День за днем. Эпизод 3

Утром собираюсь как обычно, без суеты, стараясь не думать о приближающимся армагеддоне нашего издательства. А он грядет и скоро, уже в затылок дышит… Очень уж мне не нравится задумчивый вид шефа, который с вечера так и лежит на диване в гостиной, уставившись куда-то в пространство и подперев голову рукой. Роден, ну, вылитый Роден! В ногах на полу у него Фиона - видимо сочувствует и охраняет. Я уже готова стартовать, даже куртку одела. Бросив последний взгляд в зеркало, и пробежав глазами по отражению снизу вверх, остаюсь вполне удовлетворенной – туфли, брюки, темно-синяя блузка, та, что со спадающим плечом, на шее длинная нитка бус под жемчуг, стянутые резинкой в хвост волосы. Все-таки, Гальяно это Гальяно и лучше появляться перед его взором в наилучшем виде, чтобы он там не говорил про мужское предпочтение на работе. Кстати, мое женское присутствие главным редактором в издательстве ему, еще совсем недавно, нисколько не мешало. Прихватив Сомову с собой, направляюсь в гостиную: - Борис Наумыч уже девять часов. Тот не реагирует, и я подхожу ближе, на ходу поправляя полы куртки, и вытаскивая хвост волос из-под воротника наружу: - Борис Наумыч, давайте, хорош хандрить! Уцепив пальцы за борта куртки, передергиваю плечами, осаживая ее на себе поудобней: - Одевайтесь! Пошли. Шеф и ухом не ведет, не глядит на нас с Сомовой и не реагирует. Анюта даже наклоняется вперед, заглядывая в лицо своему бойфренду, потом, выпрямившись, оглядывается на меня, корча недоуменную физиономию. Ладно, делаю еще одну попытку: - Давайте, давайте! Что лежать как дрова?! Сейчас сядем где-нибудь вместе, будем думать. Аня уныло смотрит на шефа и вздыхает - похоже, нам его не сдвинуть. Еще раз зову: - Наумыч! Сомова сдается, разводя разочарованно руками: - Да оставь ты его, видишь, он депрессует. Это-то и раздражает! Хмуро ворчу в ответ: - Сколько уже можно-то?! - Сколько нужно, столько и можно. Ты вспомни вообще-то себя. А я-то чего? Если бы Егоров в бабку превратился, я бы еще могла бы вспомнить, посочувствовать, а так... Тоже мне, сравнила божий дар с яичницей. Отворачиваюсь, вздыхая – зачем потакать слабости? Анька заботливо кивает: - Пусть полежит, помедитирует. Поморщившись, она машет руками в сторону прихожей, прогоняя меня на работу: - Вообще, давай, иди, иди… Я тут сама справлюсь. Засунув руки в карманы и уже развернувшись к выходу, громко и четко выговариваю, чтобы услышал, хоть краем сознания: - Скажи ему, что я ему с работы позвоню. Сомова, продолжая махать своими конечностями, подхватывает мой повышенный тон: - Хорошо. Я скажу ему, иди! Обойдя вокруг полок, на миг приостанавливаюсь в прихожей еще раз взглянуть на парочку. Похоже, шеф в неадеквате, и я демонстративно стучу пальцем себе по виску. Анюта лишь опять разводит руками: - Ну, давай, вали уже. Подхватив сумку с крючка над ящиком с обувью, открываю входную дверь и, стуча каблучками, выскальзываю наружу. *** Рабочий день начинается с оперативки, снова с приглашением начальников отделов – видимо будет продолжение вчерашних разборок и новые оргвыводы. Ничего хорошего не жду, поэтому не сажусь за стол, где уже пристроились Зимовский с Мокрицкой, а встаю в своем углу, рядом с Любимовой. Дальше, за Галиной, вдоль стены приткнулись Калугин с Наташей и Валик. И это все отделы? Лазарев тоже не садится, а когда заходит Гальяно, спешит ему навстречу, приглашающе указывая рукой пройти к председательскому креслу. Серхио осматривает поредевшие ряды бойцов: - Ну что, дамы и господа… Спасибо… Начнем? Зимовский подает начальственный голос: - Да, конечно. Серхио с Константином Петровичем, гуськом, проходят во главу стола, и Лазарев помогает ему сесть. Интересно, что на этот раз они нам приготовили и как это ударит по мне… Стараюсь убрать все эмоции с лица и глядеть прямо перед собой. Гальяно, сцепив пальцы, кладет руки на стол и начинает: - Спасибо. Ну что же, тщательно изучив финансовые показатели «МЖ» за последние три месяца… Зимовский, облокотясь на поручень кресла, буквально подается к нему всем телом, кивая и впитывая каждое слово. Вот уж подхалим, так подхалим. Серхио заканчивает: - ….