День за днем. Эпизод 3

Отключившись, Андрей засовывает телефон назад в карман и начинает опять ковырять ключом в замке: - Слушай, нет, вроде не то. Я сейчас либо ключ сломаю, либо замок. Капец, его ж только вчера поменяли, когда милиция приезжала... Это будет уже третий замок за три месяца. У меня там, в связке, и старые ключи, и новые висят. С трудом выговариваю: - Может не то…, там с буковкой «с» такой. Калугин не успевает посмотреть - мобильник опять начинает разоряться. Снова Егорова? Пасет благоверного почище ЦРУ с ФСБ. Андрей чертыхается: - Да что ж ты будешь делать! Он вновь тащит телефон из кармана и нажимает кнопку вызова: - Алло, Наташ, ну я же тебе сказал, что сейчас занят. Или что-то срочное?… Ну что ты «просто»?… Давай, я тебе сам потом перезвоню? Я сейчас занят, ну все, прости, давай! Какой решительный, однако. Думаю, Егоровой такой отлуп не понравится. Калугин убирает телефон, смотрит другой ключ и дверь, наконец, поддается. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, первой вплываю стоячим колом в квартиру. Причем без всякой поддержки! - Уа… Как зомби прохожу в прихожую, таща в одной руке куртку, а другой, сжимая мобильник. Слышу сзади щелчок замка и голос Калугина: - Сейчас… Стой, стой, стой! Он догоняет меня и, снова поддерживая за талию и локоть, направляет в гостиную: - Аккуратно, аккуратно, аккуратно… Марго… Так, давай, садимся! Морщась, продвигаюсь к дивану. Андрей забирается с коленками на диванный модуль и пытается регулировать мое перемещение. Подняв глаза к потолку и обвиснув на руках Андрея, медленно усаживаюсь, укладывая куртку рядом. Пожалуй, мне нужно облокотиться на что-нибудь сзади, чтобы не нагружать спину: - Уй!…Лучше…, ложимся. - Лучше, ложимся. Чувствуя поддержку, приваливаюсь на подушку, лежащую за спиной: - О-о-о! Стараюсь расслабиться и мышцы не напрягать... Андрей осторожно интересуется: - Ну, ты как? - Чувствую себя киборгом. - Ничего, это временно… Слушай, может тебе еще подушку? - Да было бы неплохо. Спальня, там. Показываю пальцем направление, хотя Андрюха и сам знает – мы же в ней, помниться, Вареника переодевали. Калугин оглядывается в указанную сторону: - Ага, сейчас. Он торопится в спальню, а я, тем временем, пытаюсь связаться с Анькой – нажав кнопку на телефоне, прикладываю трубку к уху. Увы, абонент недоступен и я недовольно рычу: - Гр-р--р-м-м-м… Черт! Захлопнув крышку, откладываю мобильник в сторону. Возвращающийся с подушкой Калугин, удивленно смотрит на меня: - Что такое? - Да Аня трубу вырубила. У нее эфир наверно. Андрей, обойдя диван сзади, заботливо начинает подсовывать подушку мне под голову: - Так, давай аккуратненько…. Вот так вот… А, чи-чи-чи… Эти манипуляции вызывают болезненные ощущения, и я опять морщусь, постанывая: - О-о-о… Зато потом наступает облегчение и почти блаженство... Теперь можно Аньку вызванивать и в тенечке дожидаться… А то без нее ни переодеться, ни в туалет по-человечески сходить… А Калугу хватит мучить, и так пол дня на меня угрохал: - Отлично, Андрей, будешь уходить, захлопнешь дверь, ладно? Он тут же обходит диван и оказавшись передо мной, недоуменно возражает: - Подожди… А ты как? - Ну, как-нибудь. Если что, звякну тебе – привезешь мне мазь от пролежней. Калугин садится рядом, на придиванный модуль, и мотает отрицательно головой: - Э-э-э нет, я тебя так не оставлю! Сколько самоотверженности. А как же Егорова? Почему-то мне его решение греет душу, и я хмыкаю: - Тебе за сиделку никто не заплатит. - Ну, ничего, я в таком возрасте, что пора заниматься благотворительностью. - Ну, валяй. - А-а-а… Ну, может