Закат Солнца, Восход Луны

Дорога до дворца показалась вечностью. Виды прекрасной, цветущей страны были издевательством, пока Солнце этого мира умирало на израненных руках. Трясущееся от лихорадки тело брата, лежавшее на моих коленях, не позволяло расслабиться ни на мгновение. Я умоляла его не покидать меня, продержаться ещё чуть-чуть до королевского лекаря и своих родных покоев. Шони тихо молилась, крепко зажмурив глаза, её пугал вид Феликса и то, что могло бы произойти. — «Я убью себя, если он умрет,» — крутилось заезженной пластинкой в голове. Моё сердце точно бы не выдержало этого и остановилось бы вместе с его одномоментно. Карета подъезжает к парадной лестнице дворца, когда небо начинает светлеть на Востоке. Над замком же господствуют серые тучи. Слабо освещенные мраморные статуи пугают своими неживыми искореженными лицами на пути к парадным дверям с золотой отделкой и огромными кольцами в пастях каменных горгулий вместо обычных ручек. По маленькому окну кареты скатывается капелька дождя, к ней присоединяется её сестра. Белый мрамор покрывается серыми пятнами от воды и статуи теперь больше похожи на плакальщиков возле гроба. Стоило оленям замереть напротив входа, я вытаскиваю брата из купе, надрывая спину, тащу за собой по лестнице, не обращая внимания на разгуливающийся дождь. Несколько рыцарей подбегают ко мне, перехватывая тело Феликса. — Идите за лекарем, быстро! — командую я. — А его к себе в комнату! И Шони проводите! Бегом, перепрыгивая через несколько ступенек, поднимаюсь к главному входу. Сердце бухает в ушах, а ноги сами несут меня в спальню. Руку щиплет в месте пореза, хочется расчесать до крови, чтобы она до капли вытекла, и эта жизнь больше не приносила страданий. Ещё рано, уверяю себя. Когда-нибудь я перестану издеваться над своими руками, но и для этого не время. — Что за шум? В чём спешка? — меня останавливает Минхо на последней ступени. — Что с тобой? Твоя кровь на платье? — его взгляд изучает меня. Цокает и качает головой, заметив забинтованную руку. — Феликса отравили, — выпаливаю без подготовки. — Я провела обряд, но он не сработал. Он в своих покоях, уже вызвала лекаря. — Чем отравили? — напрягаясь, спрашивает Минхо и следует за мной. Сейчас он собран и серьёзен, как настоящий первый наследник в очереди. — Дафной. Пока не знаю кто, но выясню позже. Сейчас хочу переодеться и узнать прогнозы от лекаря его величества, — кланяюсь и прибавляю ход в сторону спальни. Скидываю платье на ходу, даже не закрыв дверь в комнату. Дергаю за бретели так сильно, что они рвутся и жемчужины рассыпаются по полу. Тяжело выдыхаю и достаю первые попавшиеся брюки и рубашку. Завязываю сама трясущимися руками ботинки. Меняю перчатки и теперь надеваю на обе руки чёрные из кожи слейпнира, подаренные Сынмином на один из проклятых праздников. Чувствую слабость, но бью себя по ногам, чтобы очнуться и дойти до покоев Феликса. Нужно узнать, что с братом. От волнения всё тело на пределе, ресурсы расходуются рьяно. Мне кажется, что ещё мгновение, и я не выдержу, но нет ни души рядом, на кого бы смогла переложить эту ношу. В покоях брата — Солнца цвета охры, с расшитыми гобеленами, изображающими великие подвиги Синоды, уже собрался целый консилиум. Минхо стоял у изголовья вишневой кровати и гладил младшего брата по волосам. В свете свечей лицо Феликса напоминало восковую маску, а залегшие под глазами фиолетовые мешки напоминали гнилые овощи. Рядом с Минхо стоял Джисон и в его ночной халат плакалась Шони. Мне стоит распорядиться, чтобы ей выдали новый наряд, её платье впитало в себя слишком много горя. Лекарь уже заканчивал осмотр и начинал приготовление нового сбора, о котором я ничего не знала. — Юному принцу очень повезло, — проговорил старец. Его волосы и борода серебрились на фоне белоснежного халата до пола с красной вышивкой на манжетах. Морщинистые и на удивление ловкие руки аккуратно, почти методично орудовали ступкой, пока смешивали душистые травы, наполнившие своими ароматами комнату. — Ему оказали достойную первую помощь. Дафна смешанная с анебией опасное сочетание для прекрасноухого, он не просто сойдет с ума, но и умрет в муках ощущая, как смерть забирает его душу к Звездам, без возможности помочь себе или высказать свои чувства. Спасибо благим Планетам, этого не произойдет с вашим высочеством, — морщинистое лицо с густыми бровями и крючковатым носом перевело