Мы пришли к выводам, что эти показатели выглядят очень плачевно. Он замолкает, и все недоуменно переглядываются, а Калугин, откашлявшись, подает протестующий голос, выражая общее мнение: - Вообще-то у нас продажи выросли в полтора раза. Гальяно и не спорит, и даже кивает: - Да. Андрей тоже кивает, ожидая конкретных претензий и они не задерживаются: - А расходная часть в три! Почему вы это не учитываете? Вернее не учитывало ваше предыдущее руководство. Вообще-то это было только с одним номером, да и то дополнительные финансы Каролина с Наумычем добавили из своих средств. По крайней мере, так было нам озвучено. Лазарев встревает, чуть наклонившись из-за спины главного инвестора: - Позвольте? - Да. - Посему мы долго думали, в чем же причина, почему столь слабая отдача от так хорошо финансируемого проекта. Наблюдаю, как Гальяно повернувшись в пол оборота и положив локоть на поручень кресла, со сладкой улыбкой слушает разглагольствования Константина Петровича, а вот Зимовский наоборот - сидит безучастно, особо и не пытаясь вникнуть... Неожиданно Серхио перебивает Лазарева и вновь берет инициативу на себя: - Совершенно верно! И пришли к выводу, что наблюдается некий раздрай между подразделениями. Он даже пытается руками изобразить этот раздрай. Если речь не о наших с Зимовским стычках, то я не понимаю о каком раздрае разговор и не могу удержаться: - А по-русски? Антоша тут же оглядывается и даже вскакивает со своего места, угрожающе подступая ко мне вплотную: - А по-русски это означает полное отсутствие субординации, бардак и склоки! Интересно и кто из нас двоих подразделение? Но Гальяно поддерживает Зимовского: - Да! И постоянные разборки. Испепеляя глазами, смотрим с Антоном друг на друга. Инвестор грозно добавляет: - Я слышал даже, имел место мордобой? Он гипнотизирует Зимовского и тот тушуется, явно не желая развивать воспоминания, а Лазарев, отведя глазки в сторону, начинает пощипывать бровку. Наверняка сейчас ломают голову - настучала я Серхио или нет о причинах этого мордобоя. Молча отворачиваюсь, засовывая руки в карманы – стучать привычки не имею, но если бы драка была бы главной причиной увольнения Наумыча, конечно бы выложила все! Гальяно продолжает: – Господа, мы не на корриде, мы здесь бабки зарабатываем, между прочим... И все без исключения… Константин Петрович, пригласите. Лазарев идет к дверям и Гальяно встает из-за стола. Затаив дыхание ждем, кого еще хотят вывалить на наши и так зашуганые головы. Если к парочке наших уродов добавится такой же третий, пожалуй, смысла оставаться в этом гадюшнике уже будет никакого… И еще интересно на какую должность и в качестве кого? Константин Петрович выглядывает наружу: - Прошу вас. Тяну шею увидеть кто там. Лазарев отступает, пропуская внутрь миловидную высокую женщину с гладкозачесанными назад волосами, ярким макияжем и папкой в руках. Любимова негромко приборматывает: - Господи, а это еще кто? Женщина идет навстречу Гальяно, они пересекаются на полпути и Серхио пропускает ее в голову стола: - Прошу… Прошу. С открытым ртом разглядываю прибывшую гостью. - Познакомьтесь - Софья Андреевна Радулова. Кризис - менеджер с мировым именем. Крупнейший специалист в своей области. Нда…Она вылечила не одну тонущую фирму. Работать будет с вами индивидуально. Мировое имя нам ни о чем не говорит, Зима оценивающе поджимает губы, а Галя настороженно интересуется: - Ну и поработает она с нами, а дальше что? - А дальше, как в джунглях - сильнейшие выживают, а слабейшим соответственно… хэ…, кирдык. Зимовский поправляя галстук, угодливо хихикает, а Радулова, соответственно фамилии, обводит радушным взглядом присутствующих