Принц Уэльский

В конце пути Генриха снова усадили верхом, по узким горным тропам можно было передвигаться только вереницей по одному. До цели оставалось всего несколько часов езды, но все же пришлось остановиться на ночлег, и даже раньше, чем обычно. Продвигаться в сумерках по горным тропам было опасно. Зато здесь можно было почти не опасаться нежелательных встреч и не выставлять дозоры далеко от места ночлега. Эту часть гор англичане редко посещали. Здесь было значительно холоднее, чем в долине, да и ночь выдалась ветреная, поэтому Каред распорядился развести костер пожарче. Адэрин, весь вечер шнырявший по горам сам по себе, раздобыл к ужину двух кроликов, которых теперь поджаривал на огне. У Неда от запаха мяса слегка закружилась голова. Ему не хотелось чем-то одалживаться у братца Элинед, но кроме предложенного жаркого на ужин у него были только старые сухари и похожий на подошву кусок вяленой рыбы, а на утро не оставалось и этого. Он решил не привередничать. У всех настроение было приподнятое, опасности их миновали, а назавтра ожидало триумфальное возвращение в Сноудон. И даже Неду передалось против воли общее радостное возбуждение. Принц же, наоборот, казался совсем убитым горем. От еды он отказался, и хотя сидел совсем рядом с костром, все время вздрагивал, словно никак не мог согреться. Хотя, похоже, он просто смертельно устал. Его голова клонилась все ниже и ниже к коленям, наконец, он повалился на бок, сраженный сном. Но даже во сне продолжал слегка вздрагивать. Каред накрыл его плащом. Элинед нахмурилась. - Ты разве не собираешься его связывать как обычно? - спросила она. - Думаю, он и так пролежит до утра. Я поставлю часового. - Я все-таки свяжу ему ноги, - покачала головой Элинед и направилась к лежащему на земле принцу. Когда она уже почти склонилась над ним, конь ее вдруг предупреждающе зафыркал. Именно это ее и спасло. Элинед схватилась за рукоятку своего меча одновременно с принцем, и только поэтому ему не удалось выхватить его из ножен. Другой рукой он схватил Элинед за горло, но это уже ни к чему не привело, на него тут же набросились остальные, скрутили, оттащили от костра и привязали к дереву. Каким-то образом, пока никто не смотрел в его сторону, Генриху удалось спрятать в ладони несколько углей, еще пылавших, и пережечь ими веревку. Аромат жарящегося на костре мяса заглушил запах паленой пеньки. При этом Генрих жег и собственные руки, дрожа от боли, но не проронив ни звука. Если бы ему удалось завладеть мечом хотя бы на миг и сразить Элинед... Если бы он, пока никто не успел опомниться, скрылся бы в темноте... Здесь в горах, он смог бы укрыться так, что его не смогли бы найти сразу, и за ночь, возможно, ушел бы достаточно далеко. И кто знает, возможно, сумел бы добраться до ближайшей английской заставы раньше, чем преследователи до него. И если бы на месте Элинед был кто-то другой - скорее всего, так оно и вышло бы. Сама Элинед с трудом приходила в себя после пережитого. Сначала она была так поражена, что некоторое время не могла произнести ни слова. Но затем изумление сменилось яростью - холодной и тихой. - А ты все никак не угомонишься, - прошипела она. - Ладно, я найду способ тебя утихомирить… Она вернулась к костру и, бросив на угли свой нож, застыла неподвижно, скрестив руки на груди, наблюдая за тем, как раскаляется лезвие. Нед по-настоящему забеспокоился, эта сдержанность Элинед пугала его сильнее самого неистового буйства. Но ни он, ни Каред, ни кто-то еще не осмелились заговорить с ней, пока она стояла вот так, словно в оцепенении. Ее глаза, в которых плясали отсветы языков пламени, казалось, сверкали дьявольским светом. Наконец, Элинед подняла нож, подошла к Генриху и внимательно его оглядела. – Думаю, если я отрежу тебе ухо, для нашего господина ты ценности не потеряешь, - сказала она. Генрих несколько переменился в лице при этих словах, но продолжал смотреть прямо перед собой, даже не повернув головы в ее сторону, как будто она обращалась не к нему. - Я бы предпочла тебя ослепить, - произнесла