День за днем. Эпизод 3

Вечером собираюсь на свидание. На свидание! За три с лишним часа, которые выкроила, улизнув с работы, успела все – и в салон заглянуть и в косметологический кабинет, и туфли купить новые. Аньки нет, где-то шляется с Борюсиком, так что, все приходится делать самой - и наряжаться и красоту наводить. Волосы после душа еще до конца не высохли, и я расхаживаю по пустой квартире в одном красном халате – из всех шкафов собираю с мира по нитке: где-то платье, где-то бижутерию, где-то белье. В спальне раскладываю на кровати весь праздничный гардероб – вешалки, вешалки, вешалки… Черное платье, красное, полосатое… Прикладываю к себе полосатое – в нем я уже ходила в ресторан с Калугиным. Смотрюсь в зеркале через открытую дверь в ванную, потом подхожу поближе. Нет, не нравится. Во-первых, он меня в нем уже видел, а во-вторых, хочется чего-нибудь необыкновенного, чтобы уж сразить наповал. Возвратившись в спальню, кидаю это платье поверх черного и красного. Уперев одну руку в бок, другой задумчиво тереблю подбородок - вот так всегда, тряпок полно, а одеть нечего... И вдруг вспоминаю - есть же еще шкаф в прихожей! Я туда повесила пару совершенно ненадеванных платьев - это когда Егоров выделил одежные на ресторан с Верховцевым, а потом премию по поводу возвращения Андрея. Мы с Анютой отоварились тогда на славу! У меня даже глаза вспыхивают от предвкушения и я, пританцовывая, спешу туда. Извлекаю из недр шкафа белое платье и еще одно черное, но черное тут же вешаю обратно - хочу сиять, а не грустить. Прижав платье к себе, вприпрыжку скачу обратно в спальню – сегодня я не могу ходить спокойно, только скакать и танцевать! Подойдя к дверям ванной, прикладываю платье к себе и смотрюсь в большое зеркало. Ну что, вполне… Повесив платье на дверцу шкафа, приступаю к следующему этапу – во-первых, нужно подобрать белье. И сегодня никаких колготок, только красивые чулки. А во-вторых, решить какой будет макияж. *** К половине восьмого я уже практически готова. Последние штрихи - блеском по розовой помаде на губах, еще один взгляд в зеркало в ванной на четко прорисованные контуры бровей и я выпархиваю назад в спальню: бежевые туфли на тонком каблуке, впечатляющее белое платье с рукавами фонариками… Талию подчеркивает серебристый широкий пояс, а шею - бусы под крупный жемчуг. Очаровашка! Уперев руки в бедра, еще раз смотрюсь в зеркало, в полный рост. Поворачиваюсь то одним боком, то другим и остаюсь довольна - хороша! Ей-богу, хороша. - Думаю, Мерлин Монро отдыхает! Передразниваю ее: - Ту-пупи-ду-пу-у-у… И, пританцовывая, отправляюсь выбирать сумку – это оказывается тоже целая наука, а времени в обрез. *** Вызванное такси привозит меня в ресторан с небольшим опозданием. Черт, Андрей наверняка уже весь истосковался за столиком в одиночестве и наверно ругает меня в хвост и в гриву. Но, надеюсь, увидев мои старания, простит. Вцепившись обеими руками в черную сумочку на тонком ремешке, прекрасно контрастирующую с платьем, захожу в зал. Тут же появляется метрдотель и приветствует меня: - Добрый вечер. - Добрый. У нас заказан столик. - Фамилия. Называю свою: - Реброва. Метрдотель раскрывает обложку папки и ведет пальцем по списку сверху вниз. А почему собственно Реброва? Андрей же заказывал. Заглядываю в книжку суровому работнику ножа и вилки и добавляю: - Или Калугин. Распорядитель тут же расцветает улыбкой, захлопывает свой талмуд и вытягивает руку в сторону полутемного зала: - Вот здесь, у окна. - Спасибо. Интересно, Андрей уже здесь? Я торопливо иду вперед под цокот каблучков. Меня провожают к свободному столику с двумя диванчиками, заваленными подушками и я протискиваюсь за один из них, придерживая широкий подол платья. Метрдотель - официант в одном флаконе, предлагает: - Аперитив? Поднимаю на него с улыбкой глаза: - А, давайте! - Секунду. Ничего страшного, подожду. Разговор Калугина с Егоровой может и затянуться. Служащий уходит, и я перекладываю сумку на колени, чтобы достать телефон. Если Андрей будет задерживаться, звонок