и улыбается: - Ну, я бы не стала так драматизировать. Она делает паузу: - Всем, здравствуйте! *** На этой жизнеутверждающей ноте, совещание заканчивается, и мы отправляемся по рабочим местам. В чем состоит «индивидуальная работа» проясняется буквально через час, когда Софья Андреевна останавливает меня в коридоре и предлагает пройти в кабинет побеседовать. Она так решительно заходит внутрь и направляется за мой стол, что остается лишь вздохнуть и покорно отодвинуть посетительское кресло от стены, чтобы устроиться в нем, слегка развернувшись к Радуловой боком и положив ногу на ногу. Грозный кризис-менеджер не торопясь кладет перед собой красную папку, извлекает оттуда ручку и листок с набором вопросов, с пустыми просветами для ответов. Значит, будет что-то вроде теста? Мне боятся нечего, дальше фронта не пошлют, а танки уже изъездили вдоль и поперек. Я, как Наумыч, от них с поднятыми руками не побегу. И еще я знаю, что надо держаться уверенно и спокойно, не паниковать. Софья Андреевна начинает свои вопросы – сначала о моем появлении в редакции, о планах и амбициях. Похоже, у нее свои источники информации, а не только сплетни наших кумушек - еще пару-тройку месяцев я бы сбивался и не знал, что ответить, но сейчас говорю, даже не особо задумываясь, словно всю жизнь был Маргаритой Ребровой... А карьерных планов у меня нет – вернется Игорь, и я стремительно исчезну отсюда, ни минуты не задержусь. Я его замещаю временно. - Скажите, с чем вы предпочитаете ходить на работу - с сумкой или с рюкзачком? Ни с каким рюкзачком на работу не хожу, брови сами чуть вздергиваются вверх, и я вздыхаю не глядя на интервьюера - мне не хочется давать простых ответов, из которых она будет делать однозначные выводы: - С чем удобней с тем и хожу, плюс чтобы сочеталось с гардеробом. Радулова тут же начинает что-то строчить, заполняя пустой квадратик. - А по гардеробу к чему склоняетесь - к костюмам или свободный стиль? Чувствую, что она изучающе смотрит на меня, и задумываюсь. Вообще-то с пиджаком раньше было привычнее, но Анюта меня перевоспитала. А может просто обабился и стал одевать все подряд, трудно сказать: - По-разному, все зависит от того рюкзак у меня или сумка. Получилось не очень логично и внятно – непонятно что на что влияет – гардероб на сумку или наоборот. Отвечать на женские вопросы непросто и приходится выкручиваться. - Ясно. А у вас, когда-нибудь, был секс на рабочем месте? Резкий переход сбивает, и я теряюсь – может, ослышалась? Недоуменно смотрю на Софью: - Простите, что? - Интимные отношения. У Игоря, может, и были, но я за них отвечать не собираюсь. Лишь хмыкаю - я вообще, наверно, девственница, по крайней мере, это наиболее распространенная версия среди сплетен в офисе: - Нет, не было. Быстрый вопрос не менее провокационен: - А вам хотелось бы? Снова хмыкаю - какой смысл обсуждать фантазии, даже если они вдруг и приходили во сне или здесь в кабинете. И вообще это ничье собачье дело, даже самого высокого начальства. Сцепив пальцы у живота, твердо смотрю на собеседницу: - Софья Андреевна, мне очень бы хотелось, чтобы «Спартак» выиграл Лигу чемпионов, только это вряд ли имеет какое-либо отношение к моим служебным обязанностям. Радулова, тем временем, вылезает из-за стола и отходит к окну, поворачиваясь ко мне спиной: - Вас легко обидеть. Ну, это как сказать... Выпятив вперед губу, мотаю отрицательно головой, с кривой усмешкой на губах: - Не знаю. Все зависит от человека. А на некоторых людей я принципиально не обижаюсь. Взять хотя бы Зимовского. Софья встает позади кресла, в котором сидела и, положив локти на спинку, наваливается на нее: - А вы любите подшучивать над коллегами? Новый резкий поворот в разговоре. Или у нее такая тактика? Что тут сказать… Все мы в разговорах бывает шутим и подтруниваем, но она наверно имеет в виду нечто специальное? Типа облить кофе и спереть блузку, а потом включить