взгляд на нас и ненадолго замерло на мне. — Мне придется попросить всех вас удалиться. Сейчас принцу необходимо кровопускание, а это не занятие при компании. Из сундучка, принесенного с собой, лекарь доставал различные растворы и острые предметы, отдаленно напоминающие ножи для масла, только меньше и подозреваю острее. Прекрасноухие один за другим покидали комнату, но я не сдвинулась с места, продолжала смотреть на серое, как тучи, лицо Феликса. Почему всё так произошло? — Могу вам задать вопрос, господин лекарь? — Почему ваш обряд не сработал? — он бросил на меня косой взгляд и вернулся к своим инструментам. — Не совсем. Почему он не помог брату, но излечил неприкаянного? Я не думаю, что дело в дозировке, тогда бы яд подействовал в разное время, а им стало плохо одновременно, — я стала размышлять на ходу. Меряла шагами длину изножья, под шум склянок лекаря. — Есть два возможных варианта, принцесса. Первый — Ваш неприкаянный носит с собой в кармане леди Фортуну. Второй — Ваша кровь подходит ему, больше чем вашему брату. Уродливоухие это называют совместимость группы крови. Представьте себе у них их четыре и с разными резус-факторами, таким образом, получается восемь, — восторженно произнес старец, выпрямившись от работы с инструментами. — Мы в этом похожи? — я никогда о таком не слышала, разумеется, мне хотелось узнать больше. — Почти. Конечно, из-за кровосмешения и к нам попали их группы крови и эти факторы, но для нас они не так важны. В нашей с Вами крови, принцесса, есть магическое начало, у кого-то оно тянется к свету и питается от него, как бы нам ночным созданиям этого бы не хотелось, — он медленно принялся вытирать свои руки смоченной в какой-то прозрачной едко пахнущей жидкости тряпкой. — Чья-то кровь тянется к тьме, питаясь её плодами. Но это не делит нас на плохих или хороших, лишь наши поступки могут это определить. Начала лишь пути, откуда мы можем брать силы, — закончив со своими руками, он переключился на руки брата, тщательно обрабатывая их. — Каждый из нас волшебен, даже самый последний неприкаянный. Да, неприкаянные с уродливыми ушами тоже обладают магическим началом, спрятанным глубже, чем у других и требующим большей концентрации, оттого и они могут заключать сделки или подчиняться кодексу острова. Естественно, им далеко до Вас, принцесса. Ваши магические начала, как представителя королевской семьи, намного могущественнее простых сделок и обетов, они напрямую связаны с землей, которая Вас признала, с Планетами, что Вас благословили. В один день и Вы сможете заставить Луну сиять вечно, да твердь разверзнется перед Вами и груши расцветут во всем королевстве, — его речь звучала обыденно, как разговор за чашкой чая. — Этого не может быть, — я опешила. Отшатнулась назад от его слов, сказанных, как предсказание. — Я могу лишь молиться, да просить силы. Не смею приказывать. — Они отдадут Вам свои силы и подчинятся, принцесса. А сейчас подчинитесь моему слову и покиньте покои принца, пока ваш брат не приблизился к смертному одру.

⸸⸸⸸

Спустя долгие минуты, что мы провели в тишине в коридоре, лекарь вышел из комнаты брата и посоветовал разойтись, сообщив доброе известие. К брату всё ещё нельзя, но его состояние стабильно. Он остался следить за Феликсом, вместе с тем помогать ему избавляться от яда в крови, как старец это собирался делать, так и осталось загадкой для всех нас. Тем не менее, он заверил нас, что жизни принца ничего не угрожает, осталось лишь вывести дафну из организма. Подхватив Шони под локоть, я повела её в свою спальню. Кири ждала нас в комнате, разжигала огонь в камине, чтобы нагреть похолодевшее от сырости принесенной дождем помещение. Я прошла вглубь, прежде чем обратиться к фрейлине. — Кири, прошу, выдай принцессе Шони платье на смену и приготовь ванну. — Будет исполнено, принцесса, — пикси поклонилась и засуетилась в сторону гардероба. — Размещайся, можешь прилечь на моей кровати, — предложила я подруге, даже не поворачиваясь в её сторону лицом. Мне не хотелось сталкиваться с её испуганными глазами. Я ужасная подруга, раз не могу поддержать и утешить её, даже обнять не в силах. Я не заслуживаю Шони ни как подругу, ни как сестру. Она всегда знает что сказать, может молча обнять и снять всё тревоги, для неё чужие проблемы не просто какой-то рассказ. А что могу я? Мне самой очень страшно, настолько, что выворачивает и трясёт, но вслух