может раздаться в любую минуту. А может он уже и звонил, да я не услышала. Или SMS прислал. Отложив сумочку в сторону, открываю крышку телефона – увы, ничего. Положив ногу на ногу, сама начинаю нажимать кнопки, но в трубке только: «абонент недоступен». Может в пути? Официант приносит большой бокал с красной жидкостью и трубочкой, и я благодарно киваю: - Спасибо. Как раз, вовремя – буду снимать стресс. Не хочется думать, что что-то случилось - Андрей обещал, что истерики Егоровой его не остановят! Главное не психовать и не накручивать себя… Играет негромкая музыка, кто-то поет. Официант уходит, я откладываю телефон в сторону и оглядываюсь в направлении входа - вдруг, вот прямо сейчас, он на подходе? Кидаю взгляд на часы на руке – двадцать тридцать. Потом придвигаю к себе бокал и начинаю пробовать, что там за аперитив. И снова оглядываюсь на вход, помешивая жидкость – ну что ж, мой принц будет сам виноват, если я напьюсь. Придется ему меня тащить домой на руках или на коркушках. *** Время идет, а Калугина все нет. Уже два коктейля выдула и успела в туалет сбегать. Крутить головой, поглядывая на вход, уже устала - теперь сижу в пол оборота, сдвинув колени вбок, в проход. Третий бокал с чуть тронутым содержимым отставляю в сторону. Что ж такое могло случиться? Внутри нарастает псих и нервная дрожь. Андрей передумал? Егорова убедила его не расставаться? Она подключила родителей, и они втроем его утюжат? Официант, проходя мимо, подхватывает недопитый бокал и уносит. Мои руки безвольно лежат на столе, так и тянет снова взглянуть на циферблат… Хотя наверняка не прошло и трех минут с последнего раза. Не выдержав, приподнимаю руку, вроде как, поправляя часы, и кошусь осторожно на стрелки. Двадцать один тридцать! Из груди вырывается невольный вздох, и я нервно веду головой из стороны в сторону – мне душно и внутри тоскливо. Гоню прочь поганые мысли, но они, все настойчивее, стучаться в мой мозг: - Капец. Ну, позвонить то хоть можно! Просто сказать - извини, я опаздываю… Или я не приду, прости…Голос официанта отвлекает меня. - Извините? Сажусь прямо, убирая ноги от прохода, и смотрю непонимающе на служащего. Почему-то вся напряжена - обе руки, как плети, лежат на столе, чуть растопырив пальцы, а изнутри поднимается страх - вдруг... Вдруг он принес какое-то известие…, плохое известие… Нервно вздохнув, переспрашиваю: - Что? - Что-нибудь, еще? Паника утихает и дыхание выравнивается: - А-а-а… Я уже полтора часа тут сижу. Может, хватит? Но уходить не решаюсь… Надо подождать еще немного! Зависнув на секунду, вычерчиваю пальцем фигуру бокала в воздухе: - Вот это, что у нас сейчас было? - Голубая лагуна. Нет, эта лагуна плохо пошла. Я ее совсем чуть-чуть выпила. Замешкавшись, корректирую: - А перед этим? - Дайкири. - Вот точно, давайте его повторим. Официант уходит, и я снова сдвигаю сжатые коленки вбок, усаживаясь в пол оборота - так виднее вход в зал. В очередной раз нервно вздохнув хватаю мобильник со стола. На дисплее, увы, никаких новых сообщений – ни SMS, ни пропущенных звонков. Сигнал пять делений. Откладываю телефон обратно, уныло бормоча в пространство: - Со связью все в порядке. Чья-то рука ставит со стуком прямо передо мной бокал с красной жидкостью. Вздрогнув от неожиданности, поднимаю вверх глаза. Это всего лишь официант и я киваю: - Спасибо. Странно, что коктейль красный, я же дайкири просила. С безнадегой смотрю на бокал, а потом тянусь к нему губами. Резкий звук зуммера бьет по нервам. На дисплее номер Андрея, наконец-то! Тут же хватаю мобильник со стола: - Ну, слава богу! Не прошло и двух суток! Открыв крышку, прикладываю трубку к уху: - Алло. - А-а-а…. Марго, это я. Интересно, первый вариант или второй? Скорее второй - опаздывать уже поздно. Стараюсь говорить весело: - Да, я уж поняла, что не Уинстон Черчиль. Ты в пробке? - Марго, слушай, здесь все гораздо хуже. Я не смогу сейчас прийти. Та-а-ак… Кажется, меня развели как лохушку. Может он вообще не собирался приходить? Интересно, он не может сейчас или не может вообще? Вот