систему пожаротушения? Отвожу взгляд и отрицательно дергаю головой: - Не имею такой привычки. - А над вами? В смысле? Подшучивать над собой? Недоуменно смотрю на Радулову. - Что, надо мной? - Вы, становились объектами насмешек? Софья обходит кресло и теперь, оперевшись руками на стол, нависает надо мной. Наверно до нее дошли слухи… И про мокрую ведьму, и про подставу под Гальяно… Хотя вряд ли…. Задумываюсь - можно ли считать насмешками издевательства Зимовского? Что бы до Софьи Андреевны не долетело, в данном случае лучше быть условно - честной, изворотливой, уйти от ответа. Снова выпятив нижнюю губу, утвердительно киваю: - Да, конечно. Помню в детском саду, у меня на попе колготки порвались, вся группа ржала! Это конечно экспромт. Не помню, были у меня вообще колготки или нет в детском саду. На какой-то детской фотографии вроде были под короткими штанишками. Бросаю взгляд в сторону кризис-менеджера и отворачиваюсь – понимай, как хочешь. Софья, выпрямившись, со скептической усмешкой косится на меня: - Маргарита Александровна, вы напрасно иронизируете. А потом снова усаживается в кресло: - Все, чем мы здесь занимаемся очень важно. От вас требуется просто расслабиться и искренне отвечать на мои вопросы. Мне, видимо, лучше оправдать свою нервозность и я чуть качаю головой: - Извините, но на работе расслабляться я не умею. - Похвально. Она снова заглядывает в свой опросник: - А что вы предпочитаете, чай или кофе? - Чай. Какой-то у нас напряженный разговор получается. Я же хотела быть спокойной и уверенной? Самое время скрасить сухой тест шуткой. И заодно проверить, что за человек сама-то Софья Андреевна - высокомерная начальница или обычная тетка, может и умная, но не зацикленная на этом. Чуть склонив голову на бок, бросаю любопытный взгляд на Софью: - И знаете, какой мой любимый сорт? - Какой? Усмехаюсь: - Виски. Она в ответ тоже усмехается и следующие пятнадцать минут мы разговариваем уже не так натянуто. Говорим об издательстве, о тонкостях процесса, да и о людях тоже. Расстаемся вполне довольные друг другом, по - крайней мере, мне так показалось. Кого она теперь пойдет мучить не знаю, а лично я хочу заглянуть к Калугину – сейчас все способы хороши пробудить Наумыча к жизни, так почему бы не попробовать сделать это будущему зятю? Квартиру посмотрел, надо и отрабатывать, поддержать тестя. На часах второй час дня, обеденное время, но Андрей и правда у себя в кабинете и на мой вопрос о Наумыче, молча усаживается на угол своего стола, потом отворачивается. Даже странно… Привалившись спиной к двери, и обхватив себя за локти, укоризненно смотрю на нашего заботливого: - Андрей, ты меня удивляешь! Калугин ведет головой в сторону: - Марго, ну что я могу сделать, если он трубку не берет. Ну, хоть позвонил… Хмыкнув, пожимаю плечами: - Так зашел бы. Это же, все-таки, твой будущий тесть. - Ну уж, так уж и хреново, ему? Дергаю плечами: - А сам-то как думаешь? Положить на это дело полжизни, и в итоге остаться ни с чем. Калугин снова ведет головой, недоверчиво хмуря брови: - Ну, почему, ни с чем? Гальяно же уверил - у них там какие-то проценты, акции, еще что-то. Он слезает со стола, а меня ужасно раздражает его нежелание хоть что-то сделать и поговорить с Егоровым. Даже странно - Андрюху ж хлебом не корми, дай обсудить и разложить по полочкам. Я помню, у них старые разборки и Андрей, вероятно, обижен на Наумыча, но сейчас не время дуться. Возмущенно перебиваю, хмурясь сама: - Андрей, я тебя умоляю! Калугин сдается, почесывая губу под носом: - Ну, да. Неожиданно от дверей раздается задорный Наташин голос, и она появляется в дверях с пакетами и подружкой, психологом из торгового центра, кажется, ее зовут Юля: - Всем привет! Юля поддакивает: - Здрасьте. Смотрим, как эти двое шествуют с покупками мимо нас к столу. Прямо из магазина, видимо. Андрей вяло отвечает: - Здрастье. Расстроено вздыхаю – уломать