Научиться доверять

Ким Чжун не понимает, как он до сих пор не сошёл с ума. Грани собственного рассудка и чужих, чужеродных, эмоций, мыслей и поступков, переплетаются настолько тесно, что становиться сложно различить. Где его, а где всё остальное. Каждый предмет, каждая вещь, каждое тело – проводник в очередной кошмар. Там редко бывает что-либо красивое или счастливое, зато всегда много боли, много страха, ненависти и смерти. Потому что негативные воспоминания хранятся всегда дольше. И только боль, его собственная боль, помогает отличить своё от новых и новых тысяч чужих эмоций. Его одиночество – его идеальное убежище. Одиночество – единственный способ выжить. И единственный способ никому больше не навредить. — У него нет ни входящих, ни исходящих вызовов… И сообщений нет. Удалил, гадёныш! — Но есть один номер в телефонной книге! Последний номер. Номер, по которому Чжун никогда не позвонит. А со временем удалит и его. И тогда больше совсем никого не останется. — У тебя друзья вообще есть? – спрашивает Чун Дон. Бьёт по больному. Не может у него быть друзей, никого у него больше быть не может. Как же… Сложно. Сложно, когда невольно ты узнаёшь о человеке всё, самое потаённое, грязное и постыдное. Всё то, о чём предпочёл бы никогда не знать. Невозможно после такого людей не бояться. Невозможно после такого не бояться себя. — А любил? Ты вообще знаешь, что такое влюблённость? Чжун помнит, как в младшей школе каждый день провожал одноклассницу домой. Маленькую, смешную, с забавными косичками и невинной улыбкой. И помнит, как однажды, взяв её за руку, увидел, как она, запираясь в комнате, с остервенением режет лезвием пластмассовую кожу куклы, жжёт спичками её волосы, толстой иглой прокалывает ей дыры вместо глаз. И, держа в руках обезображенную куклу, тоненько смеётся, глядя в её пустые кукольные глазницы. Через два года он начал общаться с соседским мальчишкой на пару лет старше его. Он казался таким взрослым, правильным и был очень красивым. Смеялся, запрокидывая голову: звонко, солнечно, искренне. Но, прикоснувшись к нему, отшатнулся тут же с немым ужасом. Столько в нём было ненависти. Во снах, в мыслях, в планах – нож, которым он медленно, раз за разом, убивал своего отчима. В мечтах – его крики, мольбы о помощи и много крови. Через несколько месяцев сосед воплотил свою мечту в жизнь. И Чжун до сих пор помнит его безумные, гордые глаза, когда его увозили в полицейском фургоне. А его мать ещё долго рыдала, упав на асфальт, раздирая себе руки в кровь о него. Нет, он не знает, что такое влюблённость, дружба и любовь. Невозможно. Безнадёжно умноженное на вечность. — Ты кто вообще? Чжун лежит на полу, казалось бы, можно попробовать убежать или ударить, но он, замирая, ждёт ответа. — Я? – спрашивает Чун Дон, — Я – его брат. Чжун готов чуть ли не разрыдаться от этой простой фразы. Одиночество, вечный страх, постоянные кошмары – свои и чужие – всё это почему-то на какое-то мгновение блекнет и отходит на второй план. Из-за одной фразы. Он перетаскивает Чун Дона на свой матрас. А сам сидит рядом и отчаянно хочет прикоснуться. Он хочет поверить, научиться доверять. Но в то же время он хочет убедиться, что ему показалось, что такого не бывает. И дальше жить, как жил, даже не попытавшись изменить хоть что-нибудь в себе, в своей жизни, в своём больном перманентном страхе и одиночестве. И он прикасается снова, и снова, и снова. Он видит плач, труп брата, вину, плачущая мать, злые слёзы, слёзы потери. И острую ненависть к себе. Вот, перед глазами появляется размытый образ: Чун Дон пьяный, девушка рядом с ним пьяна не меньше. Он лезет к ней рукой под