и продинамили тебя Маргарита Александровна, первый так сказать опыт… Ай, да Калугин! Придаю голосу удивленные нотки: - Ты шутишь? - Марго, я серьезно, возникли кое-какие проблемы. Господи, опять у него проблемы. То надо срочно Наташу выкупать в ванне, то накормить ее фирменным рисом. Что, на этот раз? Нервно поглаживая пальцами основание бокала, пытаюсь ехидничать: - Дай, попробую, угадать… Егорова расцарапала тебе лицо? - Слушай, Марго, мне не до шуток. Действительно, голос у него напряжен, и его тревога передается мне. Пытаюсь проглотить обиду и быть серьезной: - Да что случилось то? - Я тебя прошу, давай не по телефону. Я завтра тебе все объясню, хорошо? Почему завтра? Что происходит? И вдруг до меня доходит, почему он не придет и почему только завтра… Сердце ухает вниз, вызывая приступ дурноты... Значит, сегодня ночью он останется у нее. Поставив локоть на стол, еще хватает сил держать телефон у уха. Другая рука елозит по столу, ища себе занятие, а потом тянется к лицу, теребить волосы и убирать их за ухо. Наконец, замерзшие губы произносят: - Так что… Все-таки…, Вы летите? Обречено жду «Да!», но Андрей повышает голос: - Марго, завтра, все завтра! Хорошо? Ни да, ни нет, как всегда. Я же до утра сдохну, вся изведусь. Мне нужен хотя бы намек! Положив ногу на ногу, сижу, вцепившись до боли пальцами в диванчик под собой. Если бы что-то случилось с Алисой, Андрей бы сказал. Значит, Егорова что-то учудила: - Хорошо, хорошо... Ты только одно скажи, ты поговорил с Наташей? Через паузу в трубке раздается: - Почти. Капец. Да что ж, такое-то! Как можно поговорить «почти»? - Андрей, что значит, «почти»? - Слушай, Марго, ты пойми, я не могу сейчас разговаривать. Тут такая ситуация! Псих бьется из меня наружу, но я сдерживаюсь как могу. Похоже, из Калугина сейчас все равно ничего не вытянуть. Придется решать проблемы по мере узнавания. И еще, очевидно, что он не приедет в ресторан: - Ладно, Андрюш, не рвись. - Что? - Не рвись, говорю, я тебя услышала… ОК, завтра поговорим. С тобой, точно, все в порядке? - Точно! Извини, я больше не могу разговаривать. - Ладно, все, завтра увидимся. Все, пока! В трубке звучат короткие гудки, и я захлопываю крышку телефона. Ничего не понятно. И рассказывать, что происходит, он мне не хочет! То ли разрулить пытается, какую-то проблему, то ли подготовиться к завтрашним объяснениям со мной. Одно очевидно – какой бы нарядной я не была, здесь мне делать нечего. Останавливаю идущего мимо сотрудника: - Официант, я хотела бы рассчитаться. Тот стоит, чуть наклонившись вперед, и чего-то ждет. Мог бы и счет принести. Под его оком лезу в лежащую рядом сумку в поисках кошелька. Расстроенная и растерянная, поднимаю глаза на официанта и, тряхнув гривою, виновато хихикаю: - Интересно, я деньги взяла? Хе-хе... Когда платила за такси, даже не посмотрела, сколько осталось. Было бы круто в довершение вечера оказаться где-нибудь в милиции, в обезьяннике. *** Спустя полчаса такси привозит меня домой. Настроение паршивое – на хрена спрашивается я все это напялила, дура стоеросовая… Платье, чулки, бусы…, голову мыла, причесывалась... Все бабу из себя корчу. А эта стерва хвостом вильнула и все - Калугина, как языком слизнуло. Уже на этаже, когда подхожу к квартире, дверь вдруг распахивается, чуть не ударяя меня, и на пороге возникает Егоров в своем пенсионерском плаще. Капец, домой нормально не попадешь - и тут пришибут. Они с Анькой хором голосят: - Ой, извини. - Осторожно! Останавливаюсь в дверях. Мне сейчас только гостей не хватает… Могу ведь и обматерить под горячую руку. Наумыч как-то по-особенному смотрит на меня: - Привет, Марго. Бурчу под нос: - Давно не виделись. Стою, жду, когда мне дадут пройти, а Егоров оглядывается на Сомову: - Ну, я пойду, а? Анюта машет рукой: - Да, конечно. Наумыч продолжает таращиться, а потом не может удержаться от комплимента: - Марго, а какая ты сегодня красивая. Вздохнув, протискиваюсь между парочкой, таща зажатую в руке сумку с курткой: - Красивая как корова сивая. Хотя, конечно, сивыми