Элинед, занося нож. - Выжечь тебе глаза. Чтобы ты впредь даже не мог знать, откуда придет новая боль, и когда она тебя настигнет… Чтобы не был готов ее выдержать… Чтобы сходил с ума от одного ожидания. О, поверь, это действует даже на самых строптивых! Нед уговаривал себя, что это только угрозы, чтобы запугать Генриха и заставить его смириться... Но вдруг понял - эта дикарка способна зайти очень далеко. И воплотить свои угрозы в действия. Наверно, Каред тоже об этом подумал, потому что подошел к Элинед и положил ей руку на плечо. - Не стоит, - сказал он мягко, зная, что его спокойный голос на Элинед иногда действует умиротворяюще. - Оставь его. Элинед замерла и опустила было руку, но Каред вдруг неосмотрительно добавил. - Он не раб, чтобы отрезать ему уши. - Не раб?! - вскричала Элинед. - Так кто он для вас, может, господин? Вы желаете почтительно с ним обходиться, служить ему? Как будто он благородный пленник, заслуживающий достойного обхождения, а не английский скот! Каред, семь лет назад, когда англичане разорили твой дом и убили твоих родных, ты считал иначе. И не останавливал меня, когда я выдавливала этим псам глаза, и отрезала им… Ты и сам потрошил их заживо и никому не оказывал снисхождения. Так чем он лучше остальных? Тем, что объявил себя принцем, похитив титул, принадлежащий нашему господину? Лорд Оуэн - потомок величайших государей, а его отец - король-ублюдок, взявший трон обманом! Даже их собственные рабы-англичане знают это! И он для меня худший из рабов, недостойный даже… - она запнулась, словно не в силах подобрать слова. - Недостойный даже того, чтобы ты марала свое оружие о его кровь, - примирительно сказал Каред. - А посему успокойся и предоставь лорду самолично решать его участь. Элинед вся тряслась от ненависти и злобы, однако Каред смотрел ей прямо в глаза и говорил по-прежнему спокойно, но очень твердо. Элинед подчинилась и опустила нож. Но все же обернулась к Генриху и крикнула ему. - Ты все еще ждешь, что с тобой будут обращаться как-то по-особому? Воображаешь себя принцем? Воином? Пленником? Забудь об этом. Ты не лучше любого из тех английских выродков, которых наши женщины когда-то скармливали свиньям! Кто-то может думать иначе… - она сверкнула взглядом на Неда. - Пусть. Я еще увижу, и очень скоро, как ты будешь вылизывать нам сапоги! Генрих, действительно, мало походил на принца в этот момент, добротная щегольская одежда стала похожа на отрепья, волосы свалялись от пота, губы потрескались, глаза ввалились. Все то время, что он провел в плену, он ни разу ни с кем не заговорил, не издал ни одного стона, даже не смотрел на своих похитителей, будто ниже его достоинства было замечать их. К постоянным насмешкам и тычкам Элинед оставался безучастным. И вот впервые поднял голову и посмотрел на нее. Без вызова, презрения или гнева. Но и без страха или мольбы. Этот спокойный, полный печального достоинства взор на мгновение смутил Элинед. Но бешенство, клокотавшее в ней, так и рвалось наружу. Отойдя на несколько шагов, она внезапно развернулась и метнула в сторону Генриха нож, который вонзился в дерево в какой-то паре дюймов от его лица. Нед не выдержал. - Ополоумела? - рявкнул он на нее. Элинед будто того и ждала. - Тебя так заботит его судьба? - прищурилась она. - Странно, что ты так о нем печешься. Она перевела взгляд с лица Неда на его грудь. Словно могла видеть крест, который он носил под курткой. - Это то, что называют христианским милосердием? Или ты так привык считать его своим господином? «Я просто успел его узнать, - чуть не вырвалось у Неда. - Достаточно для того, чтобы понимать, какой участи он заслуживает, а от какой я постараюсь его уберечь». Но вслух он этого, разумеется, не сказал. - Я поклялся лорду Маредиду, что доставлю его целым и невредимым, - сказал он вместо этого. - Ему, а не тебе. И клятву свою собираюсь сдержать. После этого пусть он отдает его тебе на расправу, слова не скажу. - Еще бы не скажешь, - глаза Элинед злобно сузились. - А если я попрошу помочь мне? Нед стиснул зубы. - Палачеством я