сказать об этом тоже не могу. Может, если я буду держаться и сохранять голову трезвой, моя напуская уверенность, даст ей сил? — А ты где ляжешь? — беспокойно спрашивает Шони. — Я не буду спать, а вот ты должна выспаться, чтобы вернуться к Феликсу и своим примером воодушевить. Ты же знаешь, как легко его заразить уверенностью, — мне удалось выдать не фальшивую улыбку. На фоне послышался шум воды, набираемой в ванну и суета Кири с маслами. Делаю несколько шагов к гардеробу и вытаскиваю плащ-накидку с вышитыми звездами на синем бархате, затем быстро накидываю на плечи, затягивая на шее плетеные завязки. — Чем займешься? — Буду думать, долго и много. — Что-то узнала? Или вспомнить хочешь? — Шони беспечно села на софу. Наконец поднимаю взгляд на изумрудные глаза, покрасневшие от слез. — Всё сразу. Что-то происходит перед моим носом и мне хочется узнать, что именно. Располагайся в моих покоях, используй Кири, если что-то понадобится, — дав последние наставления, я вышла на балкон и села на холодный диванчик, промокший от косого дождя. Дождь во время рассвета, невероятное зрелище созданное природой. В золотых лучах солнца блестели, как бриллианты, капли. Гонимые щитом солнца тучи, стыдливо уходили на запад, унося с собой плотную завесу, от чего частотность осадков снижалась. Вдалеке мелькнула радуга — хороший знак. Я никогда не придавала значения восходу солнца, но сегодня это ощущалось особенно, будто родилась новая жизнь. Это всё возвращение Феликса с того света. Сердце радостно заходится, снимая боль, пришедшую от волнения за жизнь брата. — «Юному принцу очень повезло. Ему оказали достойную первую помощь,» — пришло в мою голову само собой. Мне нужно сосредоточиться, ради брата нужно держаться, сфокусироваться на том кто это сделал, а не на том, как я буду хранить его. Моя агония ничто, по сравнению с пережитым братом. Если бы не отравленное вино, ему бы не понадобилась никакая помощь. Кто мог отравить его? Очевидно, Хёнджин стал случайной жертвой, непредвиденной в плане злодея. Он никто, даже ниже чем никто — неприкаянный из семьи убийцы, сосланный с семьей в самое отвратное место во всей Синоде. Так, что он точно не главная цель, даже для меня в нашей войне ненависти. Помимо меня и брата, там были принцы и принцессы из других стран. Может кто-то из них был целью? Из-за близости Хёнджина с Сынмином, могу предположить, что второй был бы идеальной кандидатурой, но кому мог понадобиться неприкаянный принц из Полярии? Второй ребенок, но первый сын, скорее всего именно он займет трон. Мотива нет, если только кто-то не желает переворота. Но это же Полярия, там любой несогласный может выйти в поединок с королем. Чонин второй из трех сыновей Дила, довольно легкомыслен и совершенно не заинтересован в учебе, политике или чем-то кроме вечеринок. Так, что и его кандидатура довольно сомнительна для удара. Шони — принцесса с самым добрым сердцем, не могу представить, что кто-то может желать ей зла. Да и все знают, что её отец пойдет войной, если его дочери причинят вред. Отметаю её сразу. Ханна и Крис, как главные последователи интриганки матери, могут быть довольно удачной мишенью. Учитывая, что именно из рук Криса я приняла бокал с отравленным вином, он мог с таким же успехом выпить его сам. Только вот почему задело именно Хёнджина, Феликса и меня? Что-то не сходится. Может всё-таки это было направленно на нас с Феликсом, а неприкаянного задело случайно? Кому нужно, травить не первых в очереди на престол в стране, где войн не было уже сотни лет? Месть отцу? Слабый мотив — ему мы интересны лишь как отличные партии, нацеленные скрепить государства и быть украшением — безмолвно-идеальным. Кто-то действует из тени, чтобы рассорить королевства, ввергнуть Кривой остров в хаос и править им. И очевидно, они решили начать с нас. Вопрос остается открытым, кто решил начать двигать фигуры на шахматной доске? — «Есть два возможных варианта, принцесса. Первый — Ваш неприкаянный носит с собой в кармане леди Фортуну. Второй — Ваша кровь подходит ему», — отозвалось в памяти. Значит неприкаянные тоже обладают силами, не смотря на форму ушей. До этого момента никто не говорил об этом, но лекарь сам из неприкаянных, может потому он должен знать больше нашего. И это ведь часть его работы, верно? Это так не привычно, не обычно, знать, что единственная вещь, которой мы разительно отличались, на самом