ты, чего-нибудь, хочешь? Честно говоря, мне сейчас не до желаний! - Да-а-а… Я хочу, чтобы у меня шея не болела. - Ну, а что в моей компетенции? Он же наверно голодный – как с утра повез меня из редакции, так нигде и не перехватил: - Слушай, может, пожрем чего-нибудь? - Не вопрос! Андрей щупает свою куртку, лезет во внутренний карман: - Где здесь магазин ближайший? Сбежать захотел? Шутка… Недоломанный терминатор поднимает руку и пальцем указывает в сторону кухни: - Ближайший - у меня в холодильнике, посмотри, там что-нибудь должно быть. Калугин быстро поднимается со своего места: - А понял, сейчас. Снимая на ходу куртку, он торопится на кухню, и я кричу ему вслед: - Там, кстати, должна быть бутылка вина. - Ага. Усилие не проходит даром, и я болезненно закатываю глаза к потолку: - Ой… Е-е-е. С кухни доносится звон стекла: - А, да.. . Есть початая. Я не могу повернуть голову и лишь краем глаза фиксирую движения Андрея на кухне. Что он там делает с бутылкой? Машет ею что ли? Чуть кривлю рот в усмешке: - Ну, не нравится, не пей. - Не, я не в этом смысле, мне-то нормально… Ох! Ну, раз нормально... В горле першит, и я подкашливаю: - Кхе, кхе… Ну, тогда, наливай… Кхе… *** Минут десять Калуга хозяйничает и гремит на кухне. Морщась, пытаюсь самостоятельно подправить подушку под головой. Становится больно, и я не могу удержаться от нового стона: - О-о-о! Сижу как чурка, вытянувшись в напряженную струну, взгромоздив ноги на стол и опустив обе руки безвольно лежать по бокам. Наконец. Андрей возвращается с кухни, с полотенцем на плече и неся поднос с двумя бокалами красного вина: - Ваш заказ, мэм. Кроме вина, там тарелка с двумя куриными ножками, яичницей и парой пирожков. Неужели все это нашлось в холодильнике? А пирожки то откуда? - Ого! Спускаю ноги вниз и тут же взвизгиваю: - Ой! - Тихо! Хочется оживить сцену и я загробным голосом имитирую гоголевского Вия: - Поднимите мне веки! Но Калугин, ставя поднос на стол, шутки не понимает и переспрашивает: - Что? Как то я не очень представляю, что теперь со всем этим пиршеством делать: - Я говорю, как мне жрать то? Андрей спешит обойти вокруг дивана, за его спинку: - Сейчас мы тебя посадим. Так, давай-ка…. Подхватив под мышки, он приподнимает меня сзади и переводит в сидячее положение: - Во-о-от…. Тихо, тихо, тихо! Вызывая саркастический смешок: - Ох… Не квартира, а полевой госпиталь. Калугин возвращается на прежнее место и, сняв полотенце с плеча, стелет его мне на колени: - Ничего, это все временно! А потом переставляет туда и тарелку с едой: - Прошу. - Ого! - А-а-а… Может тебя покормить? Мне приятна и удивительна его забота. Но не такая я уж и беспомощная. Демонстрировать собственную немощь не в моих правилах, и я хватаюсь за вилку: - А давай может, я тебя покормлю, а? - В смысле? Еще не придумала. Приходится импровизировать на ходу: - Ну, в смысле попробуй, что у тебя тут получилось. Андрей усмехается: - Ты что, думаешь, я тебя хочу отравить что ли? То, что Калуга отлично готовит, я прекрасно знаю, но не могу удержаться от подколок: - Нет. Просто у некоторых кулинаров это получается непроизвольно. Например, у меня. Внутренне вздыхаю - наверно, то что я сейчас делаю и есть женский флирт… Подцепив широким ножом кусок яичницы, тяну руку в сторону Андрюхиного рта и он, пытаясь облегчить мою задачу, наклоняется вперед, открывая рот. Закусив от старания губу, подбадриваю: - Давай, пробуй, пробуй! Мне не очень удобно в такой позе и я пытаюсь подвинуться к краю дивана. Увы, это вызывает неожиданный импульс боли, и моя рука непроизвольно дергается, роняя жидкий желток прямо на