День за днем. Эпизод 3

Утром собираюсь в редакцию, словно в последний бой. У меня есть вариант статьи, и я готова за него пободаться… Хотя, конечно, он и не формате Зимовского. Одеваюсь так, чтобы было удобно для драчки… Или для бегства, если до этого дойдет… Шутка. В общем, на мне брючный костюм, темно – сиреневая водолазка, скоромный макияж, а подвитые волосы заколоты сзади в хвост. На удивление, но утро в редакции проходит тихо, мирно и неожиданно спокойно. Ближе к одиннадцати, когда надоедает сидеть, вылезаю из-за стола и начинаю прохаживаться вдоль окна, просматривая распечатки картинок и будущих текстовок. Неожиданно распахивается дверь и на пороге, уже привычно без стука, возникает Зимовский: - А-а-а… Хм… А она, оказывается, у себя в кабинете торчит! Странное начало. А где же еще мне быть? Привычно огрызаюсь: - Действительно, кто бы мог подумать, да? Бросив бумаги на стол, сажусь в кресло, пока этот упырь в него не плюхнулся. - А ты разве не в курсе, что у нас в издательстве иногда бывают летучки? У нас летучка? Недоуменно смотрю на него – Люся мне ничего не говорила. Быстро поднявшись со своего места, судорожно собираю назад в стопку только что просмотренные странички - как раз прихвачу с собой: - Ну, вообще-то, меня никто не предупредил! Сейчас, иду. - Не надо, не надо, сидите, сидите. Непонимающе смотрю на Антона, дернув плечом – так будет летучка или нет? - В смысле? - Мы прекрасно и без тебя справились. Или ты что думала – что без тебя и чихнуть невозможно? Вот, мелкий пакостник, ясно, что нарочно все подстроил. Молча, отворачиваюсь. Зимовский словно выплевывает: - Статья готова? - Готова. Беру распечатку со стола и, встряхнув листками, протягиваю Антону. Хотя руки чешутся швырнуть в лицо. Он, также резко, выдергивает их у меня: - Я бы, на твоем месте, не был бы так самоуверен. Зимовский отступает к окну, бегло просматривая мое вечернее творчество, а потом демонстративно сминает его в комок. Ошарашено зависаю, не веря в происходящее – да как он смеет! Гаденыш кидает комок в урну, а потом подступает ко мне вплотную: - Эти сопли, конечно, можно напечатать, но не в журнале «МЖ». Вот, дятел! Теперь понятен его выпад про самоуверенность. С ненавистью исподлобья смотрю на него: - Что ты сказал? Антон кивает в сторону урны: - Я говорю, не годится. Переписать! Я целый вечер на эту статью угрохала! Я лучше знаю, годится она или нет! - Что, значит, переписать? - А то и значит, ручками. - Слушай, Зимовский… Сунув руки в карманы, он меня перебивает: - Нет, это ты слушай! Я тебе еще раз напоминаю: политику партии здесь определяю я! Или ты завтра приносишь мне новую статью… Сощурив глаз, поднимаю вызывающе нос: - Или что? Он глядит на меня, не мигая, словно удав: - Или заявление об уходе! *** Час размышлений в собственном кабинете и мучительных сомнений, как теперь поступать, ничего не дает. Ясно, что Егоров будет призывать терпеть и выкручиваться, Калугин – терпеть и успокоиться, а Сомова – молиться на Борюсика и искренне верить каждому его слову. Никакого желания переделывать статью у меня, конечно, нет, но есть стойкое желание подкараулить в темном месте нашего нового главного вредителя и чем-нибудь крепко стукнуть по дурной башке. Наконец, мотаться впустую надоедает, и я отправляюсь к Антону. Если не выяснять отношения, то хотя бы высказать все, что о нем думаю. Может быть, это заставит его поумерить пыл. И еще, все-таки, хочу попытаться понять, что же он хочет, в конце концов, и что меня ждет. Уже по заведенному новому порядку, без стука, и уперев глаза в пол, захожу в кабинет к Зимовскому, как раз заканчивающему телефонный разговор: - Дауны! Зашились там, в типографии, как в катакомбах. Молча, иду