деле лишь дело их практики. Из-за гонений со стороны прекрасноухих, они стали стремиться подстроиться хоть под одну из рас, перекрывая доступ к своим силам, становясь людьми, а другие наоборот, насильно заставляли свои магические начала проснуться, чтобы заключать бессмысленные сделки с людьми, управлять ими и хоть как-то ассимилироваться в этом мире. Но всё равно, неприкаянные с прекрасными ушами будут умирать раньше века прекрасноухих, а обладатели уродливых ушей, будут жить вечно, продолжая играть роль прислуги. А моя кровь не подходит Феликсу — чудесно. И чего я ещё ждала? Он определенно получил светлое начало от матери, а мне досталась проклятая тьма от отца. Подобное учит подобное, ещё бы. Но кто знал, что моя кровь может спасти Хёнджина. Я действовала наугад, почти не обдумав, желала лишь спасти их, хотя его могла бы и не спасать. Отомстила бы его отцу — убийце королев, уничтожила его единственного наследника и обрекла бы леди Тринадцатой твердыни на одинокую жизнь до самой смерти, отобрав ребенка, что она родила. Милосердие взыграло в моем сердце, и вот Хёнджин всё ещё ходит по земле Синоды и дышит чистым воздухом. А может я просто хотела выглядеть благородной? Способной хоть на что-то в этом мире, чтобы потом обо мне говорили, как о принцессе спасительнице. Моя острая нужда быть особенной, выделяться среди остальных, желание получить одобрение сводит меня с ума. Не стоит забывать, что в том числе из-за этого я обещала Людовике расследовать убийство её подруги, не имея малейшего представления, как это сделать правильно. Помощи просить не стану, язык не повернется, да и не у кого. И снова в истории фигурирует этот неприкаянный. Когда же он исчезнет из моей жизни? Голова болит от вопросов. Что он делал у публичного дома госпожи Клиодны? О чём говорил с Филоменой и почему её убили после их разговора? Имело ли этого отношение к самому Хёнджину или теме их разговора? И за что он ей заплатил? Что было на том клочке бумаги? На эти вопросы могли ответить лишь двое, но одна боюсь, не будет сговорчива, а со вторым искать намеренно встречи не собираюсь и так украл из моих мыслей больше чем положено. Стоит начать с констебля и его помощников, а после этого можно перейти к допросам. Резко встав с диванчика на балконе и сделав два шага к перилам, я облокотилась на них и посмотрела на поднимающееся солнце. Его лучи согрели моё лицо, осветили сад за дворцом, где величественный вязь окутанный светом расцветал на глазах. Феликс поправится, это не последний его рассвет. Я вернулась в комнату, меня обдало теплым воздухом, разница температуры с улицей ощущалась ярче обычного. На столе манил своими ароматами завтрак, который был проигнорирован мной. Я взяла свой кинжал и зафиксировала его на поясе, после чего плотнее укрылась в плащ. — Ты куда-то собираешься? — раздался голос Шони из-за подушек на моей кровати. Я совсем не заметила её, лежащую на моей перине и уже засыпающую. — Не могу сидеть без дела, поеду до столицы. — Снова одолели мысли? — пропускаю вопрос мимо ушей. — Даже не перекусишь? — она волнуется, переживает за всех и всегда. — Не хочу. Отдыхай, — обрывисто отвечаю и сбегаю из комнаты, от удушья. На первом этаже, по пути в конюшню, встречаю Джисона. Он сообщает, что жар Феликса спал и сейчас он спит, набирается сил, чтобы вернуться к нам. От сердца снова отлег большой камень, давивший всё это время. И от принца Пески я пожелала отделаться как можно скорее, сбежать, даже не успев ответить куда направляюсь. В тишине конюшни, я самостоятельно занялась запряжением Вилла, своего оленя. Заметив меня, он стал тыкаться своим мокрым носом в мою ладонь, прося погладить его и почесать между рогов. Закончив с поводьями, мы вышли к дороге, и я заняла своё положенное место в седле. Тряхнув своей тяжелой головой с раскидистыми рогами, он выпрямился в ожидании моих приказов. Он только рад выбраться из стойла и отправиться в приключение, куда бы я ни приказала вести меня. Дорогу до города размыло дождем, и она стала похожа на длинную реку наполненную грязью. Огромные куски мокрой земли прилипали к копытам Вилла, засасывали в трясину стопорящую движение, но, не смотря на это он продолжал браво скакать по извилистому пути, поднимая копыта всё выше и выше. Даже пронизывающий ледяной ветер его не останавливал. Будто сама погода была против нашей вылазки, хоть солнце ясно освещало наш