День за днем. Эпизод 3

Утром, когда собираюсь на работу, Сомова советует одеться по ярче и по женственней – если первое впечатление вызвало симпатию, то это впечатление нужно усиливать, а не понижать. А я и не спорю – к юбке у меня красная блузка с широкими завязками-лентами у ворота, сегодня они демократично болтаются, намекая на свободу и раскованность. Образ яркой женщины дополняют распущенные по плечам волосы и контрастные контуры макияжа с нанесенным на губы блеском. В редакции сюрприз - ночью привезли и установили на выходе из лифта, а еще у лестницы, пропускные агрегаты. Они свистят и звенят, приветствуя прибывающих сотрудников, а Люся выдает всем карточки, которыми нужно проводить через специальную щель и тем самым регистрировать свой проход и выход. Процесс проходит с бурным обсуждением и недовольством, но я не вмешиваюсь, наблюдая из кухни и попивая утренний кофе. Очередной шум в холле возвещает прибытие Зимовского - он сразу начинает орать, обращаясь к группе сочувствующих, сгрудившейся у пропускного агрегата: - Ну и как это все понимать?! Эльвира, Кривошеин, Любимова наперебой начинают давать советы и вместе с возмущенным вожаком потихоньку дефилируют по холлу. Отставив чашку в сторону на ближайший стол, решительно направляюсь к ним. Возле секретарской стойки разворачиваюсь лицом к народу: - Так, а что у нас за митинг оппозиции? Антон, бросив свою ватагу, тут же подступает ко мне: - О-о-о, Маргарита Александровна! Может быть вы в курсе? - В курсе чего? Зимовский оглядывается на пропускной агрегат у лифта: - С какой целью у нас тут КПП установили, м-м-м? У нас что, теперь, режимный объект? Не знаю, возможно. Тебя, например, в клетку поместить не мешало бы. Интересная мысль заставляет усмехнуться. Антон продолжает грозно сотрясать воздух: - Может вообще по периметру колючую проволоку пустить и пару вышек поставить? Перефутболиваю вопрос обратно: - А вот это я хотела у вас спросить гражданин начальник. - А-а-а..., смешно. Он оглядывается на приближенных и пытается придать голосу сарказма: - Я так понимаю, Маргариту Александровну полностью устраивает новая система фиксации сотрудников. Так и будем друг другу мячик перебрасывать? Убираю улыбку с лица: - Нет, не устраивает. - Но возмущаться мы не будем, да? Чтобы не дай бог, не попасть в черный список. Нет, не будем, со вздохом отворачиваюсь - придет Софья и все скажет сама. - А зачем возмущаться? Я считаю, если Радулова поставила эту штуку, значит, у нее была мотивация. Просто надо узнать ее. Зимовский снова оглядывается на свою свиту, удивленно пожимая плечами: - Надо же, какое понимание начальства. Всегда бы так, Маргарита Александровна! Ну, это смотря, какое начальство. У некоторых она, мотивация эта, настолько гнилая, что разбираться в ней себе дороже. Раздается звонок подошедшего лифта, двери открываются, и оттуда выходит Софья. Все головы, как по команде, поворачиваются в ее сторону – инициаторша новшеств на подходе, может быть все сейчас и проясниться. Радулова проводит пропуском по щели датчика, машинка одобрительно звенит и креативный кризис-менеджер проходит к нам: - Всем доброе утро. Я киваю: - Доброе. Галка испуганно бормочет: -Здравствуйте. Зимовский прямо расцветает: - Здравствуйте, Софья Андреевна. Радулова оглядывает наши ряды: - По какому поводу собрание? Все вместе мы тихонько продвигаемся гурьбой по холлу, мимо секретарской стойки. Иду рядом с Софьей, украдкой поглядывая на нее: – Да вот, обсуждаем плюсы и минусы пропускной системы. Зима тут же высовывается из-за спины Радуловой: - Да! - И какие же минусы обнаружены? Останавливаемся всем скопом, и Зимовский ухмыляется: - Да вот, тут у нас курьера в клочья разорвало. Радулова шутку не принимает: - Что? С кривой усмешкой Антон отворачивается, а я, качнув головой, пытаюсь конкретизировать народный запрос: - Мы сначала хотели бы