через всю комнату, к дальней стене, завешанной плакатами номеров «МЖ» и останавливаюсь там, разглядывая висящие постеры: - Ты знаешь Антон, я тут шла мимо и подумала… Он таращится ошалелым взглядом, явно не ожидая такой моей реакции, и я продолжаю: - Что же я тебе хотела сказать и забыла? Взяв себя в руки, Зимовский ухмыляется: - Наверно, как ты меня любишь. - О-о-о, это само собой... А! Вот что! Поджав нижнюю губу и сделав брезгливую гримасу, складываю руки на груди. Мой взгляд устремлен ниже лица Зимовского, куда-то на уровень груди и я, как бы невзначай, отмечаю: - Кстати, неплохой костюм, за сколько брал? Антон, похоже, никак не может сообразить причин моего вторжения на его рабочее место, не понимает моих перескоков с темы на тему, ищет подвоха и потому с подозрением в голосе тянет: - Мне его на день рождения подарили. - Ясно. Развернувшись к столу, провожу пальцем по лежащим на столе бумажкам, подцепив одну из них, поднимаю на уровень глаз и, демонстративно просмотрев, откладываю назад, грустно добавляя вслух: - Я вчера, в кино, на убитом такой же видела. Видимо мое появление, все-таки, хозяина кабинета нервирует - Антоша откладывает, со стуком, мобильник в сторону, тянет руку и зло вырывает из моих пальцев свои бумажки: - Маргарита Александровна! Смотрим, друг на друга в упор, и он раздраженно указывает в сторону двери: - Вы знаете, что это такое? Спокойно киваю: - Это дверь. - А вас научили в нее стучать? Задумчиво кошу глаз в сторону монитора: - Ну, во-первых… На Антона не смотрю, продолжая нарочито разглядывать, что там у него в компьютере: - У меня есть с кого брать пример. Может быть, это самый действенный вариант общения с таким надутым индюком – как ты себя ведешь у меня, так и я буду себя вести у тебя, до мелочей. Взяв со стола рамку с выгравированной короной, с фотографией Зимовского, с издевательским придыханием восхищаюсь: – Маленький принц! Потом ставлю фотку обратно на стол: - А, во-вторых… Вздыхаю, сморщив нос: - Стучать – не моя прерогатива. По крайней мере, про плагиат обложки, инвесторам стало известно не от меня, точно. К тому же, я это уже поняла - стучать Наумычу на Зимовского совершенно бесполезно, хотя намекнуть упырю на то, что и над Антошей есть начальники, все равно не лишне. Антон уже сидеть не может, нервничает, вскакивает и начинает расхаживать за моей спиной: - То есть, ты приперлась сюда, чтобы поупражняться со мной в игре слов, да? Он наваливается обеими руками на крышку стола и, подавшись вперед, раздраженно буравит меня глазами. Равнодушно качаю головой - вовсе нет… Просто хочу показать, что ты меня не сломаешь своим хамством, что могу ответить и ответ мой будет адекватным. Засунув руки в карманы брюк, удивленно пожимаю плечами: - Да где уж нам… Ты же у нас в передергивании слов магистр. На откровенную усмешку, жду ответного выпада, но Антон вдруг успокаивается и даже ухмыляется, словно квохчет: - Хэ-хэ-хэ... Марго… Он подходит ко мне вплотную, а потом садится на край стола: - О-о-ой... Ты знаешь, ты мне сейчас напоминаешь рыбку из разбитой банки. Не в бровь, а в глаз. Усмешка сползает с моего лица. - Шлепаешь хвостом по паркету, а толку… Поморщившись, он фыркает, качая головой, а потом тянется к моему пиджаку - подцепив двумя пальцами за полу, что-то там поправляет и одергивает: - Эх, Маргарита Александровна, знаете… Он почти вплотную приближает свое лицо к моему, и проникновенно сообщает то, о чем я и так догадывалась: - Я буду вас прессовать до тех пор, пока вы сами отсюда не уволитесь. Теперь мне действительно становится все понятно, горько и без последних иллюзий. И даже цель своего прихода мне самому теперь яснее - спровоцировать Антона на откровение. Что же