Розовые бантики

      Мелкие дождевые капли забарабанили в пыльные окна, неуклюжей змейкой скатываясь вниз по мутным стёклам, словно играя в догонялки друг с другом. Комната сразу стала более мрачной, отгораживаемая от весеннего солнца тяжёлыми свинцовыми тучами. Студенты сновали туда сюда по наполовину восстановленному помещению библиотеки: кто-то возвращал учебники, которые взял ещё на втором курсе, так и забыв их принести; кто-то готовился к итоговым зачётам, проходившим уже на этой, заключительной учебной неделе. Младшекурсников практически не было видно: большинство уже разъехались по домам, дабы не упустить ни один тёплый денёк поступающего лета. Последнее время за окном, на улице, всё дышало весной, плавно переходившей в знойное лето. Лишь сегодняшний день сделался исключением, своим мрачным туманным настроением окутывая стены наполовину восстановленного замка. Послевоенный год в Хогвартсе выдался на редкость тяжёлым. Преподаватели как могли поддерживали атмосферу беззаботной учебы, параллельно с этим собирая по кусочкам разрушенные части здания. Иллюзия спокойствия и защиты, в которую ученики и учителя верили до последнего, неожиданно испарилась, так и не дав намёка на своё существование. Но многие обрели то, о чем мечтали: свободу. Свободу от оков вечного страха быть убитыми за ближайшим углом от рук прислужников самой смерти. Кто-то из выпускников окончил учёбу сразу после войны, а кто-то героически остался доучиваться последний год, пытаясь взять от него всё. Друзья Гермионы, как и она сама, решили остаться, даже несмотря на то что Рон долго не мог пережить потерю любимого брата, так до сих пор и не оправившись от неё. О Гарри и говорить было нечего. Но они всё ещё были единым целым, поддерживая друг друга на протяжении всего тяжёлого времени. Лишь Гермиона к концу учебного года стала более отстранённой, почти ничего не ела, оправдываясь отсутствием аппетита. Сперва ребята старались ухаживать за ней, пытаясь покормить или развеселить, но, поняв, что это не приведёт ни к чему, в конце концов сдались. Даже Малфой, задержавшийся ещё на один год, не остался в стороне. Большинство его знакомых, ранее именуемых «друзьями», теперь презирали его, каждый раз кидая косые недовольные взгляды, когда слизеринец садился за общий обеденный стол, пытаясь хоть немного поесть. Но, естественно, при такой «компании» никакой кусок в горло не полезет. Но, что было удивительно, Драко больше не переругивался с золотой троицей: даже мог бросить пару-тройку слов в их сторону, в которых не было ни капли презрения или оскорбления. Только лишь при встрече с Гермионой оба подростка отшатывались друг от друга, сильнее натягивая рукава своих кофт, скрывая страшные воспоминания недавнего прошлого. Такой уклад жизни, а точнее выживания, продолжался до определенного момента.       Сейчас же, сидя напротив друг друга в тёмной библиотеке, бывшие враги беззвучно плакали, пытаясь поглубже затолкнуть ту боль, что так предательски лезла наружу. Избегая друг друга на протяжении многих лет, они медленно зарывали в могилу почти забытые чувства, сейчас же бившие из них ключём. Никто даже не собирался давать намёка. Оба были уверены в единственном отрицательном ответе. Правильном ответе. Ответе, который не мог быть иным после пережитых ими кошмаров. Гермиона не выдержала первая. Выбежав ночью в гостиную старост и застав там Драко с красными глазами и синяками под глазами, сжимающего носовой платок в руке, она не смогла сдержать слёзы, уже несколько месяцев душившие её по ночам. Воспоминания нахлынули на неё волной. Уже позже, рыдая на груди такого же мертвецки бледного Малфоя, она сама не могла ответить на его бесконечный поток вопросов: «Почему ты не разлюбила меня после тех событий? Почему? Ты должна была меня возненавидеть. Должна была.» Она не знала, что отвечать, потому что на протяжении всего года была такого же мнения и о Малфое, запихивая свои никчёмные чувства куда подальше и запирая их на замок. Им осталось два дня. Два чёртовых дня, после которых оба разлетятся на разные концы света и не вспомнят друг о друге никогда. Им придётся это сделать, они должны. Должны, но не готовы отпускать того, кто стал для них целым миром буквально за один день. Но боль, копившаяся годами, была намного больше. Каждое язвительное слово, слетавшее с уст Малфоя за всё время их совместной учёбы, было острым ножом в сердце обоих. Завтра выпускной бал, на который они пойдут вместе. Назло всем: себе, своим чувствам, несправедливой к ним судьбе. Сейчас же они могут просто быть рядом друг с другом, проводя последние мгновения вместе, выплакивая всё то, что они не смогли озвучить словами.