узнать какие плюсы. - А, по-моему, они очевидны. Во-первых, доказано, что подобная система дисциплинирует сотрудников. Она оглядывает присутствующих и многозначительно ведет бровью: - А как мне показалось с дисциплиной на данном предприятии проблемы. Зимовский демонстративно сверлит меня глазами: - Ну, тут Софья Андреевна я не могу с вами не согласиться. Тоже мне блюститель дисциплины. На провокацию не поддаюсь, вообще никак не реагирую, даже не гляжу в его сторону. Только отворачиваюсь с ухмылкой. - А во-вторых, эта система позволяет мне узнать - сколько времени вы проводите в офисе. А для меня эта информация очень важна. Все правильно, но дьявол кроется, как известно, в мелочах. Поэтому не могу удержаться: - Софья Андреевна! Та поворачивает голову и вопросительно смотрит на меня. - Дело в том, что у каждой работы своя специфика. Радулова дежурно улыбается: - Трудно спорить - Так вот..., э-э-э… Тут, в основном, люди творческие. Как бы это лучше сформулировать… - И в нашем в данном случае, быть в офисе и эффективно работать - это ни одно и тоже. Меня поддерживает Любимова: - Вот именно, иногда хочется покреативить на свежем воздухе. Эльвира перебивает: - Да, а у некоторых деловые встречи и бизнес-ланчи. Антон тоже вылезает с дополнениями: - Фотосессии на натуре. Сложив руки на груди и пережидая галдеж, жду разъяснений. Софья, сцепив пальцы у живота и сделав серьезное лицо, прерывает поток упреков: - Так… Я хочу, чтобы вы четко понимали, что я не запрещаю вам покидать офис в рабочее время. Она оглядывается на Зимовского, но тот молчит. Я тоже пока не понимаю логику, и рот не открываю. Радулова вновь окидывает взглядом присутствующих: - Продолжайте по такому же графику, что и раньше. Любимова растерянно блеет: - Так… Какой в этом смысл? - А смысл в том, что в конце каждого месяца мы понимаем насколько эти бизнес-ланчи, фотосессии на натуре были оправданы. В каждом конкретном случае. Надеюсь, я понятно изъяснила? Жестко, однако. Любители погулять явно будут не в восторге. А Софья, тем временем идет дальше решительным шагом, оставляя всех переглядываться и переваривать услышанное. *** День идет чередом – то переговорить надо, то в типографию заглянуть, то внести корректировки в рабочие макеты - скоро выпуск и нужно вылизывать все пробелы. Не все готово и по художественной части - еще пара фотосессий не повредит. Когда иду мимо зала заседаний, из приоткрытой двери доносятся мужские и женские голоса, и я тихонько подхожу заглянуть внутрь. Чей-то женский голос представляется: - Светлана. Можно Света. Мужской, c превосходством в тоне, соглашается: - Можно. Осторожно заглядываю. Там Лазарев, Зимовский и четыре модели в купальниках. Антон сладко расшаркивается перед одной из них: - Cветочка, если вас не затруднит - дефиле. Блондинка начинает прохаживаться вдоль кресел перед взором Константина Петровича, который вальяжно сидит во главе стола, закинув ногу на ногу. Антоша девушку хвалит: - Превосходно! Светочка, скажите, а как вы трактуете термин «предельная откровенность»? Лазарев, покачиваясь в кресле, прерывает сладкоголосого: - Антон Владимирович, не пугайте девушек словом «трактуете». Мужчины с усмешкой переглядываются, и Антон тянет руку вверх, убирая волосы с обнаженного плеча блондинки: - Может быть, вот так? Потом проводит легонько двумя пальцами по ее голому животу: - Или вот так? Явно не хватает третьим Саши Верховцева. И ведь не скажешь ничего - опять за шибанутую выдадут. Хмуро отодвигаюсь от дверной щели, направляясь дальше по своим делам. Вот, уроды! Возможность хоть минимально повлиять на ситуацию представляется через несколько минут, когда наши пути с Радуловой пересекаются в холле — она идет куда-то с неизменными папками в руках и я ее нагоняю: - Софья Андреевна, извините, пожалуйста. - Да? Дальше идем рядом. Вчера это было вчера, а здесь офис и