бывают кобылы, а не коровы. Ну, а я наверно все вместе – мутант, сивая корова. Молча, иду к кухне, но на углу останавливаюсь, привалившись к стенке и сложив руки на груди. До меня доносится невнятный шепот: - Чего это с ней? – Да я не знаю, давай до завтра. Оглядываюсь, в ожидании, когда Ромео свалит. Егоров тянет губы, пытается чмокнуть Сомову в губы. Закатив глаза к потолку, отворачиваюсь от такого зрелища и слышу за спиной: - Пока! - Пока Наконец, слышится стук двери и щелканье замка. Продолжаю молча бурлить внутри - мне нужно выплеснуться, выговориться, а говорить то не о чем. Никакой информации. Анюта подойдя сзади вздыхает, и начинает нести какую-то муть: - Представляешь, эти уроды так составили контракт, что вообще не подкопаться. Господи, причем тут твой гребаный контракт?! Беззвучно шевелю губами, ругаясь: "вот, дура", а Сомова повторяет: - Вообще, не подкопаться! Очень хочется заорать, выматериться, но сдерживаюсь. Сжав зубы, бросаю в пространство: - Ань, дай мне стереть эту боевую раскраску. Анюта пытается заглянуть мне в лицо: - Эй… С тобой что-то случилось, что ли? А то не видно! Шушукалась же об этом со своим Ромео. Продолжаю цедить по слову: - Нет, со мной ничего не случилось. - Ну, ты встречалась с Андреем? Раздражение, наконец, прорывается - не выдержав, повернув к ней голову, рявкаю: - Нет, не встречалась! Сомова ошалело на меня смотрит, и я отрываюсь от стены, собираясь уйти к себе: - Есть еще вопросы? Нет? И прекрасно! Стуча каблуками, шлепаю в спальню, а затем в ванную. Все смыть! Все снять! Хватит! Наигралась! Мэрилин Монро недоделанная. *** После душа всю эту кучу бабского барахла с платьем, чулками, бусами и бельем засовываю поглубже в шкаф…. Потом, на досуге, выкину. Сомова уже сгорает от любопытства и, перегородив вход в ванную, наблюдает за моими метаниями по спальне: - Так почему вы не встретились-то? - Потому, что… Он не может, у него ситуация... Объяснит все завтра! Переспит в очередной раз и объяснит. Бэ-э-э… Ме-е-е… Натянув синие футбольные труселя и такую же майку, засунув ноги в шлепки, мимо Аньки протискиваюсь внутрь ванной комнаты. Прямо к зеркалу. Злость и разочарование переполняют меня. Кому я поверила? - На хрена я вообще напялил на себя все это гейское шмотье! Сомова удрученно хмыкает: - Ну а что, он ничего не объяснил? Я же уже сказала… Сказал. Выкрикиваю для непонятливых: - Нет, ничего! - Что, вообще? Я ужу не могу и ору: - Вообще! Беру с полочки и тут же швыряю назад со стуком щетку для волос, разворачиваясь к Анюте: - Позвонил и сказал, что не может разговаривать! Помотавшись от душевой кабины до унитаза и обратно, возвращаюсь к Аньке. Та усмехается, качая головой: - Угу… Ты знаешь, ты наверно была права! Права? Когда? Замираю перед ней: - В чем? Сомова вскидывает руки вверх: - В том, что все мужики эгоистичные козлы. Во мне тут же возникает желание говорить наперекор. Это мой Андрей и только я могу его ругать! И вообще… На Ромео своего посмотри. Да Калугин в тысячу раз лучше любого в нашей редакции! И я Сомову обрываю: - Андрей не такой! Иду обратно к зеркалу. Эта пиявка что-то наверняка подстроила, какую-то пакость. Вот и вся причина. Сомова ржет мне в спину: - Ну вот, ха-ха! - Что, вот? - Типичные слова влюбленной бабы. Вижу в зеркало, как Анька, выпятив губу, корчит рожу. Вздохнув, опускаю голову вниз. Типичные, не типичные… Причем тут влюбленная баба? Просто эту семейку на кривой кобыле не объедешь. Младшенькая так зубами вцепилась, что с первого раза не отдерешь. Опустив голову, шумно вбираю воздух в легкие. Говорю в зеркало: - Слушай, Сомова, это ты Борюсику своему про козлов расскажешь, ладно? Анька недовольно елозит на месте и перестает усмехаться: - Ой, а Наумыч то здесь причем? А он у нас что, не мужик? Обернувшись, почти выкрикиваю: - А Калугин здесь причем? Меня и так всю колотит от всяких догадок, а тут еще она. Иду решительно из ванной назад в спальню, но возле Сомовой сдерживать эмоции не получается и я почти в истерике чуть не плачу: - Может у него что-то