путь. Вблизи города ветер поумерил свой пыл, и грязная дорога приобрела каменные очертания, сопровождаемые характерным цокотом копыт шагающего по ней оленя. Заехав на территорию столицы, мы оказались в сонном царстве, где лишь уродливоухие тихо шевелились внутри домов, выполняя свои привычные дела при свете солнца. Недалеко от площади Святой Звезды располагалось стойло для гостей города, где мы остановились. Здесь пахло свежим сеном и с прошлого раза тут залатали крышу. Я спешилась, после чего привязала Вилла к железному кольцу на балке над корытом с водой. Он гордо тряхнул головой и наклонился к нему, утоляя свою жажду. Убедившись, что олень чувствует себя комфортно в этом месте, я поспешила отправиться к дому констебля, расположенному в другой части города. Проходя по залитым солнцем улицам из каменных домиков с круглыми витражными окнами, на ум приходили ярмарки, которые мы посещали с братьями раньше. Эти празднества всегда отличались пышными размахами, разворачиваясь с каждым годом во всё большее мероприятие. Выступления приезжих актеров с замысловатыми костюмами и фарфоровыми расписными масками. Лавки с карамельными яблоками, улитками с корицей и горячим ягодным вином из бочки с медным краном. Развлечения для всех пришедших с сюрпризами в конце. И ни один праздник не заканчивался без сделок с уродливоухими, оставшимися на Кривом острове рабами, опьяненными негой созданной их новыми хозяевами. Обычно, уродливоухих угощали анебией, дурманили, а потом уже заключали сделки на вечное служение. Праздник всегда существует рядом с кошмаром, я в этом убеждена, потому довольно настороженно жду охоту на полнолуние. И даже сейчас не могу перестать думать о Феликсе. В это время меня разъедало изнутри от переживаний за брата. Боюсь представить, что было бы со мной в замке, останься я там. Несколько случайных прохожих узнавая меня, замирали в реверансах, дожидаясь моего благосклонного кивка. Их лица моментально озарялись, будто моё появление знаменовало для них счастье или удачу до конца жизни. Даже холодность их не пугала, они продолжали удивленно следить за мной, пока силуэт не исчезал из поля зрения. Однако понимаю, отправляться в город без охраны опрометчиво и уже предвкушаю разбирательство по возвращению. Дом Стражи или же в простонародье — дом констебля, представлял собой одноэтажное здание с высокими стенами из красного камня, с треугольной красночерепичной крышей, колоннами держащими её у входа и задним двором, закрытым от чужих глаз из-за приводимых в исполнение приказов. В подвале здания располагались камеры для ожидающих суда преступников или тех, чьи повинности не требуют судебного решения, лишь временного удержания. Вокруг дома стояли обычные, ничем не примечательные дома, но только я прекрасно знала, что здесь жили прекрасноухие дворяне, имеющие большие деньги, чтобы жить в самом безопасном районе столицы. Поднявшись по трем широким ступенькам, я дернула за тяжелую латунную ручку, но деревянная дверь не поддалась, сдвинулась лишь на пару сантиметров, и с глухим ухом вернулась на место. Раз дверь не открылась, я подняла руку и, вложив всю силу, ударила несколько раз по дереву, создав громкий стук, заставивший кого-то по ту сторону активно зашевелиться. Спустя несколько долгих секунд, раздался лязг цепи, и дверь открылась наружу. На пороге стоял юноша, его изумрудные волосы вились над его прекрасными ушами. Цепкие янтарные глаза изучали моё лицо лишь мгновение, прежде чем он вышел вперед на солнце и поклонился. На нем была рубашка, тёмно-синие брюки с вышитыми золотыми вензелями на манжетах и точно такой же мундир. Выпрямившись, персиковой рукой он прикрыл глаза от солнца и наконец, я смогла увидеть полностью его юное серьезное лицо с густыми бровями прямым носом и подбородком с ямочкой. — Доброго дня, Ваше высочество. Младший помощник констебля Пол, к Вашим услугам. Чем могу помочь, принцесса? — строго спросил помощник, продолжая держать ровно спину. Он попытался неуклюже одной рукой застегнуть распахнутый мундир, но бросил эту затею. — Я хочу увидеть констебля, у меня неотложное дело. — Эм, констебля, — он почесал голову, обдумывая, стоит ли впускать меня. — Проходите, я провожу Вас. Пропустив внутрь, Пол дождался пока я пройду, а затем снова закрыл дверь. Внутри было холодно, тихо и серо. Колонны, стены и даже пол были выполнены из серого камня, а наполняющие