Калугина на действия не удалось, а Наташе, судя по всему, тоже по фигу – ей интересней по магазинам, вон как заливается соловьем: - Андрюш, представляешь, в обменнике сую пятьсот баксов, она говорит у вас четыреста. Вот, дура, а? - Ну, проблему решили? Все хорошо? Подружка вмешивается: – Ну, конечно, разобрались. - Ну, хорошо. Я все стою, чего-то жду от Андрея, хотя чувствую себя неуютно в их семейном междусобойчике. Хмуро сдвинув брови и взмахнув рукой, тоже подаю голос, хотя наверно меня уже никто не слышит и не видит: - Ладно, я пройду. А потом выскальзываю из кабинета за дверь. *** Утреннее траурное настроение Егорова все равно не дает мне покоя и я, вернувшись к себе в кабинет, хватаюсь за мобильник - хочу дозвониться до Анюты. Приложив трубку к уху, жду отклика. Наконец, до меня доносится: - Алле. - Алло, Ань, привет. Не могу стоять на месте, ноги сами несут меня к двери, потом обратно. Сомова торопит: - Привет, говори, пожалуйста, быстрей! У меня еще play-лист читать. Возвращаюсь к столу, к своему креслу: - Ты разговаривала с Наумычем? - Нет, он трубку не берет. - Как? И у тебя тоже не берет? - Ну да, ну может в ванной. - Полдня в ванной? Слушай Ань, у меня плохое предчувствие. - Гош, ну не нагнетай. Наверняка поставил телефон на вибрацию, а у него эта его приставка орет на всю громкость. Мне такие самоуспокаивающие объяснения недостаточны и я, засунув руку в карман брюк, неуверенно топчусь на месте, то дергаясь к двери, то замирая, раздираемая желанием все проверить самой: - Так. Хм…, хм… Ладно, Сомова, давай! Ты как хочешь, а я сгоняю, посмотрю, как он там, мне так спокойнее. - Мне потом перезвони, а? Скользнув к креслу у стены, тянусь за лежащей там сумкой: - Да, конечно позвоню… Давай, пока! Неожиданно в открытую дверь заходит Зимовский и я, оставив сумку в покое, выжидающе смотрю на него. Антон дружелюбно интересуется: - Ну, как у нас дела? Не верю я его мирному настрою. Как всегда, жду подвоха от нашего креативщика и потому отхожу обратно к окну, за кресло: - Ты это о чем? Зимовский выпячивает губу: - Да так, вообще... Работаем? Просто так у него ничего не бывает. Егорова они с Лазаревым ловко свалили, теперь что, под меня копать явился? С него станется - напоет всяких гадостей Радуловой, и ведь не отмажешься. Протиснувшись за стол, начинаю суетливо перекладывать бумажки с распечатками. Вот чего ему здесь приспичило? Антон берет мой ежедневник со стола, и я вызывающе вздергиваю голову: - Работаем, а что? - Да… Да, так, ничего. Он хватает чистый листок бумаги со стола: - Ой, а что это такое? И, насупив брови, делает вид, что читает: - «Директору издательства «Хай Файф» Лазареву К. П. Заявление» Его глаза удивленно округляются: - «Прошу уволить меня по собственному желанию с должности заместителя главного редактора»? Блин! Опять все тоже, ничего не меняется. Тяну руку вырвать у него бумажку: - Чего ты несешь! Змимовский улыбается крокодильей улыбкой: - Извини, показалось… Терпеливо поднимаю глаза к потолку, делая глубокий выдох: - Фу-у-ух. Насвистывая, Антон направляется на выход, а я, сложив руки на груди, смотрю ему вслед - неужели он так уверен в результатах проверки? Софья мне показалась вполне вменяемой теткой. Или Зима берет меня на пушку? - Так, спокойно Гоша, здоровых людей гораздо больше! *** Когда приезжаю домой и поднимаюсь на свой четвертый этаж, уже от лифта слышу на площадке голос Егорова… И еще чей-то знакомо женский. Тороплюсь скорей туда подойти – так и есть, на пороге квартиры пьяненький Егоров что-то вещает Радуловой, со сморщенным лицом взирающей на бывшего директора издательства. - Не, я не каждый…, я ушел… Я все, это…, космический турист. Я… Торопливо врываюсь в их разговор: - Борис Наумыч! Егоров утыкается лбом мне в плечо: - О-о-о… Возбужденно смотрю на Радулову: - Софья Андреевна, а? И вы здесь тоже? Сейчас! Разборки на лестничной площадке, перед соседями, ни