нужно соблюдать служебную субординацию. Уровень «дружественности» задает она и мне демонстрировать некие близко доверительные отношения ни к чему, да и рискованно: - Я хотела сказать, что–о-о... Пропускная система это конечно хорошо, но... Мысль, что я сейчас в роли стукачки, заставляет маяться, ломая сцепленные у живота пальцы. Радулова останавливается: - Что, но? - Н-н-н-у-у-у, просто в нашем издательстве есть такие вещи, которые она вряд ли зафиксирует. Софья, поморщившись, качает головой: - Не поняла, это о чем? Ладно, просто покажу, а там пусть решает сама: - Это я о том, что сейчас происходит в зале заседаний. Киваю в сторону приоткрытой двери: - Не хотите взглянуть? - А есть на что? Решительно киваю: - Думаю, да! За нашей спиной раздается небольшой шум, и мы оглядываемся - там Калугин в дверях своего кабинета шелестит бумажками, раскрыв папку, и косится на нас... Развернувшись, идем с Софьей к залу заседаний - в приоткрытую дверь по-прежнему слышатся мужские и женские голоса и Радулова заглядывает в щель. Мне за ней не видно, что там происходит, зато слышно. Вот голос Лазарева: - Ну, что, не взмерзли? Зимовский бодро подхватывает: – А я уже распорядился - сейчас организуют чаек, бутербродики. - А может быть шампанское? - М-м-м? Женский голос соглашается: - Было бы неплохо. Блин, их откровенно снимают прямо в офисе и никакого протеста. Что-то мне расхотелось воевать. Пусть решает высокое начальство. Снова вкрадчивый голосок Антона: - Хэ… Извините, Константин Петрович, можно вас на минутку? Радулова отстраняется от двери и прикрывает ее, мы переглядываемся и расходимся по своим делам. *** Номер почти готов, но мелких вопросов по макету еще достаточно. Да и о следующем выпуске пора задуматься — из-за прошлых провальных номеров объем крупной рекламы снизился, и этот пробел нужно чем-то восполнять. Может формат изменить или еще что... У себя в кабинете за ноутбуком пытаюсь решить эту комплексную задачу. Ход мыслей прерывает стук в дверь и внутрь стремительно заходит Андрей: - Марго, извини, не помешал? Я как раз набираю дополнительный текст, увязывая колонку Кривошеина и фото девицы на развороте. Чтобы завершить абзац, поднимаю руку, призывая не разговаривать и, не отрывая взгляда от монитора, маню подойти к себе. Калугин повторяет: - Не помешал? Он проходит через весь кабинет, прямо к окну и с шумом выдыхает: - Фу-у-ух! Слышу, как он там топчется, а потом возмущенно восклицает: - Слушай, у меня слов нет! Перечитываю еще раз, что написала, параллельно поддерживая разговор: - Ты о чем? Калугин уже бродит где-то рядом, вдоль торца стола: - А я понять не могу. У нас тут издательство или бюро знакомств? Опять какие-то проблемы? - Ну, я, честно говоря, всегда думала, что первое. - Вот и я тоже думал. Но если бы ты видела, что там сейчас Лазарев с Зимовским вытворяют... Эта история мне уже знакома и влезать в нее глубже, чем влезла, желания нет. Судя по шагам, Калугин вновь у окна и стоит там. Не отрывая глаз от экрана и не меняя спокойный тон, интересуюсь: - А что они вытворяют? - Да ничего, они просто девочек из модельного агентства… Неужели перешли грань? Наконец реагирую и поворачиваюсь в сторону его шатаний вдоль стола и метаний у окна: - Что, девочек? - Да ощущение такое, что они их не для фотосессии, а для бани выбирают! Да, видела такое. И даже Радуловой показала. Снова утыкаюсь в экран, и Андрей уходит к окну, хмуро приборматывая: - Смотреть противно. Если он пришел за советом или думает, что я кинусь драться с Зимовским и Лазаревым - то напрасно: - Ну, противно, не смотри. Он снова подступает к торцу стола: - Марго, ты не понимаешь, что ли? Господи, чего он от меня-то хочет? Поднимаю глаза в потолок - я никто и звать меня никак! Неудачница. И на работе, и в личной жизни. Уедет Гальяно с Радуловой и меня вышибут отсюда в течение двадцати четырех