водолазку Андрея и его руку, которую он пытается подставить. Вот, тетеха: - Уй, капец! Извини. Корова неуклюжая! Доигралась…. Испуганно прикрываю рот рукой: - Ох…Я не хотела. Новая боль, от слишком резкого движения, заставляет поморщиться, и Калуга кидается меня успокаивать: - Тихо, тихо… Сядь, сядь, сядь, назад… Сейчас, не волнуйся. Это мы сейчас замоем. Где у тебя ванна? Да там же, где и была. С закрытыми глазами машу рукой в сторону спальни – чего спрашивать, был же там сто раз: - А, вон там! - Я понял… Так, все, тихо… Ты пока сиди, кушай! Он снова сует мне в руки тарелку и пытается встать со скрюченными перемазанными пальцами, но я возвращаю ее назад: - Э-э-э… Давай сюда яйцо. Андрей возвращает кусок яичницы в тарелку, и торопливо бежит в ванную, на ходу соскребая со свитера остатки желтка. Поставив тарелку на колени, и сморщив расстроено нос, виновато тяну: - Бли-и-ин... Издалека доносится: - Все нормально, все нормально. Кинув взгляд в сторону убежавшего оптимиста, пробую есть, примериваясь и анализируя ощущения - больно это или нет. Неудобно, так это точно: - Капец... Урфин Джус и его деревянные солдаты. Непослушные волосы лезут в лицо, и приходится убирать их за ухо. Голос Калугина уже ближе: - Слушай, Марго… Он возвращается в гостиную, голый по пояс. Ого! Зависнув, перестаю живать, и мои глаза непроизвольно задерживаются на фигуре. Глазею с неудержимым любопытством - а он ничего так сложен: мускулы, бицепсы, трицепсы... Пресс, опять же. Даже лучше, чем тогда, во сне... Калугин бормочет: - Ты меня извини, но у тебя есть какая-нибудь майка? Ну, я не знаю или рубашка Гоши, пока свитер сохнет. У него под свитером что, ничего не было? C интересом разглядываю Калугина, чуть улыбаясь уголками губ, и не могу удержаться от игривых комментариев: - А что, мне и так нравится! Да, Реброва, это уже не просто флирт, а флирт с большой буквы. Андрей смущенно тянет: - Я серьезно. - Я тоже…Хэ… - Ну, пока свитер… Несмотря на инвалидность мне, все-таки, удается улыбнуться и сказать: - Там, в спальне, на третьей полке посмотри. Калугин разворачивается, собираясь уйти, но я его окликаю, не желая быстро отпускать: - Андрей! Он оборачивается и делает несколько шагов назад: - Да? Мне действительно приятно, что он такой подтянутый и спортивный… И еще мне приятно шутить с ним и видеть его смущение: - А ты чего, качаешься? Калугин скромно отводит глаза: - Ну, так… Изредка на качелях. Он идет переодеваться, и я с улыбкой провожаю его взглядом. У каждого минуса есть свой плюс. Даже в таком плачевном положении, как сейчас, у меня. *** Через пять минут, чертыхаясь под нос, Андрей возвращается в розовой маечке в обтяжку, пытаясь натянуть ее себе на пупок, и я откровенно ржу... Вообще-то, я думала он выберет зеленую футбольную, Гошиного размера. Но, видимо, Анькина ему приглянулась больше. Чуть склонившись над тарелкой, продолжаю хихикать, прикрывая рот рукой с вилкой и Калуга смущенно пожимает плечами: - Ты извини, конечно, но это единственное во что я влез. Плохо искал, значит. Угомониться и не подтрунивать, не получается: - Ну, что… Очень даже гламурненько. - Шутишь? - Пытаюсь. - Спасибо. Калугин усаживается сбоку на диванный модуль и в этот момент раздается звонок в дверь. Кого это черти принесли? У Сомовой, вроде, свои ключи есть…. Хотя, может, забыла? Пытаюсь повернуть голову и снова морщусь от боли: - Ой! Андрей касается моего плеча, призывая не шевелиться: - Тише, тише. - Это Сомова. - Ну, это навряд ли. Удивленно приподнимаю брови: - Почему? - Потому что я позвонил, полчаса назад, заказал нам суши. Это когда он