Baby, you understand me now

If I seem edgy, I want you to know: I never meant to take it out on you. --- Так мы и жили, повинуясь этим негласным правилам. Днем мы друзья, каких поискать, счастливые и беспечные, без проблем и печалей. Вечером я снова или бился в истерике, или напивался, но в итоге все равно рыдал, как кисейная барышня, вспоминая все, что было связано с Сашей и зачем-то рассказывая это Эду. А ночью мы ложились в одну кровать, и я засыпал только тогда, когда он брал мою ладонь в свою руку. И вроде бы все устраивало, вроде бы свыклись со всем, правда, иногда ночные посиделки с друзьями все-таки выбивались из общего графика, но я чувствовал, что ему начинает это надоедать, но он почему-то терпит меня, дает советы иногда, успокаивает. Признаюсь, что спокойно мне бывает только с ним. Я даже вдруг подумал, что я влюбляюсь в него, но поспешил отогнать от себя эту мысль - мне еще безответной любви не хватало. Я и так истерю из-за чего-то, чего сам себе объяснить не могу. Часто он пытался вдолбить в мою тупую голову, что жизнь прошлыми чувствами - это как минимум бред, но я продолжал упиваться этой рефлексией болезненных воспоминаний. Мы с Эдом даже как-то поругались на этой почве. Я никогда не видел Эда таким раздраженным. Несколько дней он не разговаривал со мной, отвечал мне односложно, быстро, словно кидал мне слова, как подачки для бездомной собаки. И только тогда я понял, что стоит взять себя в руки только хотя бы ради него. Как никак, он единственный, кто рядом со мной, а я доставляю ему столько неприятностей. И я изменился ради него. Даже сам удивился, как с моим изменением моего отношения к жизни, изменилась и сама жизнь. Воспоминания стирались, правда, иногда ночью мне снился Саша, но в такие моменты я только крепче сжимал руку Эда, и неприятные эмоции уходили сами собой. Мне стало легче общаться с друзьями, знакомыми, но самое главное - Эд перестал относиться ко мне, как к пустому месту. Да и мне стало намного проще. Ведь дурачиться вечерами куда приятнее, чем биться в истерике и кричать теперь уже ненавистное имя. - Это был лишь плохой сон, - шептал мне Эд, когда я вдруг снова мрачнел. - Все, что плохо - все сон. А в жизни все бывает только хорошо. Я навсегда запомнил эти его слова, и каждый раз, когда мне становится грустно, я шепчу их про себя - и грусть проходит. Но я же чертов невростеник! Я же псих! И я не смог долго поддерживать эту теплую атмосферу в доме. На очередной гулянке с убойщиками я ужрался как черт, а дома я устроил самый настоящий разнос. Обвинил Эда во всем, чем только можно было, и впервые за долгое время я лежал в кровати один, сжимая в руках пустоту. Уснуть я так и не смог - этот человек как будто заколдовал меня. Зато он беспечно храпел, и храп его слышно было по всей квартире, в чем я убедился, когда бездумно ночью бродил по квартире. Все-таи организм требовал отдыха, и я, набравшись смелости, лег на диване, в ногах у Эда. И только тогда я уснул. А утром я проснулся раньше и убежал в спальню, чтобы этот человек не дай Бог не подумал, что я без него становлюсь слишком слабым.