часов. А ты останешься здесь, станешь мужем богатой наследницы. Если тебе так хочется быть правильным и выступить против Лазарева с Зимовским - выступи! А у меня и без этого проблем куча! Возмущенно вскидываюсь: - Да что я должна понимать! Андрей уже кричит, в сторону закрытой двери: - Еще этот пропускной режим! Мы что в колонии что ли? Что происходит? С кем он там разговаривает? Все, хватит! Решительно встаю из-за стола: - Так, Калугин! Мы стоим лицом к лицу, и я, подавив порыв говорить на повышенных тонах, горько пожимаю плечами: - Я всего лишь заместитель главного редактора. Чего ты от меня хочешь? Он мотает головой, пытаясь что-то сказать, но я не даю: - Вот там начальство, туда иди к ним! - Марго. - Что? Пряча глаза, он вдруг тушуется: - Да так, ничего… Ничего, извини. Развернувшись, он идет к двери, и я с болью смотрю вслед. Я люблю его и отталкиваю, потому что люблю. И чем ближе будет их свадьба, тем мне будет тяжелее. Андрей решительно распахивает дверь, собираясь выйти наружу, и я со вздохом отворачиваюсь. Неожиданно Калугин снова закрывает ее и быстро возвращается. Задумавшись, я даже не сразу понимаю, чего он хочет и, с затуманенными от подступившей влаги глазами, просто гляжу, как он возникает совсем близко, и крепко хватает меня за плечи: - Ты, не видишь, что ли? Сердце вдруг начинает глухо биться, сильнее и сильнее, отдаваясь в висках: - Что, я не вижу? Не могу оторвать взгляда от его горящих глаз. - Да что я ищу элементарного тупого повода для того, чтобы к тебе сюда зайти! Как же сладко это слышать и я замираю, приоткрыв губы. Калугин встряхивает меня, трясет словно безвольную куклу: - Я не могу без тебя! Понимаешь, не могу! Порываюсь что-то сказать, но Андрей отрицательно мотает головой: - Не надо ничего говорить! Я все прекрасно понимаю, что у меня будет ребенок, что не могу его оставить. Но я без тебя не могу, понимаешь? Заворожено смотрю на его губы, на его глаза, не в силах произнести ни слова. Я таю и слабею от его напора. Отпустив мое плечо, он трясет ладонью у себя перед глазами: - Я ем, сплю, а ты все время перед лицом, все время перед глазами! Ты рядом. У меня ни хрена не получается! Чего он хочет от меня? Он сам должен решить, с кем ему быть. Я беспомощна, что-то изменить, и что-то предложить… Растерянно морщу лоб: - Андрей, я не знаю, что тебе сказать. - Не надо ничего говорить. Я прекрасно помню все твои слова! Калугин крепко держит меня за локти и мне совсем не хочется освобождаться от его хватки. Но приходится. Ухватив за запястья, тяну его руки вниз: - Андрей, ты не свободен. Проскользнув мимо него, на свободное пространство, останавливаюсь. Как бы он не хотел, не желал меня, но третьей в его семейном дуэте я не стану. Сзади слышится: - А-а-а… Ну, а если бы я был свободен? Волосы волной скатываются мне на лицо, и я горько усмехаюсь, стараясь не смотреть на Калугина: - Если бы… Ты же знаешь, история не терпит сослагательного наклонения. Он снова хватает меня за руку, разворачивая к себе: - Марго! - Что? Мы так близко друг к другу, что слышим дыхание друг друга. - Можно я тебя поцелую? - Нет. - Ну, пожалуйста. Он тянется губами, и я уклоняюсь – это невозможно! Если я один раз скажу «да», то уже никогда не смогу сказать «нет». Поцелуй приходится в щеку, в шею, он обнимает меня и тянет к себе. Шепчу как в бреду: - Андрей, ну прекрати. - Марго. Я боюсь себя, своих чувств, уперев руки ему в плечи и извиваясь, пытаюсь освободиться: - Ну, пре... Андрей… Повышаю голос: - Калугин! Окрик действует и на него, и на меня, и позволяет отстраниться друг от друга: - Иди, работай! Судорожно смахиваю прядь волос с лица, потом отворачиваюсь к окну. Опустив голову и приложив пальцы к разгоряченному лбу, вздыхаю: - Фу-у-ух. Андрей, оставшись у стола, набирает полную грудь воздуха и тоже тяжело вздыхает: - Фу-у-ух… Прости меня, если я… Оглядываюсь: - Ты еще не ушел? - Все, все, ушел…. Фу-у-ух, уже ушел… Так и стою, отвернувшись к окну и вцепившись двумя руками в спинку своего кресла, опасаясь, чтобы не подкосились ноги. Когда Андрей подходит к двери, все же оборачиваюсь, глядя вслед - растерянная, несчастная, с влажными глазами от подступивших слез. Как же хочется остановить его, подбежать, прижаться, подставить губы… Калугин выходит, оглянувшись напоследок, и прикрывает за собой дверь. Надо держаться… Тянусь убрать с лица волосы и снова отворачиваюсь к окну, смаргивая набежавшую слезинку. *** День катится к завершению и за окном темнеет. Пора закругляться, но я все никак не оторвусь от своего ноутбука – последние штрихи к номеру. В комнате полумрак, лишь настольная лампа бросает тень на заваленный бумагами стол. Дверь открывается и внутрь заглядывает Радулова. При виде гостьи, упираюсь руками в поручни кресла, готовая вскочить и срочно решать новые проблемы. Хотя, судя по улыбке Софьи, официоз завершен и мы снова подруги: - Ну, что, рабочий день закончен? Вздохнув, встаю: - Ну, да, вроде. Радулова подходит к столу, и я ответно ей улыбаюсь, добавляя: - Больше никаких вводных не поступало. Прядки волос падают на глаза, и я подхватив их, прячу за ухо. Интересно, что же Софья хочет и зачем зашла? Загадка быстро перестает быть тайной: - Не знаю, как у тебя, а у меня непреодолимое желание вмазать. И что это значит? С таким веселым видом, вряд ли она имеет в виду подраться. Не очень поняв, о чем речь, неопределенно цокаю языком, и Радулова смеется. Зайдя за стол, она садится на его край: - Ну, в смысле выпить... Ты как? У меня таких планов не было и я как-то не готова к их изменению. Но стоит ли отказываться? Пребывая в неуверенности, пожимаю плечами: - А-а-а…, ну-у-у… Я не знаю… В принципе, можно. Софья поднимается, все также благожелательно посматривая на меня: - Тогда жду тебя внизу? Киваю: - ОК. Радулова идет к двери, оборачивается, загадочно улыбаясь, и наконец, выходит. Когда дверь закрывается, продолжаю смотреть гостье вслед, скептически поджимая губы: - Вмазать…. Еще раз оглядываю стол, не забыла ли чего: - Вмазать…. Лексикон для пивной, так что вряд ли в планах Софьи отправиться снова в клуб лесбиянок. Со вздохом выбираюсь из-за стола, раздумывая, правильно ли поступаю… - Вмазать, конечно, можно! Оправив на себе блузку, приглаживаю ладонями и юбку, оттягивая ее вниз, затем забираю сумку и портфель с бокового кресла. Еще раз взгляд на свалку на столе – главное ничего не забыть и не оставить мобильник… Подвохов от Радуловой не жду, но, с другой стороны, чужая душа потемки: - Тут, главное, не вмазаться. Вздохнув, иду на выход. *** Софья ждет меня перед входом в издательство и предлагает отправиться в ресторан. Если одна из целей выпить и расслабиться, то вопрос о средстве передвижения отпадает - надо брать такси. Не мудрствуя лукаво, предлагаю проверенный «Sorrento» на Крымском валу и мы, предварительно позвонив и заказав столик, отправляемся туда. Сама не знаю, почему согласилась, может быть из желания хоть как-то быть в курсе грядущих изменений и добавить свой голос в принятие решений Софьи? Если ничего не делать, то вода под камень не потечет. Нас провожают к столику, и мы располагаемся на широких бежевых мягких диванчиках друг против друга, в зеркально-белом окружении - светлые стены, белый стол, торшер, настольная лампа с белым абажуром, возле зеркала, играет музыка, на стенах отражения огней. Официант разливает вино чайного цвета в высокие фужеры на белых салфетках и отставляет бутылку в сторону. Мы непринужденно болтаем, пьем, и Софья рассказывает смешные истории своих командировочных переездов. Расслабившись и закинув нога на ногу, уютно слушаю, легонько поглаживая пальцами ножку бокала. Пожалуй, жизнь кризис-менеджера это не только пряники. Вот и в прошлый раз, рассказывает - обчистили