цель достигнута, откровенней некуда. И как бы я не старалась выполнять работу и его «поручения» все равно буду крайней и виноватой. Прищурившись, интересуюсь: - Да что вы говорите? - Угу. Ты меня еще умолять будешь, чтобы я тебе заявление подписал. Надо же, сколько ненависти и злобы в человеке. И главное, за что? Вздыхаю, отводя глаза в сторону: - Ох, Антон Владимирович. Потом снова гляжу ему в лицо: - За что же вы меня так не любите-то, а? Он со смаком словно выплевывает, отделяя слово от слова: - Я просто ненавижу… Запах дохлой рыбы! Зимовский переходит в наступление, будто оправдывая себя и свои поступки: - От журнала, который мы придумали с Гошей, практически ничего не осталось. Вы его перемолотили под себя! Вы мужиков задвинули на сорок девятое место! Но теперь все. Все! Лафа закончилась. Логики в подлых поступках, так же как и связи с моим «прессованием» в этих Антошкиных словах никакой. Цель оправдывает средства, что ли? А ведь недавно называл «МЖ» гламурной туалетной бумагой…. Так что фуфло это все, фуфло… И никаких святых целей, кроме как все подмять под себя, у Зимовского с Лазаревым нет. Хрен с ней с «дохлой рыбой», но зачем же журналу-то вредить? Поведя головой из стороны в сторону, иду в обход стоящего Зимовского и его кресла. Все же пытаюсь найти контраргументы - не хочу, чтобы последнее слово оставалось за злобной гнидой, причем словом, похоронным для меня и всего, что я делала: - То есть ты хочешь сказать, что Гоша обрадуется, когда узнает, как ты поступил с его сестрой, да? Уже с другого бока гляжу на Антошу исподлобья, ожидая честной реакции, но Зимовский лишь усмехается: - Я думаю, Гоша обрадуется, когда узнает, что я спас журнал. Тут уж я откровенно смеюсь – уж не мне ли знать обрадуется Игорь, когда вернется или закатает тебя в трехлитровую банку. Антон отворачивается: - Более того, по его отношению к вашему полу… Он оглядывает меня с ног до головы: - …У нас с ним полная солидарность! - Серьезно? - Поверь мне. - А ты не думаешь, что Гоша мог измениться за это время? Зимовский ухмыляется: - Нет, ну почему же… Выпятив губы вперед, он на секунду задумывается: - Нет ну, конечно же мог! Он мог покрасить волосы, сменить имидж там, потерять руку… Тьфу, тьфу, тьфу… Он плюет через левое плечо и стучит по столу, а потом добавляет, бросив презрительный взгляд в мою сторону: - Но по отношению к бабам? И мотает убежденно головой: - Не-е-ет! Вот таракан! Мелкая мерзость. Еще и Гошу притянул в свое оправдание. Антон радостно заканчивает свои разглагольствования, усаживаясь за свой стол: - Скорей китайцы выиграют чемпионат мира по хоккею. Если вспомнить обильные победы сборной СССР в прошлые годы и натужные сейчас, вперемешку с поражениями, то я бы не говорил с такой категоричностью. Прохожу позади Зимовского, направляясь к выходу и ворчливо комментируя последнее замечание: - Да уж, не за горами! Не глядя в мою сторону, Зимовский вдруг принимает деловой вид: - Ладно, я предлагаю прекратить прения. Его тон говорит о новой проблеме, и я торможу. - Есть еще один вопрос, по которому я должен ввести тебя в курс дела. Демонстративно не смотрю на него: - Боюсь даже предположить. - Значит так, завтра у нас пятница? Да, пятница! И что у нас в пятницу? Присаживаюсь в стоящее у стола кресло, нога на ногу, положив локоть на край. - И завтра всей редакцией мы выезжаем за город на семинар. Удивленно гляжу на креативщика, Это что еще за дела? Мне никто ничего такого не говорил, ни Наумыч, ни Люся: - Какой еще семинар? Недовольно отворачиваюсь, роняя в пространство: - Вообще-то, я рассчитывала в выходные отдохнуть. Зимовский, изображая занятое начальство, углубляется в изучение своих тухлых бумажек и бурчит: - Ну, вот там и отдохнешь. Там прекрасный гостиничный комплекс, бассейн, лес кругом, свежий воздух - дыши, не хочу. Черт, как все неожиданно. Пытаюсь усмехнуться: - А если я эти дни планировала провести по-другому? На самом деле планов никаких, но это ж дело принципа. Антон поджимает губы, потом будто выплевывает: - Пиши заявление и можешь планировать хоть в будни! Приходится поджать хвост. Тяжело вздохнув, деланно улыбаюсь: - Ладно. Одним толчком поднявшись из кресла, делаю хорошую мину при плохой игре: - Семинар, так семинар… В принципе ты прав - тебе же надо как-то повышать квалификацию. Сунув руки в карманы и оставив последнее слово за собой, не торопясь двигаюсь к выходу. Когда дверь за мной закрывается, набираю в легкие побольше воздуха и тяжело вздыхаю – последнее то последнее, но поход к главному редактору, увы, положительных результатов не принес и даже наоборот. По дороге к себе сворачиваю к Люсе, пытаюсь понять, откуда прилетело с семинаром и действительно ли объявлен общий сбор. А то с нашим креативщиком станется – припрусь завтра с вещами на работу, а тут передача «Розыгрыш». Людмила успокаивает - была бумага, был и звонок Наумычу, и даже сотрудники в своем большинстве уже предупреждены. Семинар называется: «Основы групповой психологии и коллективное творчество». *** До вечера меня не трогают, и ровно в шесть часов я срываюсь домой. Настроение унылое - хотелось отоспаться в выходные, может быть никуда не вылезать из дома, а тут на тебе, семинар какой-то. Раньше бы я отмахнулся бы и никуда не поехал, отмазался бы у Наумыча, а теперь и не рыпнешься – огребешь плевков и угроз в свой адрес. Когда захожу в квартиру, с гостиной слышится громкий голос Егорова: - Служи… Нет, служи! С Фионой играет…. Усмехаюсь – или с Сомовой? Когда захлопываю дверь, Наумыч это слышит и вопит со своего места: - О-о-о, Марго пришла, привет… Привет, Марго-о-о! А потом радостно торопится ко мне в прихожую, встречать. Увы, настроение у меня совершенно не в тему его бурному веселью, так что ограничиваюсь коротким: - Салют. Держась рукой за полку, переобуваюсь, меняя садистские шпильки на удобные тапочки. Егоров забирает у меня из рук сумку с курткой и, подцепив за локоть, настойчиво увлекает за собой в гостиную. Покорно следую заданному курсу, лишь мельком бросив взгляд в сторону Аньки, стоящей за кухонной стойкой и молча наблюдающей за действиями своего бойфренда. - Ну, давай, рассказывай! Не понимаю, чего ему надо: - Что рассказывать? - Как дела? Пожимаю плечами – чего придуривается, сам все знает. По крайней мере, полдня был на работе, шушукался о чем-то с дочуркой. Да и по телефону мы с ним разговаривали, как раз о Зимовском и его происках. По новому кругу заводить старую песню бесполезно, и я отмахиваюсь: - Да, все отлично. - У нас всегда все отлично, ты вот конкретно мне рассказывай. Он садится на диван, откладывая мою сумку с курткой в сторону. Театр какой-то. Наверно, перед Анькой. Ну, ладно, сажусь сбоку на диванный модуль, сцепив руки перед собой. С кухни к нам спешит Сомова: - Эй, стоп - машина, никаких новостей! Можно подумать она не в курсе, что он был в редакции. У меня вся эта ситуация вызывает маяту - то упираю руки в колени, собираясь встать, то со вздохом опять их складываю на коленях. Наумыч укоризненно смотрит на подругу: - Аня! - Ну, что, Аня, Аня! Ты лежал, отдыхал, очищал свои файлы. Не надо! Я вот тебе сейчас чай с ромашкой сделаю. Не надо свою голову возвращать в работу! Она требовательно наклоняется в сторону Егорова: - Я прошу тебя. Все ясно. Весь этот спектакль исключительно для Сомовой. Наумыч кокетничает: - Я так не могу, я все же директор. Анька закатывает глаза к потолку: - Ну и что, что ты