помещения столы со стульями и шкафы были из каштанового дерева, выглядящие темными пятнами и напоминающими разметку на шахматной доске. Мы прошли вглубь здания, за колонны и стеклянную перегородку отделяющую коридор, фойе и зал заставленный столами, где по ночам работали другие помощники. Пройдя через пустующие рабочие места, мы подошли к небольшой лестнице, ведущей к кабинету, возвышавшемуся над всеми остальными. Там, за очередным стеклом, виднелся прекрасноухий с болотного цвета кожей, с короткой стрижкой и надетым на голову беретом. Подойдя ближе, удалось разглядеть на его лице приплюснутый нос, выдвинутую вперед нижнюю челюсть с клыками и холодные серые глаза, мутноватые и глубоко сидящие. На его мундире, в месте погонов, красовалась золотая вышитая звезда в знак его звания. Пол зашел в кабинет первым, сообщая о моём приходе, нервно переминаясь с ноги на ногу в ожидании реакции констебля. Сам же начальник тяжело выдохнул, посмотрел на меня сквозь грязное стекло и бросил недовольный взгляд на младшего помощника, трясущегося как лист на ветру. Небрежным жестом, он выгнал его из комнаты, от чего Пол рванул вниз и замер у самого подножья, проносясь вихрем мимо меня. Констебль выпрямился в кресле и грузно встал. За два шага смог преодолеть расстояние своего кабинета, он вышел ко мне, на площадку возле лестницы. Констебль не вызывал никаких положительных ощущений, не являл своим образом защитника города, справедливого и непреклонного. Его неопрятный вид, отекшее лицо вызывали отвращение и стыд за выбор главы стражи Первой твердыни. От него шел хмельной аромат, а жирные пятна на одежде подсказывали, что он закусывал рыбой. Будь горожанкой ни за что бы не обратилась к нему за помощью. Неудивительно, что Людовика пришла просить о расследовании ко мне. — Ваше высочество, — пробасил констебль, недовольно смотря в мои глаза. — Чем обязан? — Я пришла узнать о деле смерти Филомены, — начнем по-хорошему. — Хах. А Вам можно этим интересоваться? Не станут сниться кошмары в Вашем нежном возрасте, — он оголил клыки, смеясь над собственной шуткой. — Не станут, я уже пережила любой из нежных возрастов, — невозмутимо отвечаю я. — И сколько же Вам, Ваше высочество? — не сдавался мужчина, будто перед ним стоит простолюдинка, о чьем рождении не воспевала вся Синода. В его тоне читалось пренебрежение и желание поскорее отделаться от меня. — Я не считаю года, что успела прожить, как и любой другой прекрасноухий. Но если не ошибаюсь, эта зима для меня будет восемнадцатая, если для вас это так важно, — я начинала злиться, но выходить из себя ещё рано. — А Ваш отец знает, где Вы? — ему хотелось найти слабую сторону, ещё не понял, что для него её нет. — К чему эти вопросы, констебль? Я — принцесса Синоды, член монаршей семьи и занимаюсь делами Его величества, по его личному настоянию. Я не обязана отчитываться о своих действиях ему, а вам подавно. Так что если вы не собираетесь или не можете выполнить свою работу, то я могу об этом доложить отцу, и вашим основным вопросом станет поиск новой работы. Констебль тяжело сглотнул и бросил косой взгляд на Пола, прикладывающего усилия не смотреть на начальника. — Так вы будете отвечать? Или мне прямо сейчас отправиться к отцу? — я повернулась к нему спиной, собираясь уходить, но не серьезно, лишь провоцируя. — В какой момент Его величество стало интересоваться судьбой какой-то шлюхи? — ухмыльнулся констебль, снова своей шутке. — Выбирайте выражения! — я резко развернулась. — Она подданная Его величества и род её деятельности не является поводом для унижения достоинства умершей, — моя рука по привычке схватилась за рукоять клинка под плащом. — До короля дошел слух, что это было жестокое убийство, потому я здесь. Перед судом, как и королём, все равны. — Толку разбираться? Убил любовник приревновавший её. Делать Вам тут не чего, — пояснил мужчина, незаинтересованно и зевнул. Он всячески пытался меня отвлечь, оттянуть серьезный разговор. Покрывает кого-то? Может, хочет скрыть свою некомпетентность и абсолютное безразличие к бедным слоям населения? Была бы моя воля, уже бы выгнала с должности за одно неподобающее общение со мной и работу в сумме. — Раз вы провели расследование, наверняка нашли убийцу. Так ведь? — Нет, следов не оставил, Ваше высочество, — промямлил прекрасноухий, потупив взгляд вниз. — В таком случае, моё присутствие оправданно. Я хочу