прямо в испанской гостинице. Мы дружно смеемся и я переспрашиваю: - Так что, даже паспорт не вернули? - Почему не вернули, подбросили на ресепшн. Опустив глаза, киваю, сверкая сочувственной улыбкой: - Да-а-а, дела. - Так что, теперь, у меня о Мадриде самые приятные воспоминания. Поднимаю свой бокал: - Ну, тогда за Москву! - Давай, за Москву. С веселым звоном чокаемся и отпиваем по глотку. Похоже, мы действительно пришли сюда просто «вмазать» и расслабиться, и я зря волновалась… Неожиданно ловлю на себе внимательный взгляд Софьи из-за стекла бокала. Или не зря? Опустив свой фужер, вопросительно смотрю на Радулову, приподняв брови: - Что? - Давно хотела у тебя спросить. Это твой цвет или красишься? Даже не знаю. Анька как-то говорила, что это можно определить по корням волос, по их цвету. Типа когда отрастают… Но у меня, вроде, никакой разницы нет. Чуть запнувшись, бормочу: - М-м-м…, мой. А что, плохо? Софья чуть улыбается, глядя на меня и в ее глазах что-то особенное: - Наоборот. Очень хорошо. Успокоившись, тоже улыбаюсь, смущенно опустив взгляд. - А фигура? Новый вопрос явно не про цвет и ставит меня в тупик. Непонимающе вскидываю голову: - А, что фигура? Радулова продолжает странно смотреть: - Чем занимаешься? - В смысле? - Каким спортом? А-а-а, это. Ну, для фигуры даже зарядки не делаю. А если вообще… Задумчиво отворачиваюсь, склонив голову на бок: - Да… Никаким. Разве что футбол. Брови Радуловой ползут вверх: - Футбол?! - Да, а что? Софья качает головой: - Маргарит, ты очень интересный человек. Опять она меня в краску вгоняет, заставляя смущенно усмехнуться. Радулова становится серьезней: - И ты мне, очень нравишься. Звучит так, что я теряюсь. Что она имеет в виду? Подняв голову, гляжу на свою визави и молчу, ожидая комментариев. Та, не отводя от меня глаз, с нажимом повторяет: - Слышишь, очень! Пытаюсь выиграть время, не зная как реагировать на такое признание. - То есть? - То и есть! Черт! Вот такого вот признания в лоб я совсем не ожидала. Продолжаю судорожно размышлять, как поступить и рука автоматически тянется к волосам, отбрасывая их назад. Я уже заметила - когда нервничаю, это уже становится привычкой. Положив руки на стол и елозя на диванчике, пытаюсь что-то проблеять, не решаясь посмотреть Радуловой в глаза. Я конечно в чем-то еще мужчина, но никаких эротических позывов к женщинам давно не чувствую. Наконец, вздыхаю: - Э-э-э…, понимаешь Софья… Не чувствую и чувствовать в этом теле не рвусь. Сбиваюсь, и прикрываю глаза рукой - смотреть на Радулову мне сейчас совсем некомфортно. Софья мне нравится, как мужчине, но я же не мужчина… И я совсем не хочу ее задеть: - Черт, как же это лучше сказать! - Говори как есть, я понятливая девочка. Но я то, не совсем девочка, хотя тоже очень понятливая. Бросив на Софью быстрый взгляд, вновь опускаю глаза вниз: - Капец… В общем… Рука снова тянется провести пальцем по лбу, отодвигая прядь волос в сторону: - Не каждый день женщины мне такое говорят. - Ну, я тоже не каждый день такое говорю. Пытаюсь успокоиться, и сформулировать что-то внятное и необидное: - В общем, Софья, пойми меня правильно, короче… Если говорить про розовую любовь, то тут все однозначно: - Мне не нравятся женщины. Смущенно тру рукой лоб, закрывая ею лицо. Черт, как же это неудобно и резко. Может быть даже грубо? Слышу смех и, опустив руку, недоуменно смотрю на свою визави. Думала она надуется, а она вон как… - Я что-то смешное сказала? Но, видимо, это защитный смех: - Прости, нет. Просто у тебя такое выражение лица было… Давай, выпьем! Она поднимает бокал, а я поспешно поддерживаю: - Давай. Но чокнутся не успеваю – Софья возвращается к теме: - Слушай, а тебе женщины в принципе не нравятся или конкретно я? Она с прищуром и каким-то тайным смыслом смотрит на меня, и я снова теряюсь. В женоненавистницы меня записать трудно, и Софья, как