яичницу жарил, что ли? Или когда куриные ножки грел в микроволновке? Зачем? Обожраться, что ли? Звонки продолжаются и продолжаются и я смотрю на Андрея с укоризной: - Ты что, издеваешься? Мы же только что перекусили. С другой стороны, это я перекусила, а он только облизнулся и перепачкался. Калугин эту мою мысль подтверждает: - В том то все и дело, что мы с тобой только перекусили, а теперь нормально поедим. Усмехаюсь - ну что поделать, если человек любит хорошо покушать: - А-а-а, так ты еще и кишкоблуд? Улыбаясь, Андрей укоризненно кивает головой: - Шутишь… Значит, выздоравливаешь! Это хорошо. Ага, шучу… Покосившись на мужчину в розовом, не могу удержаться от новой подковырки: - Только ты, либо майку смени, либо скажи разносчику, что ты не гей! Калугин тоже смеется. Увлекшись, слишком дергаюсь, и вновь приходится морщиться от боли: - Ой! Андрей нравоучительно кивает: - Вот так вот, тише. И забирает из моих рук нож: - Тише. *** После обеда с бокалом вина, после приема обезболивающих, а может от всех потрясений и бессонной ночи меня, кажется, совсем сморило. Глаза сами закрываются, и поддерживать их в бодрствующем состоянии все труднее. Расположившись горизонтально вдоль дивана, покорно уплываю среди цветных пятен и невнятных звуков, пока меня не возвращает в реальность странный хрип над ухом. Приоткрыв глаза, смотрю на Андрея, который сидит тихо рядом, в кресле, и читает журнал. До меня вдруг доходит, что это может быть за хрип. Если, конечно, он мне не приснился: - Я что, храпела? Калугин спешит успокоить: - Не, не, не… Не храпела. Просто сопела и все. Значит храпела: - Капец. Это все потому, что я лежу на спине. Не поможешь больной девушке перевернуться на бочок? - Да, конечно. Он вскакивает со своего места и начинает суетиться вокруг меня, приноравливаясь с какой стороны получше взяться: - Так. Его мобильник на столе вдруг оживает перезвоном и Андрей, схватив его, торопливо говорит невидимому собеседнику…, или может собеседнице: - Секунду! Отложив включенный телефон в сторону, он пытается одну руку просунуть мне под голову и поддержать, а другую подсовывает под спину: - Так давай, давай, давай! Начинаем процесс, но уже через мгновение понимаю, что идея была не из лучших: - О-о-ой! - Аккуратненько. - Подожди… - Вот так вот... Давай, я тебя вот так вот, положу. - Ой, не-е-е, не … Так больно. Опять пытаюсь развернуться на спину: - Ай… Обратно, обратно… А-а-а… Одни междометия: - О-о-ой… Вот, вот так вот, так… - Нормально? - А-а-ах… Да, вот …У-а-а-а… Да, да, да… Вот так! Уложив меня назад на спину, Калугин, согнувшись, перемещается к столу и, прижав мобильник к уху, плюхается в кресло. У меня мелькает мстительная мысль, что тот, кто сейчас у него на проводе, наслушавшись моих охов, ахов и стонов, наших вскриков по поводу туда – не туда решит, что мы тут не хило развлекаемся. - Да, я слушаю… Ну, как где… Я у Марго… Она спит… Так она тебе и поверила… Чай не глухая. - Наташ, человек практически нормально пошевелиться не может... Ну, как почему… Потому что у нее специальный бандаж… Я просто помогаю человеку в тяжелой ситуации… Что?…Я не понимаю сейчас твоих претензий… Наташа… Слушай, по-моему, сейчас разговор заходит в тупик… Все, извини меня, пожалуйста, я не могу сейчас разговаривать… Как только придет ее подруга, я тебе перезвоню, все! Пока! Виртуозно врет… Как же это мне все знакомо… Но, оказывается, Андрюха умеет настоять и на своем. Надо будет запомнить. *** Лежание без дела и усталость снова берут свое, и я опять начинаю впадать в дрему. Но ненадолго - звонок мобильника заставляет проснуться… Но открывать опущенные веки и выдавать свое бодрствование я не хочу. Голос Калугина звучит глухо – видимо он прикрывает рот рукой: - Ну, что еще…Тогда зачем звонишь?