заниматься не буду, - сказал он, наконец. - Вот как ты это называешь? Что ж, будь по-твоему. Но если тебе придется выбирать, на чьем месте оказаться… Если судьба приведет в застенок, кто знает… Что ты выберешь? - Я солдат, - ответил Нед с бешено колотящимся сердцем. Теперь было задето и его самолюбие. - Я людей не пытаю. - А я пытаю, - вдруг подал голос Каред. - И я тоже солдат. Я выполню любой приказ своего лорда. И тебе придется. Если он прикажет - ты подчинишься. И в этом нет ничего постыдного. И честь твоя не пострадает. - А я не солдат, - сказала Элинед внезапно спокойно. - Я не подчиняюсь приказам. Я выполняю их, только если сама того желаю. Постыдное - это отступить от задуманного. И я не знаю вашей мужской чести… Честь - это отомстить. Заставить заплатить за содеянное. И он заплатит. Я подожду. После этого разговора она словно забыла о Генрихе. Даже не следила за ним, как прежде. Как будто и мысли не допускала о том, что он может сбежать. Он, возможно, попытался бы снова. Но на горизонте уже вздымалась вершина Ир Видвы, «столпа», высочайшей из гор Уэльса, которую англичане нарекли Сноудоном. С каждым часом она приближалась, притягивая взгляды. Генрих тоже смотрел на нее, с застывшим в глазах отчаянием. Элинед и Адэрин снова умчались вперед, но уже не разведывать путь - здесь он был безопасен, но возвестить об их прибытии в цитадель Глендауэра. Нед, в очередной раз обернувшись на принца, увидел плотно сплетенные пальцы рук, полузакрытые глаза на спокойном серьезном лице, чуть склоненную голову и понял, что Генрих молится. Значит, понимает, что надежды больше нет и спастись не удастся. *** Только тогда Нед осознал до конца, что наделал. Еще вчера он не мог до конца поверить в то, что ему удалось погубить принца. Еще вчера все это казалось какой-то шуткой, игрой, сном. Генрих не мог погибнуть, просто не мог. Бог не мог допустить, чтобы его любимец попал в руки врагов, он должен был, как и раньше, сотворить чудо и спасти его. Но этого не произошло, и Нед чувствовал себя обманутым. И только теперь подумал о том, что ждет Генриха, что ждет их обоих. Это было непредставимо. Этого нельзя было допустить. Если Бог забыл о своем самом верном слуге, значит, это дело Неда - сделать его работу и спасти своего господина... Да, теперь он уже не сомневался, кто его истинный господин. Он еще мог все изменить. Пусть он один против четырех, но он может застать их врасплох, может освободить Генриха от пут и дать ему меч. И тогда, возможно… Он знал, как принц будет биться свою свободу, и знал, что он сумеет ее отстоять. Но мог ли он поступить так? Предать, теперь уж окончательно, своих соотечественников и друзей? Нед заколебался, мучительно ища ответа и в очередной раз - знака свыше. «Посмотри на меня, - подумал он, борясь с отчаянием. - Хотя бы в последний раз посмотри на меня. Посмотри с ненавистью, с презрением, с отвращением. Плюнь мне в лицо, но дай знать, что ты еще знаешь о моем существовании. Не может быть, чтобы ты ничего не чувствовал и не помнил. Как будто ничего не было. Или на самом деле не было, и эти два года я только грезил? Но раз так, ты заслуживаешь всего, что бы с тобой ни сделали. И почему меня должно заботить, простишь ли ты меня когда-нибудь? Это я тебя не прощаю! И все же, пусть я тебе не нужен ни в жизни, ни в смерти, это не отменяет того, что ты мне нужен. Для того, что если не жить рядом с тобой, то хоть умереть за тебя». Он почти решился. Почти. Но когда он уже совсем было отважился осуществить задуманное, увидел, что им навстречу движется вооруженный отряд, возглавляемый Элинед. Почетный эскорт, посланный из крепости им навстречу. Каред при виде его вздохнул с облегчением. Теперь он мог снять возложенную на него ответственность за пленника. А для Неда это был конец всему. Он не смог решиться, когда у него было время, и время решило за него. *** Последнее убежище Оуэна в Сноудоне представляло собой крепость почти на треть встроенную в скалу - с трех сторон ее окружали пропасти, а к воротам вела неширокая крутая тропа, тянущаяся