человек, очень даже нравится. И стань я завтра снова мужчиной, очень даже было бы неплохо, сблизится с ней и как с женщиной. Но все это если бы, да кабы… Не знаю, что сказать и откровенно маюсь этим. Уже сама замечаю, как нервно дергается рука вверх что-то поправить в прическе, и заставляю себя остановиться. Но Радулову смотреть стыдно: - Софья…, я как бы… Э-э-э. И замолкаю, уперев палец в висок. Она пытается мне помочь: - Хорошо. Сформулируем вопрос по-другому. Ты, когда–нибудь, была с женщиной? Да тысячу раз! Это правда. Никогда! И это тоже, правда. Раскачиваюсь взад-вперед и тяну время: - C женщиной? - Только откровенно. Глаза сами косят в сторону, не желая встретиться с прямым взглядом Радуловой: - Ну-у-у..., в принципе, да. - Не понимаю, тогда, в чем проблема? Софья уже серьезна и готова обидеться. Выкручиваюсь, как могу и стараюсь не врать: - Но это было, как бы, в другой жизни. Понимаешь, я тогда на мир смотрела совершенно другими глазами… Понимаешь? - Понимаю. Только очень жаль, что я тебе совсем не нравлюсь. Рада, что она так спокойно восприняла отказ и меня тянет на откровенность. Теперь я смотрю ей прямо в лицо: - Я, конечно, могла бы воспользоваться твоим хорошим отношением ко мне. Я имею в виду работу. На секунду замираю, проверяя реакцию, а потом продолжаю, решительно кивнув: - Но я, не хочу. Софья негромко произносит: - Как приятно, как ты со мной откровенна. Такая, ты мне нравишься еще больше. Так и сижу, поигрывая бокалом и опустив глаза в стол. Рада, что она все правильно поняла и в то же время грустно, что от Игоря Семеновича совершенно ничего не осталось, даже былой тяги к слабому полу. Вот и Софья это заметила… - Да ладно, не грузись Марго, все в порядке. Просто я очень влюбчивая и постоянно за это расплачиваюсь. Она вдруг морщится: - Да и вообще, по жизни, все время расплачиваюсь. Сначала за любовь с Гальяно, потом с Лазаревым. Я даже подаюсь вперед от удивления: - С Лазаревым? Нашла в кого влюбляться. Ладно, Гальяно, мужик с харизмой, хоть и козел…. Но лысый, хитрый и подлый Лазарев? Я же помню его тандем, то с Верховцевым, то с Зимовским… - Ну, да. А ты что думала, мне только барышни нравятся? В этом плане меня господь бог по полной программе наградил. Нет, ты только не думай что… На работе я всегда сама…. Склонив голову набок, так что волосы потоком скатываются на одно плечо, киваю, внимательно слушая чужие признания. - И все чего добилась - это все мои заслуги. А любовь тут не причем. Как в стихах у той поэтессы: «Если тривиальная кровать Постелью продолжает называтьcя, То это значит, есть с кем спать И абсолютно не с кем просыпаться» Поэтессы они такие, всегда закрутят - как хочешь, так и трактуй. Но, вероятно, действительно, с любовью это состояние уже вряд ли можно ассоциировать. Усмехаюсь: - Забавная мысль. - Желаю тебе этого типа жизни. Идти и не оглядываться. - Спасибо…. Хотя тип жизни вообще с кем-то «спать» в этом туловище меня не прельщает. Скорее волнуют более приземленные вопросы: - А-а-а… Софья, можно обратиться к тебе с одной маленькой просьбой? Та внутренне собирается и стирает улыбку с лица: - Попробуй. Звучит угрюмо. Может быть, вспомнила мои слова, что не буду пользоваться ее расположением? - Когда ты будешь подавать список Гальяно со своими заключениями, я очень тебя прошу, пожалуйста, будь объективной! Мы смотрим, друг на друга, а потом поднимаем бокалы - все сказано и остается просто хорошо отдохнуть и провести вечер. *** Домой приезжаю затемно. Наумыча не видно, видимо ушел спать, а Сомова колготится то на кухне, то в гостиной, прибираясь после ужина. Переодевшись в розовую маечку и спортивные брючки, наскоро расчесав волосы, выхожу из спальни - не терпится поболтать с подругой и рассказать ей последние новости. Сомова, унылая при желтом свете торшера в гостиной, убирает объедки со стола, тарелки с