Принц Уэльский

В последние месяцы жизни старого короля его отношения с наследником совсем обострились. Король, стоявший одной ногой в могиле, подозревал своего старшего сына в измене и заговоре. Его подозрения можно было бы рассеять, на время отстранившись от государственных дел, но это означало оставить страну на растерзание советникам короля, не все из которых были истинно преданы интересам короны. Принц оказался между двух огней. Одни вельможи внушали ему, что Англия нуждается в твердой власти, тем самым подталкивая к тому, чтобы принять бразды правления уже сейчас, не дожидаясь смерти отца. Другие были готовы использовать любую его ошибку, любой неверный шаг, чтобы окончательно восстановить отца против него, навлечь на принца серьезную немилость, возможно, опалу, и даже отстранить от трона. Генрих фактически руководил страной последний год, но при этом любое его решение и постановление могло быть аннулировано по приказу отца. Принц на всякий случай стягивал в Лондон своих сторонников - прежде всего, армию. Он даже лично объехал все гарнизоны в Англии, которые были ему особо преданы. Несколько раз он держал речь перед своим солдатами, уверяя их в своей верности королю, и прилюдно клялся во всем его поддерживать. В Ковентри он публично выступил перед горожанами с той же речью. В Лондоне сильно обеспокоились подобной деятельностью принца, злые языки утверждали, что он собирает силы для осуществления переворота. Генрих метнулся обратно в Лондон чтобы пресечь эти разговоры - свою чрезмерную активность он объяснил тем, что готовит армию к походу в Аквитанию, присвоенную французами. Все вроде бы улеглось, но стоило принцу уехать в Кале, слухи о его предполагаемом мятеже вспыхнули с новой силой. На этот раз принц вернулся в Лондон уже с целой армией, выразительно продефилировав во главе своего войска по городу. К большому удовольствию простых горожан, надо сказать. Принц давал понять, что ему нет нужды плести заговоры, армия и народ и так на его стороне, ему достаточно лишь захотеть взять корону, и она будет его. А не делает он этого лишь из любви и почтения к отцу. Понял это старый король или нет, но принцу была назначена публичная аудиенция. При встрече отца и сына Нед, разумеется, не присутствовал, но слышал, что прошла она весьма бурно. И вроде бы закончилась столь же бурным примирением в слезах и объятьях. Но Нед сомневался, что это надолго. Все эти неурядицы заметно отразились на принце, он стал раздражительным, угрюмым, замкнулся в себе, почти не улыбался, с его лица уже не исчезала печать озабоченности, а из глаз - усталость. И Нед ничем не мог помочь здесь. Мог только быть рядом, прекрасно понимая, насколько он слабая поддержка. Хотя кое на что он все же мог сгодиться. Хотя бы на то, чтобы выслушивать принца. Пусть из-за такой малости, но он чувствовал себя необходимым. *** Как-то Генрих несколько дней провел в Вестминстерском аббатстве, где находилась временная резиденция короля. Нед уже понадеялся было, что совсем скоро все будет кончено. Однако Генрих вернулся в Колд-Харбор все еще принцем. И по его внешнему спокойствию сразу становилось ясно - произошло что-то по-настоящему серьезное. Нед ни о чем не спрашивал, знал, что ему все расскажут, когда будет нужно. Так и вышло. - Сказать тебе кое-что? - привычно обратился к нему принц. С этой фразы обычно и начинались их разговоры. - Только если что-то хорошее, - машинально откликнулся Нед. - Переживешь. Нед почувствовал, что принц очень не в настроении. Возможно, даже в гневе. По нему очень трудно было понять, он умел прятать чувства так глубоко в себе, что мало кто мог догадаться об истинной природе. Хотя Нед каким-то шестым чувством умел угадывать его переживания. Обычно. И сейчас чувствовал, что Генрих просто в бешенстве. Возможно, самое верное было бы сейчас убраться с его глаз подальше и переждать. Для своей собственной безопасности. Но Неду показалось невозможным оставить Генриха наедине с его смятением и тягостными мыслями. Разве не для того нужны друзья, чтобы поддерживать в такие минуты? - Мой дядя Генрих Бофор... И Томас... Мы... - Генрих запнулся. - Они говорили с отцом. Я согласился. Согласился на этот разговор. Мы думали, так будет лучше. - И о чем был разговор? - спросил Нед, не ожидая ничего хорошего. - Они предлагали отцу отречься от престола в мою пользу... Потому что сам он уже не в состоянии... Нед внутренне застонал. И он еще считал Бофоров мудрыми людьми! Хотя даже самым мудрым людям случается ошибаться. Но это было уж чересчур. - Я знал, что отца это предложение не порадует. Но все же думал - им удастся его убедить. Но он пришел в такое бешенство... Даже сместил дядю с поста канцлера. Вернул на его место Арунделя, которого мы отстранили. Генрих вдруг громко рассмеялся - деревянным неестественным смехом. - Зато к моему отцу сразу же вернулись силы. Я, можно сказать, исцелил его. Может, оно того и стоило? Даже не знаю, что