проверить всё лично и найти убийцу, даже если это любовник, — я бросила злой взгляд на констебля, уже теряя контроль. — Делайте, что хотите, Ваше высочество. Пол всё расскажет, умник вел записи, — грузный констебль махнул в сторону младшего сотрудника, не забыв уничижительно обозвать. — У меня много дел. Прошу простить, — после этого он поспешил коротко кивнуть и скрыться в кабинете, вернувшись в своё кресло. Стоило его заду коснуться мягкой обивки, как глаза рефлекторно закрылись. Отличные дела, однако, у блюстителя закона, лечь спать в своём кабинете. Мерзкий констебль, теперь понятно, почему весь дом выглядит ужасно, заброшенно и точно не является местом чести и силы закона. Противно от одной мысли, что он должен защищать население, а на деле является ещё одной угрозой. А отец, спрятавшийся в замке, совершенно не видит, что происходит в Первой столице и уж точно не знает, какой ужас может твориться в других. Я спустилась вниз к юноше с побледневшим лицом, казалось он вот-вот потеряет сознание. Пол потряс головой, сгоняя предыдущую сцену из памяти, бросил обреченный взгляд на кабинет констебля. — Он всегда такой? — спросила я, кивнув головой в сторону грязных окон, прячущих грузное тело. — Не стану скрывать, раз уж всё равно получу по шее, — Пол издал истеричный смешок. — Обычно ещё хуже. Можно сказать из-за Вас раздобрился. — И какое тебя ждет наказание? — Может, буду выполнять всякие поручения остальных, пока им не надоест, а может просто побьют, — молодой человек пожал плечами, после чего развернулся и пошел к одному из столов. — Я выгоню его от сюда. Таким не место на службе у короля и народа, — фыркаю и следую за парнем. — Ваши слова да королю в уши, — мечтательно бросает он. — Ой. Я не это имел ввиду… — Расслабься. Я постараюсь повлиять на отца, насколько смогу, — очередное обещание, которое не осуществимо, но я его даю. Следую за парнем, попутно детальнее изучая помещение Дома Стражи. — Это было бы великодушно с вашей стороны, — я ощутила через тон Пола, насколько это было важно для него как для честолюбивого прекрасноухого, гонимого своими коллегами и начальством. — Вот мои записи, — юноша достал папку из ящика своего стола. — Как и говорил констебль, я вел записи с места преступления и сохранил выписку от лекаря, зафиксировавшего смерть. — А с телом что сделали? Могу посмотреть? — Увы, уже сожгли. Констебль приказал. Я приняла папку из рук прекрасноухого и принялась изучать рисунки и записи, сделанные аккуратным подчерком Пола. Филомена была зарезана на рассвете, нашли её, когда тело полностью остыло и лежало в кустах между домами напротив двора публичного дома, только кровь стекала по каменной брусчатке вниз по улице. Из украшений ничего не пропало, даже мешочек монет от Хёнджина остался. Лишь ранение необычным клинком выделяется на фоне общей картины убийства и оттого версия с любовником с треском сыплется. Живот девушки был вспорот длинным лезвием, а параллельно этому с разных сторон шли два неглубоких пореза. Она истекала кровью, пока один за другим её органы отказывали из-за фатальных повреждений. Её глаза так и остались широко распахнутыми, смотреть с ужасом на небо, в ожидании последнего вздоха и темноты поглощающей душу. Мрачное зрелище, может и к лучшему, что я не увижу её тело, боюсь не справиться с эмоциями и запечатлеть её ужас в своей памяти навсегда. — Я, честно говоря, не согласен с версией констебля, что её убил любовник, — пробормотал Пол, усевшийся на стул перед рабочим местом. — Почему? — я продолжала изучать рисунок ран и схематичный набросок возможного оружия. — Мне кажется, что ревность похожа на страсть, такая же импульсивная и не обдуманная. Убийства из ревности и страсти похожи хаотичностью ударов, не продуманными действиями. Да они просто-напросто неожиданные ни для жертвы, ни для убийцы! В этом случае рука не дрогнула, удар резкий и верный. Может, караулила Филомену, долго ждала, успела продумать и убила, когда выдался удачный момент. Может, наемница была. Хотя, что могла сделать эта девушка, чтобы привлечь на себя наемницу? — размышлял вслух Пол. — Оружие необычное, вдруг действительно наемница? Хотя мне оно кажется знакомым. Кто-то из моего окружения им пользуется, но не могу вспомнить кто, — я попыталась напрячь память, но ничего не выходило. Образа даже близко не приходило, я тупо глядела в потолок, в потугах вспомнить. — Оружие