недоеденной картошкой с нарезанным соленым огурцом, огрызки вареной колбасы, мятые бумажные салфетки. Здесь же куча винных бутылок со стаканами. А в раковине, гляжу, гора немытой посуды. Анька, окидывая поле жрачной битвы, тяжко вздыхает. А меня эта разруха напрягает и заставляет попытаться хоть немного подругу приструнить – что-то она совсем вожжи отпустила со своим бойфрендом: - Слушай, Ань! - Оу. С кухни направляюсь в гостиную, где Сомова, склонившись над столом, соскребает недоеденное месиво с разных тарелок в одну. - Ты мне можешь, вообще, объяснить - здесь люди живут или бомжи бухают? Выпрямившись, Анюта застывает с напряженной спиной, держа в руках пару тарелок, но не оборачивается, видимо и сама, стыдясь поведения своего депрессирующего кавалера. Меня ее реакция не останавливает: - За собой как-то убирать наверно надо. Или как? Она бурчит: - Ты же видишь, я сейчас этим и занимаюсь. Не глядя на меня, она проскальзывает мимо, стремясь побыстрее отнести все на кухню. Недовольно фыркаю ей вслед: - Да ты только начала этим заниматься, а когда ты закончишь, вообще непонятно! Сейчас будешь рассказывать, в каком состоянии Наумыч, что ли? Сомова с виновато - хмурым видом возвращается и молчит, подталкивая продолжить упреки: - Так я это и сама прекрасно знаю. Но это же не повод превращаться в свинью?! Подхватив со стола пустые бутылки, несу их на кухню, чтобы продолжить уже выставленную там батарею. Потом возвращаюсь назад, добавляя: - Ему в свинью, а тебе в прислугу! Сомова стоит пригорюнившись, упираясь локтем в торец полок, отделяющих прихожую от гостиной и у нее такой убитый вид, что я не выдерживаю и подхожу к ней поближе: - Ань! - Что? Вот как с ней разговаривать? Может быть, она действительно любит своего бегемота? Плюхнувшись на придиванный модуль, сочувственно вздыхаю: - Вот только не надо обижаться. Сомова отходит от полок и тоже переходит к дивану, желая сесть: - Да нет, какие обиды… Нахмурив брови, она ведет плечом: - В принципе, ты прав. И усаживается рядом, тяжело вздыхая… Блин, мне вовсе не хочется ее обидеть, и я смотрю на нее виноватыми глазами: - Ань, ну не дуйся! - Да я… Я не дуюсь. Проехали! Ты лучше скажи, где весь вечер пропадал. Немного медлю задумываясь. Я так понимаю, у Софьи сегодня была конкретная цель. Не знаю, стоит ли ее озвучивать? Поджав губу, все-таки, признаюсь: - Радулова опять в ресторан меня потащила. Сомова хмыкает, качая головой, а потом насмешливо косится: - Хо… Я смотрю, эта Софья к тебе неровно дышит!? Уронив руки меж широко, по-мужски, расставленных ног и сцепив пальцы, безрадостно киваю: - Вот именно и как сегодня выяснилось о-о-очень даже неровно. Анюта в недоумении разворачивается и смотрит на меня: - Не поняла. Ладно, раз уж начала говорить… Сплетни они же все равно рано или поздно вылезут. Так что лучше самой: - Что ты не поняла? Мне недвусмысленно предложили заняться этим самым. Анька ерничает, удивленно качая головой: - Да ты, что?! Ну, да, сейчас начнет причитать, что она меня предупреждала. Но меня и самого кое-что удивляет во всей этой истории. Грустно усмехнувшись, признаюсь, запинаясь: - Да тут другое страшно. Сомова патетически всплескивает руками: - Что же может быть страшнее этого! Кошусь на нее, а потом отвожу глаза: - Я сказал, что…Что меня женщины не интересуют, и офигел… Анюта хлопает себя руками по бедрам: - Да Игорь Семенович, мужиком был, бабы липли, бабой стал та же фигня. Взяв грязную мисочку со стола, она встает и топает на кухню, унося ее с собой. Действительно… Лика, Софья… Что они во мне нашли? - Да уж, не говори. Зависаю в задумчивости - их ко мне тянет, а меня нет. И это странно: - Капец… Интересно, это тоже из-за женских гормонов? Черт его знает. Пожав плечами, кричу Анюте вслед, скептически качая головой: - Фигня то та же, а вот возможности-то, разные. Вот и закончен очередной день...