случилось?! Внутренний колотун теперь несет меня в гостиную – подальше, прочь, не хочу ничего слышать! Сзади раздается шарканье тапок Анюты: - Марго, ты прости меня, я не хотела тебя обидеть. *** Пока я хандрю, сидя на диване, Анюта колдует и шуршит на кухне. Хотя я, наверно, голодней ее, но мне сейчас кусок в горло точно не полезет, и я даже не пытаюсь узнать - собирается Сомова меня кормить или нет. Уже минут через десять она приносит поднос с сушами, роллами и прочими вкусностями и ставит его на стол. Мои размышления результата не дают - таинственность Калугина заставляет предположить самые невероятные причины странного поведения – от ужасно страшных, до абсолютно глупых. Со вздохом озвучиваю последнюю кучерявую мысль: - Хотя, ты знаешь, Ань…. В чем-то ты была, наверно, права. - В чем? Что все мужики козлы. И Калугин тоже! Хотя я внешне и успокоилась - расслабленно сижу, опустив безвольно руки между раздвинутыми коленями, но внутри, все равно муторная нервность и раздрай: - Ну, мог бы, хотя бы, объяснить... Ну, хотя бы, намекнуть. От возмущения взмахиваю руками, а потом они опять уныло падают вниз без сил: - А то все завтра, да завтра... Анюта, обойдя вокруг стола, усаживается в кресло рядом и вздыхает, пытаясь меня подбодрить: - Ну, правда, ну… Мало ли… Может действительно что-то случилось? Чего ты накручиваешь себя на ровном месте? Сцепив пальцы в замок и вперив взгляд в пустоту, пожимаю плечами - сама понимаю, что Егорова что-то учудила, только что? Пригрозила? Избила? Изнасиловала? Самое мучительное, это неизвестность: - Да случилось, однозначно случилось. Анюта ставит поднос себе на колени и крутит в руках длинную вилку с двумя зубцами. Ну, пусть похряпает, я как-нибудь потом... В который раз пытаюсь найти логику в мужских словах: - Если говорит про завтра, то, скорее всего, они никуда не летят? Или летят? Анюта пожимает плечами: - Послушай, если Калугин тебе обещал объясниться, то он обязательно объяснится. Да это и ежу понятно. Но чего мне ждать то? Они остаются или уезжают? Сходятся или разбегаются? Подруга сочувственно добавляет: - Тем более, до завтра осталось всего ничего - только закрыть глаза и открыть. Капец! С недоуменным скепсисом смотрю на нее: - Это тебе закрыть глаза и открыть, а мне лежи и мучайся! Анька укоризненно обрывает мое нытье: - Марго! А потом начинает уминать свои роллы. Пожалуй, своим психозом, я не только себя изведу, но и ее: - Так, ладно! Все, заморозили тему… Помолчав, интересуюсь: - Что, у тебя? Эта тема Анюте более приятна и она, оживившись, махает вилкой: - А у меня все весело! По виду не скажешь. - В смысле? Сомова утыкается в тарелку: - Ну, в общем, я решила абстрагироваться. Любопытством приподнимаю бровь - такое замечательное слово мне сегодня нужно как никогда: - То, есть? - Ну, если не можешь изменить ситуацию, надо изменить свое отношение к ней. Угу. Понятно. Только непонятно, что мне менять, если Калугин молчит как партизан. Продолжаю пристально следить за Сомовой: - То есть, типа ты решила забить? - Ну, типа того. Анька вдруг морщится: - В общем, я решила аннулировать отношения с Маратом. Пусть тянет свое радио из болота сам. Надоело! Надо же, я думала она их и так давным-давно аннулировала. Ну, как только стала встречаться с Наумычем… А вот, поди ж ты, оказывается еще и с Маратом успевает мутить. Чужая душа потемки. Мои мысли снова перескакивают на Андрея: - Да уж. Вот надо было мне Калугу с самого начала аннулировать! Сомова хмыкает, косится на меня и недовольно повышает голос: - Это называется заморозили тему, да? Но меня уже несет, заталкиваемые внутрь сомнения прорываются и я, отмахнувшись от Анькиного скепсиса, взрываюсь новым негодованием: - Блин, я знаю, я уверена, что Егорова там устроила ему истерику, она это умеет!