… Мы с тобой полчаса назад разговаривали... Слушай, ну ты же прекрасно знаешь, где я нахожусь и с кем… Я не сижу возле нее... Марго сейчас находится у себя в спальне, а я здесь в гостиной... Слушай, Наташ, по-моему, опять разговор заходит в тупик. Чувствую на себе взгляд Андрея: - М-м-м… Ну, как, как… Не очень… Дали какое-то успокоительное, вроде бы, уснула... Ну, естественно нет, Наташ… Ну, все, давай, я тебе перезвоню… Хорошо… Все пока! Слышу стук телефона о крышу стола и, не размыкая ресниц, с усмешкой комментирую: - А ты у нас оказывается еще и врун… Хэ! - Что? Открываю глаза: - Я говорю - врешь неубедительно. Так она тебе и поверила, что я в спальне лежу. Вернее, наоборот, решит, что раз я в спальне, то ты наверняка не в гостиной. Андрей смущенно пожимает плечами: - Ну, я вообще думал, что ты спишь. С этими перезвонами? Перетащив руку вверх, тру ладонью лоб, глаза, лицо, разгоняя кровь: - Поспишь, тут. Кошусь на Андрея: - Что ревнует, да? - Э-э-э. Не могу удержаться от шпильки: - Боже мой… Уже к калекам ревнует! Андрей морщится: - Я тебя умоляю, не обращай вообще никакого внимания. Сложив руки на коленях, он оглядывает гостиную кислым взглядом и вдруг оживает: - Слушай, может это, телевизор включим? Или нет, давай какой-нибудь фильм посмотрим, комедию? Ну, все лучше, чем храпеть: - Только не комедию, мне смеяться больно. Давай лучше «Робокоп», тогда... Хотя бы в тему. Вижу, как Андрей хмыкает и качает головой. Добавляю: - Диски в тумбе, под телевизором, посмотри там что-нибудь. *** И мы смотрим телевизор. Андрей помогает мне сесть поудобней, вернее сказать полулечь на подушках, повернув голову к экрану. Даже с удобствами – закинув ногу на ногу. Сам устраивается рядышком и запускает проигрыватель. На экране не экшн конечно, но и не сопливая мелодрама.... За окном темно, в комнате полумрак... Но следить за действием не получается – мне все время кажется, что Калугин косится в мою сторону и я все жду чего-то…, не знаю чего… И вдруг его пальцы касаются моей руки и я отдергиваю ее… Случайно у него получилось или нет? Кошу глаз в его сторону и не пойму – Андрей смотрит напряженно в экран и никак не реагирует. А-а-а … Плевать на все и всех! Решительно возвращаю свою руку назад и вкладываю ее в его руку. Сцепившись пальцами, смотрим друг на друга… Я пытаюсь улыбнуться и морщусь от боли, пытаюсь приподняться и подвинуться к нему поближе, прильнуть и он помогает мне! Я чувствую, я знаю - он меня любит! Благодарно обхватываю его руку своей, прижимаюсь к нему. Мне так уютно… Мне кажется это лучшие минуты в моей короткой женской жизни! Андрей накрывает своей ладонью мои пальцы, и они вновь сплетаются. *** За окном темнеет. Фильм кончился, а мы продолжаем сидеть рядом. Вернее, это Андрей сидит и держит, поглаживая, мою руку в своей, а я полулежу на подушках, вытянув ноги на боковой модуль, и балдею, мечтая, чтобы этот вечер не кончался... Нирвана... Нет ни проблем, ни младшей Егоровой, только я и Андрей. Раздается звяканье ключей и иллюзию разрушает встревоженный голос Сомовой: - Марго… Марго! Кошу глаза в сторону полок отделяющих нас от прихожей – там, за ними, действительно маячит Анька. Она торопливо идет к нам, в гостиную: - Марго, господи, что с тобой случилось? - Да без слез не расскажешь. Калугин вскакивает, подтягивая брюки, и отступает за диван. Глядя на меня, Анюта горестно качает головой: - О-о-ой. Замечаю, что за спиной Сомовой маячит Наташа, ну