юбку, целует в шею. Она смеётся и расстегивает ему ширинку. А он резко отталкивает её руку, затем и её саму и шепчет: «не могу». А думает: «Не хочу. Не с тобой и не так». Дальше резко, без перехода, тёмный клуб, море выпивки, громкая музыка, от стетоскопа рябит в глазах, а он всё равно не может взгляда отвести парня за стойкой. Как тот пьёт стопку за стопкой, изящно изламывая кисть руки, запрокидывая в себя каждую следующую. А потом оборачивается через плечо и подмигивает. Чун Дон собирается к нему подойти, но понимает, что тот неуловимо похож на убитого брата, каким он мог бы стать через десять лет. И его снова накрывает. Он напивается, а потом долго рыдает в темноте своей квартиры и бьётся головой о стену. Гулко и монотонно. Дальше следует ряд размытых образов: девочка, которой он покупает мороженное, пьяница, которому он помогает дойти домой, а потом, опаздывая на последний поезд метро, несколько часов возвращается домой пешком, зашуганая собака, которую он несколько лет подряд подкармливает возле мусорных баков соседнего дома. Чжун впервые встречает человека, в котором нет грязи, в котором много боли, много чувств, несдержанности. У которого много опыта и так же много ошибок, сплошные ошибки, разочарования, снова боль, боль, и всеобъемлющее постоянное чувство вины. Константой. И несмотря на всё это – никакой грязи. Это первый человек, которого Чжун хочет касаться, касаться. Снова и снова. Пока он не впитает всего его, руками, кожей, памятью. Чун Дон просыпается от кошмара. Чжун еле успевает одёрнуть руку. Хоть и меньше всего хочет этого. — У нас с тобой странные вкусы, — усмехается Чун Дон и с аппетитом поедает простой рамен. Это «нас с тобой» греет. Наверное, впервые Чжун так близок к тому, чтобы влюбиться. И впервые он этого хочет. Сейчас он готов перетрогать сотни и тысячи улик и вещественных доказательств, изойти кровью, пытаясь помочь. Чертовски странно, когда тебя считают не монстром, а особенным. И когда проклятие считают даром, со всей искренностью, без тени обмана. В его телефонной книге снова один всего лишь номер. Ян Чун Дон подписан у него как «братик». И это кажется Чжуну самым лучшим, что случалось с ним за последние годы. Самым лучшим, что с ним вообще случалось за всю жизнь. Он сам пишет сообщения. Ответы перечитывает по тысяче раз. И даже спит иногда с телефоном. А вдруг позвонит? Когда он, смеясь, выдыхает: — Потому что это я. Я – убийца, — и видит больной, мгновенно помертвевший взгляд Чун Дона, то даже радуется. Что получилось ударить в ответ. По самому больному. — Я же так тебе доверял! — Прости меня, прости меня, прости меня, прости, прости, прости… Чун Дон гладит его ладонь, а Чжун впервые ничего не видит и не проваливается в очередной кошмар. И он готов простить, снова довериться. Потому что человек, в котором совсем нет грязи, стоит второго шанса. Возможно, стоит и третьего, и сотого. Но если предаст ещё раз, то Чжун просто прыгнет с моста или шагнёт под поезд. Обрывая вереницу чужих кошмаров в своей голове и свою жизнь, которая страшнее каждого из них. Чун Дон уже не такой бледный, как в первые разы, когда Чжун пробирался в больницу посреди ночи. Он прикасается к его ладони и видит себя. Кровь течёт ртом и носом, он задыхается. И болезненная нежность сквозит в каждой эмоции. В чужой эмоции нежность к нему. Чжун выключает телефон и меняет квартиру. Ему нужно время, чтоб привыкнуть и чтоб решить, как жить, если ты не монстр, и ты кому-то нужен. Когда-нибудь потом, Чжун оставит подсказку, нарисует, где его искать, передаст в рисунке, что искать его нужно. И он уверен, что Чун Дон его обязательно найдёт.