действительно нетипичное, потому и подумал на наемников. Знаю, её отец занимался черным рынком рабов со знатными клиентами. Может это имеет место быть? Вот и картина начинает выходить из-под пера наших раздумий. — А можешь больше об отце рассказать? — я запрыгнула на стол перед Полом, глядя в его бегающие глаза. — А…да, — он прокашлялся. — Её отец плавал в мир уродливоухих, заключал там сделки в обмен на желания, затем напаивал отваром из анебии и привозил их сюда. После они шли на продажу, а ему часть денег отходила. Влез в долги из-за сбежавших из чьего-то поместья уродливоухих. Кто-то снял чары с них, видимо напоил лавандой или яшмы в карманы распихал, а люди знали, что-то тайное. Вот он и сдал дочь в публичный дом, чтобы покрыть долг издержки за неудачу. Занялся поиском сбежавших и больше его никто не видел. Наверное, сбежал в мир уродливоухих и бросил дочь тут. — Как давно это было? — Зим шесть или семь назад. Она долгое время работала официанткой и поломойкой в публичном доме, а потом уже стала работать с клиентами лично, — щеки парня покраснели, но он быстро свёл смущение с лица. — Значит, лет семь назад у кого-то очень влиятельного сбежали рабы, знающие тайны хозяина? — Пол соглашаясь, кивнул. — А этот мир интереснее, чем я думала. И только сейчас решили убить дочь работорговца? Не вяжется, — от раздумий я закусила губу. — Ты говорил об убийце в женском роде. С чего такой вывод? — С высоты удара и силы. Убийца смог вспороть живот, но не так глубоко, а движение начал в районе пупка, туда пришелся основной удар, значит, был ниже жертвы на полголовы, бил вперед и вверх. Либо гном, либо низкий мужчина любовник, но из-за силы удара не подходит. Таким образом, я решил, что это была девушка, либо совсем юнец. Меня передернуло на последнем слове. Хёнджин? Но зачем тогда он платил ей, если мог сразу убить? Нет, не может быть такого, ерунда. Неприкаянный сильнее простого юнца, я помню это с нашей драки на мечах и выше, намного. — Вы кого-то вспомнили, Ваше высочество? — Пол нервно придвинулся к столу и ко мне. — Нет. Всё дурные воспоминания в голове, — потрясла головой, чтобы выгнать деструктивные мысли. — Я думаю, её могли убить не как объект ревности, а как того к кому ревновали. Тогда сходится мотив, улики и основная картина преступления. — И почему я раньше об этом не подумал? Возможно, Вы правы, если убийца следила за своим мужем, например, — Пол принялся активно жестикулировать. — Тогда могла и выждать Филомену, а за это время придумать, как убить. Так и запишу в деле! Отлично! Отлично! — Пол подскочил и принялся стоя писать на листах из папки наш совместный вывод. — Осталось узнать, что это за клинок и найти его обладателя. — Для наших краев редкий, слишком выделяется и убийца наверняка об этом знает. Но лишним не будет опросить гномов-кузнецов, вдруг что-то знают. — Я займусь этим, принцесса, — выпрямившись по струнке, заявил Пол. — Прекрасно, Пол. Сколько времени тебе дать на это? — Вы хотите расследовать дело со мной? — удивленно поинтересовался юноша. — Да. Я лично взяла это дело, пообещав подруге Филомены найти убийцу. Я вижу, что ты прекрасно выполняешь свои обязанности, даже делаешь больше, чем должен. Твои заслуги не забуду и отмечу их перед отцом. И я думаю, влиятельная помощь тебе не помешает. — Я польщен, Ваше высочество. Дайте мне два дня, и я опрошу всех гномов в Первой столице и окраинах, — живо ответил парень, а его персиковые пики ушек покраснели. — В таком случае, до встречи через два дня. Пол поклонился мне в знак прощания, и после этого я удалилась из Дома Стражи. Прежде чем вернуться к оленю, я заглянула в храм Звезды и помолилась за здоровье Феликса. Мне так хотелось вернуться домой и услышать благую весть, что брат пришел в себя. Как бы то ни было, приятно отвлечься от переживания за брата, на дело, хоть и столь трагичное. Все мои мысли направились к нему и в его честь. Но последняя мысль, что осталась при мне, привела в закоулок меж двух домов, где так и осталась кровь молодой девушки, не успевшая впитаться с водой в землю. Как было написано в отчете, на траве и каменной кладке остались следы бордовой жидкости, въевшиеся и оставшиеся в напоминание жестокости Кривого острова. Я обязательно найду убийцу, и он заплатит за смерть согласно закону Синоды — своей жизнью. Перед законом мы всё едины, будь то коль, принц или последний пьяница.