вплотную к горе. Взять такую твердыню приступом было совершенно невозможно - разве только измором. Однако для этого ее нужно было сначала найти. А это было делом еще менее возможным. Ее местонахождение являлось самой большой тайной, в которую только мог быть посвящен его сторонник. Неду уже доводилось бывать там, но его доставили в крепость и обратно с завязанными глазами, причем повязку не снимали несколько часов. Он подумал тогда, что его просто водят кругами, чтобы запутать, но дорога в цитадель и в самом деле оказалось долгой и чрезвычайно опасной. Нед спросил, не пора ли завязать ему глаза. - Не на этот раз, - ответил Каред. - Теперь ты достоин того, чтобы знать сюда дорогу. За ту услугу, которую ты оказал лорду, ты заслуживаешь самой высокой награды. Нед благодарно склонил голову, хотя в глубине души ему стало не по себе. А вдруг ему уже не придется вернуться из твердыни Оуэна, вот и не считают нужным скрывать от него дорогу? Конечно, он тут же постарался отбросить эту мысль, но какое-то темное предчувствие охватывало его все сильнее. Ему казалось - он уже никогда не выберется из лабиринта этих скал и ущелий, которые затягивали его подобно темной паутине. Нед подумал, что даже если бы ему не завязывали глаз в прошлый раз, он бы все равно не нашел самостоятельно дорогу. И не вернулся бы назад. Путь пролегал по крутым узким тропам над отвесными обрывами - мало кто мог даже подумать, что по ним можно пройти и тем более решиться на это. Несколько раз они пересекали пропасти, через которые наводились скрытые подвесные мосты, а один раз даже пришлось спуститься в длинную извилистую пещеру, вход в которую был тщательно замаскирован. Нед спросил, не следует ли завязать глаза принцу. - О, он вряд ли уже кому-то что-то расскажет, - успокоил его Каред. - Не стоит об этом беспокоиться. - Кто знает, может, его удастся обменять на лорда Грифида. Старший сын лорда до сих пор узник в Тауэре. Каред призадумался. В конце концов, Генриху все же завязали глаза. Нед думал - это должно было его немного успокоить. Но сам при этом прекрасно понимал, что нет даже самой малой возможности того, что принц покинет эти горы. Как бы Глендауэр ни решил его использовать, живым он его не выпустит. Ворота цитадели, закрывшиеся за спиной Генриха, закрылись за ним навсегда. *** Несмотря на мрачный внешний вид, внутри крепость была полностью обустроена для долгого проживания. Здесь имелись и парадные залы, и жилые помещения, и всевозможные службы. И, конечно, темницы, вот чем горная цитадель Оуэна могла бы похвалиться перед другими замками и крепостями! В отличие от большинства залов и комнат крепости, зодчим не пришлось тратить время на их возведение - гора услужливо предоставляла свои пещеры в качестве естественных казематов, карцеров и застенков. Даже в обычной тюрьме человек может чувствовать себя погребенным заживо, тоскливо размышлял Нед, что уж говорить о том, кому предстоит быть заключенным в недра горы? И если Глендауэр решит всего лишь обречь своего пленника на вечное заточение, это само по себе будет ужасной местью… Впрочем, решение судьбы Генриха было отложено. Оуэн не пожелал видеть его немедленно, а никто другой не должен был говорить с ним до него. Его даже не отправили в темницу, несколько дней он содержался под охраной в одной из комнат замка. Возможно, Глендауэр рассчитывал, что подобная неопределенность поколеблет дух принца, а возможно, сам не был готов к встрече с ним. Нед подумал, что вряд ли кто-то здесь всерьез верил в то, что Генриха удастся живым привезти в Сноудон. Маредид в эти дни засыпал Неда вопросами, требуя все новых подробностей о его подвиге. Нед отвечал сдержанно. Кажется, это произвело хорошее впечатление, потому как не пристало настоящему воину и герою чрезмерно бахвалиться. Он вернул Маредиду кинжал, который тот сначала наотрез отказался принимать обратно. - Я когда-то поклялся, что этот клинок прольет кровь Гарри Монмутского, - сказал Нед. - Пусть так и будет. Хоть и не моей рукой... - Ты жалеешь, что сам этого не