будет теперь… Арундель своего не упустит. Он давно мечтал... Протащить Томаса на мое место... Еще когда отец был болен. Но решимости не хватило. Зато теперь... - Ваш брат не пойдет на это. - Был бы я любимцем, надеждой и опорой отца - может, и не пошел бы. Но если он будет думать, что я намеревался свергнуть отца с трона... Он по-своему понимает верность долгу. С изменником можно не церемониться, а я теперь все равно что изменник. Посмотри, что мне пишет Арундель. Нед часто читал принцу вслух его письма - иногда даже раньше, чем он прочитывал их сам. - Посмотрит кто со стороны, решит, что вы неграмотны, - пошутил он однажды. - Я лучше воспринимаю, когда слышу, - ответил принц серьезно. - Особенно твоим голосом. Нед воспринял это тогда как похвалу и в очередной раз в душе растаял. Он был настолько в курсе всех текущих дел принца, что давно мог бы стать незаменимо полезен для своих соратников в Уэльсе, но он не хотел. В конце концов, в Лондоне и так немало шпионов. А он не нанимался быть одним из них. У него другая цель. Он не ожидал от этого письма ничего нового. Так оно и казалось поначалу. Привычные уже упреки и нравоучения на тему, что не пристало наследнику престола проводить время в «порочащих его увеселениях», когда вся Англия погружена в скорбь по поводу нездоровья короля, и тому подобное. Однако в этом письме между уже привычных, хоть и необыкновенно душещипательных строк, таилось что-то еще. Невысказанное, но вполне очевидное. - «В то время как недуг подорвал силы вашего отца, - читал Нед, - затуманил его разум и подтолкнул его преждевременно к краю могилы, в это время его первенец, вместо того, чтобы посвятить всего себя, всем своим сердцем, всеми силами своему родителю; поддерживать его немощные руки, направлять его нетвердые шаги, исправлять его ошибочные решения, взять на себя его тяжелую ношу, оберегать его от коварных интриг и злобных замыслов, ободрять его угасший дух, наполнить, пока возможно, его последние дни покоем и умиротворением, утешить его и приготовить к переходу в лучший из миров; - вместо этого всего этот сын, который всегда пользовался глубоким уважением и привязанностью своего отца, вонзил самый ядовитый шип из всех в душу этого ослабленного, сломленного, умирающего человека, что так противно любому человеческому чувству, не говоря уже об истинно доблестном и благородном духе, но даже по меркам обычного милосердия – это столь беспринципно, чудовищно, столь не по-сыновнему»... - Достаточно, - сказал принц. - Сожги это. - Что это значит? - спросил Нед, хотя и так все было яснее некуда. Генрих пожал плечами. - Это значит, что в Совете я больше не заседаю. Нед вздрогнул. Такого он все-таки не ожидал. - Вас отстранили? - Я сам себя отстранил. Раз я сын, худший из всех... Что ж, отец всегда предпочитал Томаса... Так пусть мой дорогой братец займет это место. Надеюсь, у него получится управлять страной лучше, чем у меня. - Вряд ли, - сказал Нед, но Генрих не услышал. - Я вот иногда думаю, что страшно разочаровывал своего отца каждый раз, когда оставался в живых. Наверно ему бы хотелось, чтобы я умер, и мое место занял Том. Думаю, Томасу этого хотелось бы не меньше. Нед не был уверен, всерьез ли принц говорит такое или просто сильнее растравляет свои раны подобными предположениями. Возможно, упреки, которые он сейчас бросал отцу и брату, были не до конца справедливы. Но разве с ним самим обошлись справедливо? - Отец умирает, Нед, - продолжал принц. - И знает, что умирает. И ненавидит меня за то, что я, как он думает, жду его смерти. Здесь ничего нельзя изменить - просто его время пришло. Это не я убиваю его. Не я лишаю жизни, короны, власти... Но он винит меня, потому что больше некого винить... Я делал все, что в силах человеческих, чтобы поддержать и защищать его... Но он видит во мне только зло. А теперь я еще и изменник. Да если бы я захотел его свергнуть! Стал бы я терпеть это все? - Не надо, - мягко сказал Нед. - Это все ненадолго. - Что? - Генрих словно очнулся. - Что ты хочешь сказать? Его глаза внезапно сверкнули гневом. - Хочешь сказать - мой отец скоро умрет, и тогда со всем этим будет покончено? Полагаешь, я этого жду? Нед растерялся. - Вовсе нет... - Именно так все и думают. Об этом и написано в этом чертовом письме. Я даже не могу... Не могу, как обычный человек, показать свою скорбь на людях. Это каждому сыну позволено - только не мне! Сразу назовут лицемером. Нед уже понял, что сказал страшную глупость. И бесполезно было теперь что-то объяснять и доказывать. На самом деле ему действительно казалось, что чем скорее король умрет, тем лучше. И любой человек на месте принца желал бы того же. Любой, но не Генрих. Подозревать в нем подобное желание означало смертельно оскорбить его. Чего Нед и добился, сам того не желая. - Я знаю, почему ты этого ждешь, - сказал Генрих жестко. - Как и все остальные. Те, кто называют себя моими друзьями. Ждут, когда я стану