… Упала на пол, вырвала себе пару волос! - Ну так, тем более, проблема яйца выеденного не стоит. Не будет же она неделями кататься по полу и рвать на себе волосы. Еще как может. Самоуговоры меня не успокаивают: - Блин, ну это же можно было объяснить по телефону, ну?! Он что, думает я не пойму? Сомова вдруг громко заявляет: - Ха! Дорогая моя, мне кажется, ты уже забыла, когда была Гошей. Да? Кровь бросается мне в лицо. Это она про что? Дескать, подзабыла, что ты на самом деле мужик? Да, я забыла! Специально. Любить Андрея может только женщина! У меня даже челюсть падает вниз от такого наезда, а глаза лезут на лоб: - А… Причем здесь это-то? - А, притом! Вспомни, сколько ты баб продинамил, а? Ты даже не звонил им вообще ни одной! Я все никак не пойму чего она от меня хочет. Вспомнить, что я Гоша и не страдать от бабской любви? Или сидеть и перебирать, вместе с ней, сколько баб у меня побывало в постели? Ну, спасибо, дорогая! Низкий тебе поклон. Сжав зубы, отворачиваюсь. Сомова продолжает буянить: - Сидели там неделями, плакали в кулачок, слезки собирали… Анька начинает демонстрировать, как девицы собирали щепотками свои слезы, но то, что она наезжает не только на меня, но и на Андрея, заставляет неодобрительно покачать головой: - Сравнила ты... - Что, сравнила я? Во-первых, никто никаких слезок не собирал. Все с самого начала по чесноку. Мы и потом, не с одной пересекались и оставляли друг о друге самое прекрасное впечатление. Это только Карина оказалась злобной дурой – навыдумывала себе, черт чего, теперь не расхлебаешь. Во-вторых, Калугин на Реброва похож так же, как монах на плейбоя. А в-третьих, Марго никогда никаких баб не динамила. Ну, может только один разок, да и тот не считается. Они ее, вообще, интересуют только с эстетической точки зрения. Все инсинуации, пожалуйста, не в мой адрес! Так что, на Анютин вопрос, закатываю глаза к потолку: - Гошу с Калугой?! - Хо-хо... Неожиданно наш спор прерывает звонок во входную дверь. Мы замираем и смотрим друг на друга. Из ступора меня выводит ехидный голос Сомовой: - Интересно, кто бы это мог быть? Скривив губы в улыбку, отвечаю ей той же монетой: - Наверно, Наумыч опять что-то забыл. - Угу. Надеюсь это Андрей. Упираюсь руками в диван, собираясь встать, но Сомова наклоняется в мою сторону с таинственным видом: - А может это маньяк с топором? Подожди не открывай сразу, посмотри в глазок. Уж чья бы корова мычала. Романы с маньяками это по твоей части. Я, все-таки, поднимаюсь и не торопясь направляюсь в прихожую, бросив на ходу: - Смешно. Но когда вижу на экране домофона Калугина, меня словно волной окатывает – вся встрепенувшись и сжав кулаки, взволнованно смотрю на Аньку сквозь полки: - Это, Андрей! Сомова с крокодильей улыбкой ехидничает: - Калугин? - Да!!! Хватит трепаться! Яростно машу ей обеими руками: - Давай, давай… Собирай свою жрачку и вали быстрей. Быстрей! Понятливая Анюта встает с кресла и, подхватив поднос, тащится к себе в комнату. Еще и бурчит: - Мать честная, какая честь - сам Андрей Калугин пожаловал к нам в гости! Я, еще раз всплеснув руками, тороплю ее: - Давай, вали! Входной звонок продолжает наяривать, и я иду к двери. Повернув защелку, толкаю створку наружу, распахивая ее. Хочется сразу наброситься на Калугина с вопросами, но стараюсь держать марку - он еще прощения не попросил за все мои переживания! Так что, разворачиваюсь к нему спиной и иду к кухне, на ходу декламируя: - Боже мой! Сцепив пальцы у живота, оглядываюсь: - Какого красивого дяденьку к нам занесло. В час то ночи! Сзади слышится неуверенный Андрюхин голос: - Я-я…, могу войти? Сердито хлопнув кулаком по ладони, заворачиваю в сторону гостиной: - Конечно, можешь! Снова слышу неуверенное: - Спасибо. Сзади приближаются шаги, и я, остановившись, приваливаюсь спиной к торцевой стенке стойки с полками, отгораживающей коридор – жду, когда подойдет Андрей. Он встает передо мной, лицом к лицу, с напряженным видом и только вздыхает и пыхтит: - А..., ф-ф-ф... Марго. Молча, жду продолжения, Калугин вдруг начинает крутить головой по сторонам: - Ты одна? Его странное поведение меня начинает нервировать. Он поговорил с Наташей или нет? Или просто передумал? - А кого тебе еще надо? Оторвавшись от полок, прекращаю глупую игру в театр и иду к дивану. Калугин