сделал? - понимающе спросил Маредид. - Да, - ответил Нед твердо. Маредид кивнул. - Я могу обещать тебе только, что ты увидишь его смерть, - сказал он. - Будешь при этом присутствовать. «Что ж, по крайней мере, я смогу еще раз его увидеть», - подумал Нед. Он увидел Генриха в тот день, когда того, наконец, впервые привели к Глендауэру. При самой встрече двух принцев Нед не присутствовал. Но видел ее последствия и потому предполагал, что прошла она холодно. Еще когда Генриха вели к Оуэну, Нед понял, что все плохо кончится. Если бы принц держался все с тем же спокойным достоинством, как и тогда, когда они въезжали в цитадель, тогда, возможно, Оуэн иначе бы к нему отнесся - на него временами находили приступы благородства. Но Генрих вдруг принял вид такой величественный и даже надменный, что ни у кого и сомнений не должно было возникнуть, кто здесь истинный принц уэльский… Нед про себя проклял это чертово ланкастерское высокомерие - вел бы принц себя умнее, не самое удачное время сейчас нос задирать… Так он только разозлит Оуэна... *** …И, конечно, разозлил. И еще больше разозлил Маредида, который понял, что если Генрих напускает на себя столь презрительный вид только при встрече с самим Глендауэром, то его самого, единственного оставшегося в живых и на свободе сына Оуэна, он и вовсе ни во что не ставит. Маредид вышел из зала, где проходила аудиенция, с трудом скрывая бешенство. Генриха вывели следом за ним, и по его лицу абсолютно ничего нельзя было прочесть. Надменность в его взгляде исчезла, и он выглядел по-прежнему ко всему безучастным. Маредид жестом подозвал к себе Кареда, за которым без приглашения последовали Нед и Элинед. - Лорд Оуэн велел привести его в чувство, - злобно бросил Маредид. - Чтобы уразумел, где он находится, и что его ожидает, если не сбавит спеси. Каред хмуро кивнул, и, казалось, происходящее ему не особо по душе, зато Элинед расцвела и заискрилась, как нарцисс на лугу росистым утром. - Позвольте мне, господин, - пропела она таким сладким голосом, что у Неда волосы встали дыбом. Даже Маредид при виде выражения ее лица заколебался. - Позже, - сказал он. - Я не сомневаюсь в твоей искусности, но для начала, думаю, обойдемся более простым способом. Видимо, чтобы удостовериться, что все произойдет по его приказу, Маредид лично сопроводил пленника в темницу, обустроенную для известных целей. Нед обреченно последовал за ними. Ему не предлагали сопровождать принца в застенок, но и не прогнали. Нед чувствовал - сейчас он среди них на особом положении. Он для всех герой и любимец Глендауэра, доставивший к его ногам злейшего врага. Сейчас ему можно все. Как тогда, когда он был одним из фаворитов Генриха, и ему было позволено почти все в их кругу… Где он тоже был на особом положении. Генрих держался хладнокровно, пока его не ввели в застенок, но при виде потемневшей от крови скамьи для пыток и разложенных у горящей жаровни инструментов инстинктивно подался назад. Маредид подтолкнул его в спину. - Что-то не так? – спросил он насмешливо и, не получив ответа, добавил уже серьезно. - Просто попроси меня этого не делать, и мы вернемся к нашей беседе в другом месте. Но если не хочешь разговаривать, придется проводить время здесь. Пока не захочешь. Генрих не двинулся, но и не проронил ни слова. Маредид пожал плечами. - Вольному воля, - и уже выходя обратился к Кареду. - Не важно, сколько это займет времени, но он должен покориться. Хотя бы заговорить. Если захочет видеть меня или отца и скажет об этом - прекращайте. Но в любом случае - не калечить, он нам будет нужен невредимым и в здравом уме. Каред поклонился со всей почтительностью, хотя по его виду нельзя было сказать, что он воодушевлен приказом. Однако для солдата в подчинении приказам нет ничего постыдного. Он шагнул к Генриху и взял его за локоть. - Вашему высочеству помочь раздеться? Или сами справитесь? Принц повернулся к нему. Побелевшие губы на внезапно подурневшем лице сжались в упрямую полоску. Он брезгливо отстранился от Кареда и рывками начал расстегивать пуговицы на куртке.