к чему и я, виновато улыбаясь, тянусь прикрыть входную дверь и завести всех внутрь. Даже не представляю, что сказать Радуловой в оправдание шефа и его состояния. Тем не менее пытаюсь хоть немного взбодрить Егорова и заставить его вести себя адекватней: - Борис Наумыч! - Да? Благодушно повиснув у меня на плече, он не сопротивляется и мы вместе с ним движемся в гостиную. Не забывая поддерживать страдальца одной рукой и таща портфель с сумкой в другой, оправдываюсь, оглядываюсь назад, на Радулову: - Вы просто не обращайте на него внимания. У него температура. Мы заворачиваем в гостиную, и я, продолжая играть роль медсестры, деланно повышаю голос: - Борис Наумыч, вам что, сказал доктор? Лежать в кровати. Добираемся до дивана, и я, бросив на боковой модуль портфель, высвобождаюсь из пьяных объятий: - Вот ложитесь и лежите. Егоров садится, обвисая телом, а я остаюсь стоять, переглядываясь с подошедшей Радуловой. Та усмехается, глядя, как Егоров тянется к почти пустой бутылке: - Он что, болен? Конечно. И болезнь эта называется депрессия. - Ну да, естественно, вы что, не видите? - А, ну это наверно лекарство? Сарказм вполне понятен. Мне неудобно за свой жалкий спектакль, но приходится терпеливо продолжать, и я наклоняюсь за бутылкой, забирая ее из рук Егорова: - А это…, маленькие шалости. Еще раз, виновато улыбнувшись, убираю стеклотару вниз, на пол, за диван. Звонок в дверь заставляет Егоров встрепенуться и вскочить со своего места: - О, девчонки, моя закуска пришла. Он спешит в прихожую, а мы так и стоим с вытянутыми лицами, провожая глазами невменяемого начальника. Оттуда раздается новый вопль: - Закуска! В любом случае нужно объясниться и я приглашаю: - Софья Андреевна. Давайте, пройдем, присядем. Когда мы садимся на освободившееся пространство. Радулова бросает на меня осторожный взгляд: - Маргарита, я могу вам задать один вопрос? - Да, конечно. Кладу рядом сумку, которую до сих пор держала в руках, потом чуть приподняв попу, вытаскиваю из-под себя плед Наумыча, и усаживаюсь поудобней, чуть развернувшись к Софье. Радулова оглядывается на прихожую, с виднеющимся сквозь полки Егоровым: - А почему вы с ним нянчитесь? Почему нянчусь? Выигрывая секунды, стягиваю с себя куртку, потом откладываю ее рядом с собой. Наумыч, покачиваясь, уже мелким шагом бежит к нам: - Марго! Он обходит вокруг дивана и наклоняется через спинку прямо к моему уху: - Дай пятьсот рублей! Не глядя, со вздохом, сую руку в сумку, потом в карман куртки и вытаскиваю несколько купюр. - А… Отдаю одну Егорову и тот, схватив, убегает. Действительно нянчусь… Почему, почему… - Кхм. Во-первых, Наумыч - это Наумыч, мы с ним, можно сказать, Перекоп брали. Пятнадцать лет плечом к плечу. Я ж можно сказать пацаном был, когда начинали раскручиваться. Во-вторых, мы раненых не бросаем, даже если они тяжелораненые. А сейчас у нас не издательство, а какой-то Мамаев курган получается. Ну, а в-третьих, я помогаю Анюте, она же моя подруга и я хочу, чтобы у нее все сложилось. Радулова ждет ответа, и я неуверенно бормочу, пытаясь сформулировать внятный ответ: - Ну, почему нянчусь…, я… Причины таковы, что и не озвучишь толком. Кошусь на нее: - Просто поддерживаю в трудную минуту человека, которого уважаю. Радулова брезгливо косится в сторону коридора: - А что он достоин уважения? Такое сомнение вызывает у меня всплеск возмущения и я бросаюсь на защиту шефа: - Естественно! Он просто сейчас немножечко сорвался, и вы прекрасно знаете почему. Просто он достойный человек, на самом деле, достойнейший! Я ему обязана всем. И положением, и карьерой, всем! Взгляд Радуловой становится настороженным, и она удивленно смотрит на меня: - Странно. - Что, странно. - Вы говорили мне, что просто заменяете вашего двоюродного брата, а теперь называете это карьерой. Черт, опять я не слежу за базаром, сначала говорю, а потом думаю. Замечание сбивает меня, и я тушуюсь, в