В Асгарде все спокойно

Дрожащая от испуга тонкая фигурка, прячущаяся в тенях коридора. Ничтожная, забитая насмешками и презрением серая тень. Жалкое подобие прежнего Локи. — Прочь с дороги! — в голосе Фандрала нет и доли прежней, пусть напускной, но учтивости: теперь можно не стесняться в выражениях и действиях, теперь можно не пугаться, что за предателя вступятся, и воин проходит мимо Локи, с размаху врезаясь в него плечом. Тор лишь крепче сжимает зубы и отводит взгляд, видя, как Локи сгибает плечи в тщетной попытке стать невидимым. Вступаться действительно бесполезно, никто не оценит этот благородный жест. Ни его друзья, ни сам Локи. Живой — уже счастье. Свободный — уже победа. А как жить дальше? Стоит ли об этом задумываться, если ему было дозволено вернуться к прежней жизни во дворце, к его книгам и драгоценным свиткам, к его статусу принца? И новой роли жалкой тени, которой не разрешено нарушать чье-либо спокойствие. Но Локи и не пытается. Одинокий, бесшумно скользит он галереями дворца, наблюдая исподтишка за жизнью, что проходит мимо него. На смеющихся асов, на их прекрасных женщин, на златовласых, радостных детей. На счастье, что даровано всем вокруг и которого он по своей воле лишился. Проклятие пустоты, на которое он обрек себя сам, выжгло дыру на страницах его истории в великолепном Асгарде. Наблюдать жизнь и не быть ее частью. Жажда, которой не быть утоленной — века — это ли не достойнейшее наказание? И лишь когда неродной брат оказывается на его пути, когда на кратчайшие мгновения их взгляды все же пересекаются и безграничная печаль и сострадание отражаются в глазах громовержца, Локи вспоминает, что значит быть. Тор единственный, кто видит, кто замечает. Единственный, кто жаждет всем сердцем наступления того дня, когда Локи оживет для себя, для него, для всех. Вернуть былое невозможно, но доказать, что ты все еще здесь, что ты действительно готов вынести все, что угодно, лишь бы продолжать быть, реально. И Тор ждет. Ждет, когда младший брат почувствует что-нибудь, кроме пустоты — пусть злость, пусть раздражение — что угодно. Поэтому Тор позволяет друзьям смеяться над братом, позволяет унижать его грубыми тычками и оскорблениями, позволяет, пряча глаза от стыда за этот единственный шанс вытянуть Локи из пустоты, в которую тот погрузился, словно в панцирь. Ведь он знает, что не высокородные асы предали Локи наказанию, но сам он — сумев оценить по достоинству свои деяния на Земле и выбрав себе лучшую из кар. Но забвение, на которое тот обрек себя, стирая из мыслей людей память о себе, правду о себе — себя самого — не слишком ли жестокая пытка? Фандрал отпихивает Локи в сторону, словно норовя причинить как можно больше страданий. Кажется, он специально разыскивает младшего принца в бесконечных коридорах дворца, чтобы пнуть посильнее, чтобы унизить побольнее. И Тор в очередной раз отводит взгляд, так и не увидев в потухших глазах брата даже отблеска огня былой ярости. Фандрал уходит, гордый своей ролью — карать предателя, ежедневно неотступно причинять боль. И, кажется, так правильно. Кто вступится за врага? И лишь когда их разделяет достаточное расстояние, Тор все-таки оборачивается, с дикой тоской видя сгорбленную фигуру брата, замершего поломанной куклой в полумраке дальнего коридора. В Локи ничего не меняется, и, кажется, так тоже правильно. Пустота сломала его, но кто вправе осуждать победителей за то, как они расправились с проигравшим? И тогда вправе ли Тор жалеть предателя, пусть и брата? И почему же тогда его сердце так болит и разрывается на части от горя, видя, что он не в силах отучить проигравшего стоять на коленях? 18 ‎апреля ‎2013 ‎г.