королем, ждут наград за свою службу и королевских милостей… Каждый желает от меня что-то получить... Что ж, извини, кажется, моя коронация в очередной раз откладывается. Придется вам еще потерпеть... И знаешь - она может вообще не состояться. Если уж мой отец нашел способ свергнуть Ричарда, найдет способ и меня отстранить от трона - в пользу Томаса. Особенно при таких советниках. Боюсь, ты поставил не на того принца. Но у тебя еще есть возможность переметнуться на нужную сторону... Нед слушал и думал: лучше бы пощечинами меня хлестал, чем такими словами. Он понимал - принц бушует не из-за него, ему просто нужно на кого-то излить свой гнев, свою боль, а он подходит для этого как нельзя лучше. Что ж, пусть будет так. Такое уже бывало раньше. Но почему-то с каждым разом становилось все труднее это терпеть. Он каждый день доказывал принцу свою верность и преданность. Каждый день предавал ради него свое прошлое. И он ничего не просил взамен, кроме того, чтобы Генрих хотя бы понимал, как он ему предан. Он больше не мог смолчать. - Вы слишком много времени проводите с такими... - он хотел сказать «с такими, как я», но это было выше его сил. - С такими людьми, которые выставляют вас не в лучшем свете. Возможно, поэтому... - Возможно, поэтому, - перебил его принц, - иногда я даже рад, что когда стану королем, мне придется избавиться от всего этого сброда. - И от меня? - спросил Нед, понимая, что не стоит этого делать. Слишком умоляюще это прозвучало. А он был готов служить принцу, но не унижаться перед ним. Но ему необходимо было знать. Невозможно было жить дальше, не зная, какая участь его ждет. И совсем скоро. Генрих досадливо поджал губы и не ответил. Это можно было понять по-разному. Можно было надеяться. Нед, секунду назад жаждавший полной определенности, вдруг испугался ее и ухватился за почти иллюзорную надежду. - Я-то на вашей стороне, милорд, - сказал он с отчаянием. - Я ваш друг, вы же знаете. - Да, за неимением лучшего, - ответил принц. - Приходится считать тебя другом. У Неда в душе словно что-то умерло от этих слов. В тот день он понял - скоро всему придет конец. Один этот разговор ничего не менял, принц, должно быть, забыл о нем меньше чем через час, но Нед не забыл. Теперь он вспомнил, кто он в действительности для принца. Никто. И ему суждено уйти в небытие, как только Генрих наденет корону, а может, и раньше. И он ничего не в силах изменить в своей судьбе. Разве возможно, чтобы одна лишь фраза, одно лишь слово могло перечеркнуть и разрушить все, что было до этого, весь восторг, всю преданность и верность, все сияние, исходившее от принца? Ужасы войны и верность долгу блекли в этом сиянии. Но обида пронзила сердце, застряла в нем, словно острый осколок, и жгла, и разъедала его, день ото дня все сильнее. Он не мог простить. Не мог, зная, что это прощение ничего для него не изменит. Они с Генрихом провели вместе почти два года, и все это время Нед не разлучался со своим принцем дольше, чем на несколько дней. Он все знал, все понимал и отдавал себе отчет, что когда-то это должно было кончиться. Но ему теперь мало было того, что раньше казалось ему блаженством. Случайных взглядов, улыбок, слов. Хотелось большего. Хотелось хотя бы твердо знать, что это навсегда. Он так долго обманывал себя этой нелепой надеждой, что когда понял, насколько несбыточны его мечты, это стало для него потрясением. Все так. Принц его скоро погонит или просто однажды о нем не вспомнит. Он и сейчас для него не более чем случайный встречный. Просто шут, который иногда развлекает его. Будь на его месте кто-нибудь другой – кто угодно - Генрих бы и не заметил разницы. «Что ж, - думал Нед, - я сумею это пережить. Жил я без вас, ваше высочество, буду жить и дальше». С этим можно было смириться. Но с тем, что принц продолжит жить без него, что его место рядом с ним займет кто-то другой, с этим смириться было невозможно. Но было кое-что еще, о чем принц не знал. О том, что Нед держал в руках судьбу самого Генриха. Слова принца невозможно было забыть. «За неимением лучшего»? - думал Нед. - Ну что ж. Я всем был готов для вас пожертвовать. Предать память моей семьи, родину, забыть о чести и верности долгу. Ради вас одного. Если этого недостаточно, чтобы считаться вашим другом - пусть так и будет. Если у вас найдутся лучшие друзья, нежели я, пусть они спасут вас. Пусть отведут грозящую вам беду. Я мог бы. Я думал - в этом мое предназначение. Но что мне думать теперь?..» Впервые в жизни Нед долго молился. И просил Господа дать ему ответ. Наставить на верный путь, помочь понять, что же Всевышний от него хочет? Ему нужен был хоть какой-нибудь знак. Что ему остается: смириться с неизбежным, уйти в небытие, в неизвестность и ничтожество, стать никем, потерять принца навсегда? Или уйти - но не смириться? Сделать то, для чего он был послан сюда, возможно, самим Богом? Сделать то, что должен? В тот же день он получил послание от Маредида.