поисках ответа: - Ну да… Надо держаться уверенней. Поведя головой, стараюсь смотреть Софье прямо в глаза: - Карьера моего брата и моя карьера тоже. Звучит вычурно и непонятно, но Радулова не спорит и кивает, тихим голосом соглашаясь: - Конечно. На столе вовремя начинает наяривать оставленный телефон, и я, вцепившись одной рукой в диван, другой тянусь за ним: - Извините. Открыв крышку мобилы, пытаюсь рассмотреть, кто там такой настойчивый. Сомова! Вздохнув, прикладываю телефон к уху: - Да! - Алло Марго, ну, как он там? - Относительно. - Не поняла. - Прогресс есть, но не в лучшую сторону. - Что совсем плохо? - Ну, вроде того. - Марго я не понимаю. - А что поделать Ань? По-другому, не получается. - Ты не можешь говорить, да? - Ну да. - У нас там дома кто-то еще, да? - Ты права, конечно. - Ну, хорошо, я сейчас приеду. - Это будет лучше всего. - Хорошо. Захлопнув крышку мобильника, кладу его на стол. Из прихожей доносятся звуки какой-то возни, и мы обе поворачиваем головы на звук. Чешу пальцем висок – нужно что-то придумать весомое в защиту Наумыча, иначе он так и останется в ее сознании неудачником и алкоголиком. Софья сидит, закинув ногу на ногу, а потом кладет сцепленные пальцы на колени. Самодовольно смеясь, Егоров возвращается к нам в гостиную с коробкой пиццы и, развернувшись спиной, усаживается сбоку на широкий диванный поручень. Он увлечено погружается в свою коробку, совершенно не обращая на нас никакого внимания. Киваю на шефа: - Понимаете, Софья Андреевна, я хочу, чтоб вы знали - то, что вы сейчас видите, это не совсем тот Егоров, который раскрутил «МЖ». Софья переводит сочувствующий взгляд на меня и в нем все равно чувствуется недоверие к моим словам. Наумыч тем временем уже распаковывает свое сокровище и, отрывая куски пиццы, жадно засовывает их в рот, а потом тянется рукой вниз, за стоящей на полу бутылкой. Так что я вполне понимаю брезгливость Радуловой и потому сокрушенно вздыхаю: - Я бы даже сказала совсем не тот! - Я догадалась. Чуть пожимаю плечами: - Просто на него все навалилось, одно на другое. - А что именно? - Ну, развод, да и раздел имущества. И все эти проблемы в издательстве. Знаете, не каждый выдержит. Горестно наморщив лоб и вздыхая, качаю головой. Радулова мягко соглашается: - Трудно не согласится…. Потом меняет тему: - Маргарита. Без Александровна? Но это звучит не панибратски, а как то по-дружески и я, вскинув голову, вопросительно смотрю на Софью. Она подтверждает мою мысль: - А давай перейдем на ты? Сцепив пальцы у живота, опускаю глаза, пытаясь понять хорошо это или не очень. Наверно, все-таки, хорошо: - Да, я не против. Софья наклоняется в мою сторону, приближая лицо, и переходит на шепот: - Слушай, Марго. Подставляю ухо ее губам. - То, что он здесь живет… У вас… Она многозначительно замолкает. Я с Наумычем?! Такое предположение вызывает возмущенный протест: - Нет, нет, ты что?! Просто дружба. Софья смеется: - А что, такое еще бывает? Я твердо и уверенно киваю: - Бывает! Радулова вдруг поднимается, подхватывая сумку: - Слушай, а может, сходим, поужинаем, м-м-м? Там и поболтаем. Как-то это все неожиданно. Из официоза и сразу чуть ли не в подруги. Или у нее такой стиль, такой метод? Не понимаю такого неожиданного расположения к себе и тоже встаю. Егоров, закончив трапезу, вскакивает и обегает диванный модуль, покачиваясь и махая испачканными конечностями: - Девочки, я готов. Капец! Он мне тут всю обивку на мебели угваздает: - Борис Наумыч, вымойте руки. Тот прищуривается: - Молодец. Вот, молодец. И убегает, оставляя меня наедине с повисшем в воздухе вопросом Софьи Андреевны. Соглашаться или нет? Переминаюсь с ноги на ногу и неуверенно смотрю на Радулову: - Э-э-э…Со мной? Та благожелательно усмехается: - Ну да, а что тут удивительного? В любом случае, не хочу усиливать негативное впечатление от Егорова. Может действительно, если просто поболтать, получится полезней?