***

      Зажглись люстры под высоким потолком. Украшенный зал походил на самый роскошный дворец из тех сказок, что читала Гермионе мама перед сном. Только теперь чары, окутывающие маленькую девочку несколько лет назад, превратились в жестокую реальность, в которой не было места для глупых историй со счастливым концом. Лишь волшебное голубое платье с серебряными рукавами, облегающее хрупкий стан девушки, похудевшей ещё сильнее за последнюю неделю, напоминало те наряды, что носили принцессы, живущие на страницах книг. Волосы спадали на плечи небрежными локонами, а на руках сияли самые изысканные кольца, что были в её коллекции. Только глаза, глубокие, почти прозрачные, были словно чужие. Взгляд был направлен в пустоту, зеркально отражавшую и её сердце. Заиграла мелодия. Выстроились ряды прекрасных пар, медленно начавших кружиться по залу. Гермиона приняла руку слизеринца, ухватившись за нее так, будто она боялась, что он раствориться в воздухе. Два серебряных кольца, выгравированные инициалами друг друга, что лежали в столе у Малфоя уже не один год, стукнулись друг о друга, разнеся лёгкий звон вокруг партнёров. Притворяться им было не за чем. Больше не существовало той вражды факультетов, на которой держался весь азарт школы. Стёрлись границы, выстраиваемые столетиями. Рухнула и стена между гриффиндоркой и слизеринцем. Вместе с этим обвалилось и что-то внутри них: что-то очень ценное. Весёлые выпускники вальсировали, создавая своими силуэтами гармоничную мелодию. Они будто пели телами, кружась вокруг друг друга и весело подмигивая партнёрам. Танец Гермионы и Драко был собран, ритмичен, и, в то же время, не похож ни на один другой. Девушка склонила голову к идеально выглаженной белой рубашке слизеринца, вдыхая до боли родной аромат. Непроизвольно подняв голову, она встретилась взглядом с глазами, цвета холодной стали, с безнадёжной влюблённостью смотрящие в ответ. Выпускники провожали последний год, прощаясь друг с другом и стараясь оставить как можно больше совместных воспоминаний. Этим двоим же не нужны были воспоминания, слова или прощания. Они нужны были лишь друг другу. Сломанные, но не сломленные. Потерянные, но нашедшие частички себя друг в друге. Чужие, но такие родные люди, что завтра разъедутся и никогда больше не встретятся, преследуемые собственными страхами и оковами запретов. Что должны были забыть друг друга ещё давно, но сердце, сыгравшее с ними злую шутку, решило иначе.

***

      Часы пробили десять. Толстые колонны окружали кучки людей, будто укутывая их в свои объятия и укрывая от хлопот внешнего мира. По платформе бегали ребятишки, громко крича и отбирая друг у друга золотые билеты, чуть не сбивая с ног несчастных прохожих. Родители старались уследить за неугомонными детьми, но лишь спотыкались об очередную упавшую коробку, так и не успев схватить за воротник кофты своё ненаглядное чадо. Всё вокруг, казалось, двигалось, бегало, переливалось и шумело, лишь иногда затихая, дабы перевести дух. Малфой сам не знал, зачем приходил в это место каждый год, стоя тут до самого отхода поезда. Своеобразный ритуал, появившийся внезапно, так и остался в его жизни. Сейчас же последние опоздавшие дети взбирались на подножки поезда и махали провожающим, громко крича. Те, в свою очередь, пихали в детские руки оставшиеся сумки, клетки, пакеты и контейнеры со всевозможной едой. Так даже могло показаться, что в Хогвартсе был дефицит еды. Когда-то, конечно, был, но Драко предпочитал не вспоминать тот ужасный год. — Пока, мама! Я буду писать! — мальчики и девочки улыбались во все зубы, чуть ли не подпрыгивая от радости предвкушения погружения в магический мир заклинаний. Драко невольно улыбнулся, вспоминая, как сам с восторгом и волнением ожидал того самого момента переступления порога загадочной школы. Развернувшись в противоположную сторону, он уже собрался уходить, но его внимание привлекли два розовых бантика, ритмично качающиеся из стороны в сторону. Очаровательная девчушка с милыми хвостиками и в розовом платьице скакала по платформе, напевая себе под нос какую-то неразборчивую мелодию. Её питомцем, что девочка держала в руках, была пушистая белая кошка, без перерыва мяукующая на все неопознанные предметы вокруг. Малфой остановился, украткой рассматривая очаровательное создание, так не вписывающееся в атмосферу всеобщей суматохи и спешки. Остановившись, она принялась рыться в своей поясной сумке и, извлекши оттуда небольшую книгу, сунула её под мышку. Застегнув молнию обратно, она подняла глаза на Драко. Он замер. — Джейн! Сколько раз я тебе говорила не убегать? Потеряешься же! — вслед за девочкой выбежала девушка в голубом платье на невысоких каблуках. Её волосы были собраны в небрежный пучок, а руки пытались удержать целую гору сумок. — Я не убегала, я спешила на поезд, — смешно препираясь, Джейн брала из рук девушки сумки и заносила их в вагон. Последним предметом багажа стала кошка, попытавшаяся цапнуть хозяйку, когда та неаккуратно схватила её за хвост. — Ай! Глория! Что за поведение? Джейн, возьми её, пожалуйста, аккуратнее и посади в вагон. Ну вот и всё. Удачи тебе! Обязательно пиши мне, я буду очень ждать! — нежно улыбаясь, девушка махала девочке рукой и вытирала подступившие слёзы. Вот её девочка совсем большая и идёт по её следам. Когда-нибудь и она выпустится из Хогвартса, гордо неся в руках пергамент с подтверждением об успешном и отличном окончании учебы. Но сейчас всё только начинается. Махнув в последний раз и развернувшись, девушка натолкнулась взглядом на высокого парня в чёрном пальто, не отводящего от неё глаз. Её лицо слегка побледнело, а руки непроизвольно сжались, отчего побелели костяшки. — Гермиона, ты идёшь? — мужской грубый голос раздался откуда-то из-за угла, вслед за которым появился силуэт высокого рыжеволосого мужчины, подающего руку своей спутнице. — Да, Рон, иду, — словно очнувшись от наваждения, девушка заставила себя отвернуться и приняла руку мужчины. Её силуэт медленно скрылся в темноте платформы.       И пусть прохожие никогда не узнают, почему два случайных незнакомца так внезапно замерли, смотря друг на друга с немыми вопросами в глазах; почему на руке парня красовалось серебряное кольцо с инициалами «Г.Д.Г», подобное которому крутила на пальце и девушка; и почему у милой девчушки с розовыми бантиками были кудрявые шоколадные волосы и серые, цвета холодной стали, глаза.