плетется вслед, сопит и молчит. Присев, с немым вопросом смотрю на него снизу вверх. Конечно, Станиславский призывал держать паузу, как можно дольше, но мы же не на сцене! Услышу я, наконец, что-то внятное? Калугин выдавливает из себя: - Я… Я хотел бы перед тобой извиниться. Ну, наконец-то! Обхватив себя руками, пожимаю с усмешкой плечами: - Да, не за что... Что ты… Прогулялась перед сном, подумаешь. Угостила себя коктейлем. Калугин, прикрыв глаза, чуть качает головой: - Нет, ты не поняла, я... Ну, так объясни! Поджав губы, молча жду конкретики. Но ее нет: - Фу-у-у… Можно я присяду? Его нервозность все больше передается и мне, но я стараюсь не подавать вида: - Конечно, присядь. - Спасибо! Калугин стаскивает с себя пиджак и, с тяжелым вздохом, усаживается на боковой модуль дивана. Он продолжает молчать, потом, свернув пиджак, кладет его на колени, опять сопит и вздыхает, глядя перед собой. Ощущение облегчения, что Андрей все-таки пришел и наверно все разрулил, все быстрее куда-то уползает, уходит вместе с улыбкой на моем лице. Я тоже вся напряжена – уперев руки в диван, сижу, выпрямившись как струна, положив нога на ногу и жду приговора… Похоже, они помирились и заботливый Калугин пришел повиниться, чтобы долго не мучилась. Наконец, он всплескивает руками, а потом, сцепив пальцы в замок, кладет себе на колени. Новый взмах руками и новый вздох… - Нам… Нам нужно серьезно поговорить. Еще держусь. Опять поговорить. По новому кругу. Я думала, мы уже наговорились и перешли к действиям. Нервно усмехаюсь: - Я слушаю, слушаю. Хотя мне совершенно расхотелось что-то услышать. Я уже догадываюсь, что он хочет мне сообщить - вероятно, за сегодняшний вечер, проведенный в объятиях Егоровой, он прозрел и понял свою ошибку. И теперь они с Наташей улетают. Калугин отводит глаза в сторону и опускает голову: - Черт! Он вдруг трясет головой: - Я даже не знаю, как начать… Его мучения заставляют меня наклониться сильней вперед и попытаться поймать его взгляд: - Андрюш, да что, случилось-то? Чего наводить тень на плетень? Да-да, нет - нет. Я пойму. Он смотрит на меня больными глазами и молчит. Сейчас, самое важное – летят они или остаются, все остальное разгребем. Вместе! Ну, что там может быть? Истерика? Угроза увольнения? Трогаю Андрея за руку и пытаюсь придать голосу спокойствие: - Вы остаетесь? Он смотрит на меня непонимающим взглядом, потом мотает головой: - Мы остаемся. Ну, вот и славно. Все остальное образуется. Андрей набирает воздух в легкие и, не глядя на меня, выдыхает: - Наташа беременна и... У нас будет ребенок. Словно уши закладывает ватой. Хочется глотать и глотать, как в самолете, чтобы отложило... И внутри все сжимается, словно в тисках. Я молчу, словно придавленная, а глыба все наваливается и наваливается на меня. Ощущение катастрофы и полной безнадежности... Я вскакиваю с дивана, потом снова сажусь, забираюсь с ногами, разворачиваюсь, перетаскивая их на стол и обхватывая колени руками.... Хочется свернуться в клубок, забиться в темный угол, спрятаться под одеяло с головой и завыть…, заголосить, по-бабьи…, разреветься до соплей... Вдруг поникшая, не могу сдвинуться с места… Калугин, развернувшись, остается сидеть ко мне спиной. Наконец, выдавливаю из себя, дернув плечом: - Ну..., что тут сказать. И замолкаю. Калугин вздыхает. С отчаянием спрашиваю: - Но это точно уже, да? Он даже не оборачивается, чтобы посмотреть мне в глаза: - Да, она была у врача, я видел заключение. Оба вздыхаем и я безнадежно тяну: – Нда. Мои мысли скачут, а потухшие глаза растерянно мечутся из угла в угол. Я пытаюсь найти хоть какую-то зацепку и не могу найти: - Нда. Сколько раз я тешила и уговаривала себя, повторяя про себя его слова «у нас с ней ничего нет», «с ней просто комфортно», «не кручу никаких романов». Срываюсь: - Ну, как вообще такое могло произойти-то! Он чуть поворачивает голову в мою сторону и виновато тянет: - Марго, ну-у-у... Глупый вопрос, раз вместе спали… Проверяли совместимость перед свадьбой. Чувствую, как дрожит мой голос, блестят