как же без нее. Улыбка сползает с моего лица: - Пришли проведать? Приятно, ничего не скажу. Та лезет в сумку и извлекает оттуда папку – типа по делу пришла: - Марго, я тебе тут два договора принесла, надо их срочно подписать. Ню-ню… Поджав губы, понимающе прикрываю глаза. Сомова проявляет заботу и суетливо кидается в спальню: -Я сейчас плед принесу! Пытаюсь остановить – если бы мне был нужен плед, то Андрей уже бы давно его притащил. Тяну вслед руку: - Да… Все равно не услышит, так что взмах замирает на полпути. Наташа смотрит на Калугина в розовой маечке: - Андрюш, переоденься, я тебя подброшу. И растерянно отворачивается - его вид ее не вдохновляет на уси-пуси и прочие намеки на их взаимную страсть. Грустно вздыхаю - вот и кончилась фантазия, наступают суровые жениховские будни. Ну что, будем прощаться? Калуга ощупывает на себе маечку: - А..., м-м-м… Сейчас. А потом оглядывается на меня: - Извини. Они отходят к кухне и там шепчутся. Мне их особо не видно, но я пытаюсь прислушиваться. - Наташ…, м-м-м… Я еще нужен здесь. - Как это? - Ну..., так это… Ты езжай я сам доберусь, хорошо? Наташ… Я еще... Нужен здесь. - Зачем? - Мы в чужом доме, давай не будем устраивать истерику ладно? Все, я приеду домой, тебе перезвоню. Хорошо? Я впитываю каждое произнесенное слово. Значит, он поедет не к ней? Голос Егоровой становится раздраженным: - Понятно. - Угу. Калугин делает шаг назад в гостиную, а Наташины каблуки стучат к выходу, там она тормозит, и я слышу шипение сквозь полки: - Чтоб ты сдохла! И вам, того же. Ну вот, у Андрея теперь буду неприятности. Чувствую себя неуютно в сложившейся ситуации. Но то, что Андрей не ушел с Наташей, остался со мной – безумно приятно. Когда дверь хлопает, Калугин присаживается на подлокотник дивана, спиной ко мне. Наверно переживает из-за неприятностей с Егоровой. Пытаюсь подбодрить: - Андрей, ты прости меня. И за Наташу, и за то, что я такая корявая и совершенно не умею сказать, как люблю тебя. Но сегодняшний вечер, когда мы держались за руки и прислушивались к себе, наверняка будет переломным. Ты все понял и про меня, и про себя. Я это чувствую! Андрей, не поворачиваясь, отвечает: - Да нет, Марго, это ты прости меня. Кошусь на его спину. А он за что извиняется? Наверно за то, что так долго не мог сделать шаг мне навстречу? - Да я честное слово не хотела, чтобы из-за меня какие-то проблемы были. Повернувшись в пол оборота, Андрей решительно пресекает все попытки моего самоуничижения и раскаяния: - Да нет никаких проблем, все нормально, поверь. Честно! Продолжаю крутить в руках оставленные Егоровой договора. И что мне теперь с ними делать? К нам из спальни спешит Сомова, таща мое одеяло с кровати: - На вот плед. Что-то долго она его искала. Калугин снова вскакивает со своего места, и Аня укрывает мне ноги. Ничего не остается, как ее поблагодарить: - Спасибо. Сомова с чувством выполненного долга усаживается на придиванный модуль на место Калугина: - Фу-у-ух. Она осматривается по сторонам, а потом удивленно тычет пальцем в стоящего Андрея: - О! Это же моя майка. Калугин невнятно мычит и смущенно складывает руки на груди, загораживаясь от ее осуждающего взгляда. Потом чешет нос: - А… Сомова оглядывается на меня за разъяснениями, но я лишь поднимаю виновато вверх брови: - Ну… Анюта вдруг опять оживает и смотрит на меня: - Ты наверно есть хочешь, да? - Нет, еда в меня уже не влезет… А вот переодеться, не мешало бы. Вы меня хотя бы поднимите, а до ванной я как-нибудь сама доползу. *** И мои мучения начинаются по новому кругу. Добраться до спальни, до ванной тут у меня сразу два