директор? - Ну, пускай хотя бы общие новости расскажет. Дурдом «Ромашка» отдыхает с их любовными играми. Может действительно уехать на выходные? Анюта милостиво соглашается: - Ну, общие, пускай. И уходит снова на кухню. Егоров поворачивается ко мне, а я тянусь к стоящей рядом Фионе, чтобы потрепать за голову – вот кто действительно никогда не строит из себя неизвестно кого и чего. Шеф повторяет: - Ну, чего там? Ладно, может вот этого Наумыч еще не знает: - Да, там нечего рассказывать. Зимовский проявил инициативу, так что мы завтра вечером, после работы, все дружно едем за город на семинар. Сомова уже возвращается с кухни и слышит мои слова: - На какой еще семинар? Да по хрену мне какой. Безвольно уронив руки на колени, поднимаю глаза к потолку: - Я не помню. Там какая-то чушь, про коллективное творчество. Егоров вдруг оживает, что-то вспоминая, и взмахивает рукой: - А-а--а… Господи, ну точно, мне ж звонили, а я все перевел, все это, на главного. Извини Марго, я забыл, что ты уже это… Он виновато отводит глаза. "Уже это"! Конечно, забыл, не сомневаюсь. И про свои обещания все исправить, тоже забыл. Отворачиваюсь, опустив голову, а когда Сомова садится рядышком, продолжаю докладываться: - Зимовский говорит, что все это будет происходить в каком-то гостиничном комплексе, с бассейном, в лесу. В общем, типа, совместим приятное с полезным. Шеф с заговорщицким видом вдруг начинает суетиться: - Так, стоп, а я в чем поеду? У меня все вещи дома. Сомова тут же вскакивает: - А ты никуда не поедешь! Интересно почему? На работу ходить можно, а на природу нельзя? Решила воспользоваться моментом и провести с Борюсиком выходные наедине, без меня? Мы с Наумычем смотрим на нее, и влюбленный начальник деланно возмущается: - Как это не поеду? - Так не поедешь! Ты же только что из больницы. - Ну и что, что из больницы. Это же семинар. А сам светится, подмигивает мне – сразу видно идея остаться наедине с Аней в мое отсутствие ему самому по нраву. Сомова опять садится рядом и спектакль продолжается: - Слушай, знаю я эти ваши семинары. Два часа поработаете, а потом всю ночь напролет бухаете! С разборками. В чем-то Анька может и права. Хотя, конечно, могла бы сама присоединиться и проследить за своим ненаглядным. И мне спокойней было бы. Безучастно сижу и жду окончательного решения, хотя итог понятен заранее. - Ну, я не бухать там буду, я работать. Егоров толкает меня в плечо, и я удивленно смотрю на него. По тому, как он весело таращится, очевидно, что это все провокация для ненаглядной Анечки – посмотреть, как она будет кудахтать вокруг него, заботиться и запрещать. И она, конечно, так и делает: - Тем более, врачи тебе сказали отдыхать! Отдыхать, понимаешь? Наумыч игриво косится в мою сторону, играет бровями, подмигивает, кивает головой на Аньку - видимо просит подыграть. Капец, с меня в квартире и двух клоунов хватает, зачем им третий? Тарапунька и Штепсель. Со вздохом начинаю: – Борис Наумыч, действительно, ну? Аня права, зачем вам это. Там все равно начнутся какие-то выяснения отношений, разборки, оно вам надо? Отлежитесь лучше дома. Егоров сразу же соглашается: - Ладно, подчиняюсь насилию. И снова игриво двигает бровями. Артист больших и малых театров. Сомова высовывается из-за меня: - Не насилию, а здравому смыслу! Наклоняюсь к ней и с серьезной физиономией сетую: - А как бы ему хотелось насилия… Егоров тоже вздыхает: - О-о-ох! Сомова укоризненно обрывает меня: – Марго! Кряхтя, поднимаюсь: - Ухожу, ухожу… Мне еще переодеться надо, умыться, сумку собрать. Да и пожрать не помешает… Сомова вскакивает и обиженно ноет: - Ну, чего ты постоянно… Да, ладно школьницу из себя строить. А то я не вижу, как дуэтом поете. - Ухожу, ухожу…