мокрые глаза: - Ну да, извини… Извини… Вчера, вот… Он даже не попытался с любимой женщиной… А с нелюбимой, пожалуйста, раз-два и ребенок… Уставившись взглядом в одну точку, вздыхаю, выдавая ненужные общие сентенции: - Ну что, жизнь штука такая, всякое бывает. Калугин разворачивается, усаживаясь лицом ко мне, и берет за руку: - Я не знаю, что еще говорить. Поздно разговаривать! От его прикосновений мне еще больней, и я, сморщившись от подступивших слез, высвобождаю руку. Андрей оправдывается: - Чувствую себя полным идиотом, ну… Наверно в этом и состоит различие между мужчинами и женщинами - он чувствует себя идиотом, а я ощущаю себя разбитой и растоптанной… Стиснув руки у груди, где болит сердце, стараюсь унять внутреннюю дрожь… Он как та пчелка, которая нагрузившись нектаром по придорожным пыльным кустам, сожалеет, пролетая мимо цветочного сада за забором - нет сил перелететь. И невдомек пчелке, что это ее собственный выбор. И завтра она опять будет шарить по пыльным кустам, набивая грязным нектаром пузо – они же ближе, и напрягаться не надо, преодолевая высокий забор: - Андрей не надо ничего говорить! Все и так понятно. Нахмурив брови, пытаюсь скрыть обиду и раздражение: - Иди, тебе, наверное, пора. Он внимательно смотрит на меня. Голос его спокоен: - Делать мне, что? Твой ребенок, тебе и решать. Я не могу и не имею права давать никаких советов. Но я бы... Я бы не стал жить с нелюбимой женщиной. Никогда! Помогать, воспитывать – да, обязательно, но изображать любящих родителей и тихо друг друга ненавидеть? Сейчас двадцать первый век, а Егорова не заводская работница, ей твои алименты на хрен не сдались. Захочет рожать - родит, не захочет – и без тебя обойдется... Но Игорь, не Андрей. Как поступит Калугин - я не знаю. Я не уверена, что он действительно не испытывает к Наташе никаких чувств как сам уверяет - он давно мог от нее уйти, еще после изгнания Верховцева, да и после телепередачи с моим признанием на всю страну, но предпочел остаться. Я не уверена, что у него нет обязательств перед Наумычем и каких-то совместных дел - слишком много нестыковок и непонятностей в их личных взаимоотношениях. Я не уверена, что Андрей так уж сильно меня любит, что готов пожертвовать спокойствием и карьерой. Надо быть реалисткой - если бы он сходил с ума по мне, давно бы бросил свою пиявку. Я даже не уверена, что весть о беременности невесты стала для него громом с ясного неба, и он ни о чем не догадывался раньше - может, поэтому и не уходил от нее и осторожничал со мной вчера. Так что, я не знаю, что у него пересилит - Калугин должен выбрать сам и только сам. Я приму любое его решение… С мокрыми глазами и распухшими губами, могу лишь пожать плечами: - Я не знаю. Если это правда, то все уже сделано. Не могу смотреть на него. Помолчав, он выносит приговор: - Ну… Прости меня. Простить? Выбор уже сделан? Черная, как ночь за окном, безнадега опускается на меня: - Не надо извиняться, всякое бывает. - Неправильно это все. Зачем же ты делал неправильно? Значит, считал правильным, а все остальное неважным и второстепенным… Мне невыносимо от пустых слов и никому не нужных оправданий. Я знаю одно - Калугин сделал выбор, и меня уже нет в его будущем. Раздражение начинает подниматься изнутри тягучей волной, и я перебиваю его: - Андрей, иди домой! Тебя Алиса ждет! Наконец, сдержав свой психоз, повторяю уже спокойней: - Иди домой, уже поздно. Поздно во всех смыслах. Я так и не смотрю на него, боясь разрыдаться. Калугин встает и переминается возле меня: - Тогда, до завтра. Отвернувшись и уставившись в пространство, обреченно выдыхаю: - До завтра. Когда хлопает входная дверь, закрываю лицо обеими руками - нет сил, даже плакать. Полное безразличие и безнадежность. Самокопание и самобичевание. И некому даже пожаловаться, ревя навзрыд в жилетку – у Сомовой в щели под дверью темнота, значит давно спит. Прихватив с кухни початую бутылку виски, стакан и горсть каких-то конфет на закуску, ухожу в спальню – мне нужен наркоз, анестезия, без них я сегодня подохну.