помощника, готовых подхватить под белы рученьки – и Андрей, и Анюта. В общем, никаких проблем. А вот переодеться в пижаму, смыть макияж, доковылять до туалета и там так развернуться, чтобы не свалиться, не сесть мимо унитаза – тут, конечно, только Анечка моя спасительница. Калугу мы не допускаем лицезреть такие ужасы, и отправляем в аптеку за мазями и микстурами. Переодевание оказывается процессом более сложным, чем я думала – чтобы вытащить меня из водолазки, пришлось снимать бандаж, потом пытать, поднимая и выворачивая руки, а потом опять пристегивать корсет уже на голую шею, пряча под пижамную куртку. С такими мучительными одеваниями-переодеваниями, пожалуй, я не скоро смогу появиться в редакции. Это ж постоянная травматика, никакого заживления не будет. Наконец, обновленная перемещаюсь в спальню, на свою кровать. Андрея снова допускают до тела и он помогает уложить меня на подушки. По крайней мере, сейчас мне комфортней и свободней. Калуга выкладывает купленные пузырьки и коробочки на тумбочку и присоседивается на краешке постели, привалившись к спинке кровати. Сомова, оставив включенным бра, тихо удаляется, оставив нас ворковать. Только уже поздно и Андрюхе надо идти. Невеста, небось, уже кипятком писает. Он с какой-то неуверенностью во взгляде смотрит на меня: - Ну что, я побежал? - Да, иди. Он берет мою руку в свою. Так бережно и нежно… - Только пообещай себя беречь. - Да чего тут обещать, я и так лежу как полено. - Э-э-э… Ничего, скоро поправишься. Он оглядывается на кучу оставленных склянок: - Все вот это принимай, слышишь? Крутить головой не решаюсь – и так за последний час ею слишком часто шевелила и теперь она ноет и отзывается болевыми импульсами: - Слышу, слышу… У меня же проблемы с шеей, а не с ушами. Калугин вздыхает, и я добавляю: - Спасибо тебе за все. - Да не за что. - Да, нет, есть за что. - Да не за что, мне было приятно, поверь. Верю. Мне тоже была приятна его забота. Калуга снова вздыхает и повторяет: - Ну, пока? Он снова глядит на меня, и я с грустинокй отзываюсь: - Пока. Ни мне, ни ему не хочется расставаться. Он смотрит и молчит, а потом тянется губами и, придерживая за голову, целует в висок. Это совсем не то, чего мне хочется после предыдущих пожатий и поглаживаний. Усмехнувшись, похлопываю Андрея по руке: - Ну, все, все, все… Хватит прощаться с телом. - Вот чему у тебя можно поучиться, так это чувству юмора. - Ну, учись, пока я жива. - Я учусь. Он все смотрит на меня и не уходит: - Ты позвони мне завтра. - Позвоню, конечно. Ты сейчас домой? Я замираю, ожидая ответа. Как же мне не хочется услышать «Я к Наташе, она же ждет». - Ну, да, а куда еще… Домой, конечно. Улыбнувшись, вздыхаю: - Ну, Алисе привет. - Спасибо, передам. Он бросает взгляд вниз, на себя: - Надо майку Ане вернуть. - Оставь себе, все равно уже растянул. - Да? - Ну, типа того. Андрей опять с сожалением произносит: - Ну, ладно, пока. Я же вижу, как ему не хочется уходить. Или ему надо отчитаться перед Наташей? Чуть повернув голову, смотрю на него и зачем-то говорю: - Может, все-таки, останешься? В конце концов, в гостиной есть диван. Калугин мнется, и я вижу, как он с трудом проглатывает комок в горле: - Остаться, ну… Он так жалобно и растерянно смотрит на меня, не в силах принять решения, что я, улыбнувшись, иду на попятный: - Шутка. Сама не знаю, зачем сказала остаться. Тем более что «остаться» ничем не грозит обоюдному целомудрию. Шумно втянув носом воздух, повторяю с улыбкой: - Шутка! Ладно, давай. Калугин продолжает мучиться, сидит и не может решить, как поступить. Приходится похлопать по плечу для