколько признаний, откровений, комплиментов, вопросов выплескивается на Кея в следующие десять минут. Пока длится этот импровизированный meet-and-greet для двоих, я пытаюсь нарисовать лицо Рена по памяти и раздумываю о том, что было бы, если бы я знала Кея и его группу еще тогда, когда рисовала осенний парк в Большом Городе. Как бы я отреагировала, если бы любимый музыкант похвалил мой рисунок, а потом одолжил свой зонтик и оставил номер телефона (который я, кстати, тогда все-таки потеряла)? Я не нахожу ответа. Только краем уха слышу щебетание Рена, который еще несколько минут назад пытался казаться взрослым и серьезным. -Кстати, а почему «Кей»? – спрашивает, наконец, Рен. Кажется, он даже немного охрип. Кей медлит, и я решаю ответить вместо него: -Потому что вот так вот. На сцене он может быть кем угодно. Но в этом городе он – Кей. Кей хмурится. -Говоришь так, будто я твоя домашняя зверушка... Хомячок какой-нибудь. Рен недоверчиво переводит взгляд с Кея на меня и наоборот. -Так это – твоя девушка? -Вот еще! – выкрикиваем мы почти хором, и мне становится так смешно, что щеки сводит. -Нам и так нормально, - поспешно говорю я, отрываясь от рисования. -Сам посуди, зачем мы друг другу? – разглагольствует Кей. – У меня – туча фанаток. А это чудо-юдо, - кивает на меня, - вообще уже, наверное, года два как замужем, и периодически сбегает сюда от семейных обязанностей... Он не договаривает, потому что получает подзатыльник. Я не рассчитала силу – наверное, это было больно. Глажу Кея по голове поверх банданы вместо извинений. -Так что здесь мы только периодически встречаемся, ходим на пляж. Ну, и рисуем. Я – ее любимая модель, между прочим, - Кей нагло улыбается и с вожделением смотрит на Рена. -Кей, если ты сейчас не заткнешься, я тебя вечером утоплю! -Да у вас все серьезно, похоже, - Рен наконец-то подает голос, а в миндалевидных глазах к тому времени накапливается столько недоумения, что оно готово выплеснуться через край. – Да ладно, я не скажу никому... -Эй, а у тебя самого-то девушка есть? – Кей решает перейти в наступление – сегодня он явно в ударе. Рен качает головой и вздыхает. -Неа. Никто из моих знакомых девушек не любит вашу музыку. А я не могу встречаться с такой, которая слушает всякое популярное дерьмо! -Вот, слышала? – оборачивается ко мне Кей. – У человека принципы. А ты чуть что, сразу других рисуешь... Он чудом успевает увернуться от второго подзатыльника. -Я должна тебе сказать, что это у меня далеко не впервые! У меня это было и с Братиком, и с директором санатория, и с садовником с набережной! А тебе, по-моему, пора ударно поработать. Что-то ты слишком бодрый сегодня. Рен все это время смотрит на нас, и на идеальной формы губах проступает легкая невесомая полуулыбка. Что-что, а в эльфоподобии этот мальчик переплюнул Кея. Ненамного, но все-таки переплюнул. -Ты в жизни намного круче, чем на фотках и видео, - заключает он, глядя на Кея с нескрываемым обожанием. Кей даже смущается и опускает голову, как будто бы для того, чтобы поправить узел банданы на затылке, который и без того крепко держится... -Разве так много отличий?.. -Много. Поверь фанату со стажем. -Со стажем, говоришь... Слушай, - Кей легонько толкает меня в плечо, - если со стажем, то, может, возьмем его с нами на пляж сегодня? Пожимаю плечами: -Почему бы и нет? Рен, разумеется, сияет от счастья. И я почему-то тоже счастлива. ...По дороге домой в памяти всплывают яркие картинки сегодняшнего вечера. Кей и Рен. То, как они бегут в воду наперегонки. Их почти одинаковое телосложение и светлые волосы, блестящие в рыжих лучах закатного солнца... -Кей, - пихаю его в бок локтем, - это случайно не твой сын? Кей смотрит меня как на умалишенную. -Хочешь сказать, я стал отцом в четырнадцать? Нет уж, не надо! ...Нам приходится даже остановиться и облокотиться на каменный парапет набережной. Потому что, кажется, так мы не хохотали уже очень-очень давно.