бодрости: - Иди, иди, иди! Так будет лучше. Андрей, наконец, встает и идет на выход: - Пока. Уходит действительно в Аниной майке, оставив свой свитер сушиться в ванной. *** Долго лежать в одиночестве надоедает, и я переползаю в гостиную, поближе к Анюте. Она помогает мне вновь устроиться на диване и даже укрывает ноги одеялом. Ужинать еще рано, и Сомова предлагает ударить по коктейлю. Я отказываюсь - хватит с меня вчерашнего пьянства и рукоприкладства. Через несколько минут Анюта возвращается с кухни, прихватив высокий стакан с винной мешаниной и соломинкой, и начинает расспросы: - Гоша, а надрыв этой связки, это не очень опасно, а? Хрен его знает. Но лучше ответить шуткой: - Что, боишься за мной всю жизнь утку выносить? - Гош, ну я же серьезно. Она присасывается к соломинке, и я ей разъясняю: - Нет, надрыв связки это не опасно, а вот на целый день телефон вырубать – вот это опасно. Анька закатывает глаза и отворачивается. - А если бы я тут кони двинул? Прикинь – ты приходишь, а здесь уже все, панихида! Сомова отмахивается от нарисованного кошмара: - Да типун тебе на язык, ну… Телефон я выключила чтобы… Она начинает мямлить, не глядя в мою сторону: - Ну, как то отдохнуть…, расслабиться. И быстренько присасывается к трубочке. Никогда не отключала, а тут отключила. Понимающе смотрю на нее – ясно от кого отдохнуть и расслабится – от меня, от калеки надоедливого. Вчера по-другому вопила, в объятиях своего Ильи – «Гоша! Гоша!». Анюта, когда ей нечего сказать в свою защиту, всегда поступает одинаково – переходит в наступление. На этот раз тоже повышает голос: - Или я не имею права?! Прищурившись, ехидничаю: - С Борюсиком, да? - Ну, Игорь! - Все, проехали. А сделаешь мне бутерброд? На столе начинает трезвонить ее мобильник, и Анька, кивнув положительно на мой вопрос, встает: - Сейчас. Она отставляет свой коктейль в сторону, хватает трубку и идет с ней на кухню ворковать со своим Борюсиком: - Алло... Спасибо, хорошо…А у тебя?…Что-нибудь, случилось?… Так быстро, ну….Честно говоря, я тоже… А ты уверен, что не преувеличиваешь? Походу, я своего бутерброда не дождусь. Перекосившись и сморщившись, тянусь за бокалом, оставленным Сомовой, но он слишком далеко и я лишь хлопаю ладонью по поверхности стола. До меня доносится очередная порция сопливой лабуды: - Ты знаешь, у меня тоже такое ощущение, будто я знаю тебя сто лет… Ну, я это заметила… Надеюсь… Прислушиваясь, закатываю глаза к потолку… Кто бы мог подумать – Сомова и Егоров! Опять тянусь, поморщившись, за бокалом, неожиданно теряю равновесие и с грохотом сыплюсь на пол: - Ой! Не так уж все и печально, и больно. Зато отсюда легко добраться до бокала. Когда, наконец, Сомова заканчивает болтать и приходит в гостиную, ничего не слыша и не видя из-за своей эротической эйфории, без обещанного бутерброда естественно, я уже допиваю через трубочку ее коктейль. Наткнувшись на раскинувшийся на полу полевой стан, Сомова возвращается от фантазий к реальности: - О, господи! Ты что здесь делаешь? - Не поверишь, я здесь живу. Анька виновато усмехается, а я продолжаю активно высасывать содержимое бокала. В общем, остаток вечера проходит весело - я, как полагается больному, капризничаю, Сомова, как полагается доброй сестре милосердия, кидается выполнять все мои пожелания. Самое противное, во всей этой ситуации - о чем я забыла и только к самому вечеру почувствовала критичность в полной мере – исчезнувший от потрясений «женский хвост», передохнув, вернулся во всей красе…, с раздражением, слезливостью и жалостью к себе из-за невозможности нормально помыться и привести себя в порядок.