Приятный сюрприз с неприятными последствиями.

      «Экстренное собрание стран Европы» проходило ужасно, тем, что до изнеможения скучно — хвала Богу лишь, что в Берлине; не нужно совершать кругосветки в разные стороны света. И тем не менее, сколько раз за день они обсудили одно и то же по кругу?       Германия, отдувшийся за всех в самом начале, порой поглядывал на ЕС: окей, скучал он здесь не один. Другие не пришли, отправив свои столицы, когда он и еще парочка, как дураки, явились собственной персоной; и ведь из-за этого шёпотом не с кем поворковать, обсудить, к примеру, безвкусность зала собрания и то, какой организатор этого мероприятия — последний гад.       Очки его уже замылились от спертости воздуха, коим дышат около сорока человек. Улица не превышала десяти градусов, но от накаливания в помещении стёкла готовы были лопнуть на глазах. Было б — думает Бундесвер — это славно: умрет медленно, но не так мучительно, как убивает эта будничная тягота.       Чужие часы тикали второй час по дню — значит, скоро он вознесется из этого ада. ×××       Часы, как оказалось, итальянского министра грубо наврали: прохладный воздух ударился о лицо лишь к пяти.       Германия вдохнул полные лёгкие, распрощавшись со всеми коллегами (часть из которых он видел впервые), и направился к машине, попутно выудив из нагрудного бардачка трезвонивший до этого телефон. Если ему не позвонить жене, то Берлин с Брюсселем рухнут — он это, конечно, не проверял, но лучше воздержаться.       — Ммм?.. — сонный голос Бельгии на обратной стороне говорил собой о том, что Бундесвер так и не научился угадывать правильные моменты.       — Доброе утро, — Германия неиронично прищурился на вечернее садящееся солнце, прятавшееся за Райхстагом, — я освободился. Домой нужно что то?       После трехсекундного «хмм» и искренней попытки проснуться и здраво размыслить, раздался протяжный ответ:       — Шампа-анского…       — Да? — Германия усмехнулся. — Что за повод?       — Будем праздновать то, что ты вышел на работу, — Хлоя открыто язвила, судя по шуршанию, поднимаясь с кровати. — Я просто хочу выпить.       — Хорошо, как пожелаешь. Скоро буду.       Получив в ответ «угу», Бундесвер отключился и вернул телефон на прежнее место. По правде говоря, он бы и сам не отказался бы расслабиться.       Два любителя алкоголя вместе — горе в семье. ×××       Подходя с звякающими друг о друга в пакете бутылкой шампанского и парочкой — пива; Германия в последний раз выключил экран с открытой перепиской в Твиттере и костяшкой нажал на дверной замок. Чтобы успеть как минимум за алкоголем, ему пришлось пробежать по снегу и слякоти полквартала, чуть было не навернувшись пару раз, — не гонять же его бедного водителя дворами; и сейчас, переведя перед этим дух в лифте, не мог поверить, что пришел домой раньше девяти вечера.       Входная дверь открылась, и Германия поперхнулся воздухом.       Облокотившись локтем о дверной проём, его встречала полностью обнажённая жена с улыбкой на лице. Глаза невольно забегали по представленной картине, но, выйдя из ступора, Бундесвер зашёл внутрь и захлопнул дверь: лишь бы никто этого не увидел.       — Привет, — Бельгия победно хихикнула и встала на носочки, чтобы поцеловать мужа в щеку, забирая у него пакет. — Сегодня ты рано.       — Ага… — Германия следил взглядом за виляющей ягодицами Хлоей, уходящей на кухню, проглатывая образовавшийся ком в горле.       Разувшись и там же скинув куртку, прошел в гостиную и уселся на диван, продолжая не сводить взгляда. Бельгия расставляла бутылки на столе, своим черным телом отливаясь на свету люстры позолотой.       Никто не осмелится сказать, что она не была красивой, ведь даже Германия завидовал сам себе: для него, конечно, миниатюрная, но на деле высокая; с небольшими, но ухоженными формами и круглыми очертаниями. Что ему больше всего нравилось — длинные, мягкие волосы, пахнущие тысячей непонятных средств, на которые она тратит весь государственный бюджет их обоих.       «Голую практику» она установила еще давно, и каждый раз придумывала перед этим неплохой отвлекающий манёвр, заставляющий попотеть, чтобы каждый раз вызвать неподдельный шок у супруга. Признаться, работает по сей день.       Доставая бокалы под шампанское, Хлоя вздрогнула, ощутив на обеих своих грудях массивные мужские руки. В силу превосходства в росте, Германия положил подбородок на чужую голову, прикрыв глаза. До носа донеслись ароматы яблока, сандала и чего-то еще, известного лишь этой женщине.       Бельгия уронила голову назад, открывая себе смешной ракурс на лицо мужа снизу. Хихикнув, она попыталась выкрутиться, поворачиваясь к нему передом, — Бундесвер извернул руки следом, не желая упускать возможность помять великое творение природы.       — Ты слишком много пялишься, — Хлоя огладила мужскую руку, перехватывая его шастающий внизу взгляд.       — Что? А куда мне еще смотреть? — будучи пойманным за такой непристойностью, Германия даже растерялся и опустил голос на несколько уровней тише.       Такая близость нагого тела перед собой и правда манила. Ухмыльнувшись, Бельгия за шею опустила чужую голову на свой уровень, наказывая этим смотреть лишь ей в глаза. Золотистые губы нежно коснулись нависающихся над ними двухцветных — её эта деталь всегда забавила.       Выдохнув, Германия гладящими движениями перевел руки на лопатки, усыпанные мягкими волосами. Такими же мягкими, как и этот немой поцелуй, в котором он готов был застыть на час. Как же давно этого не происходило в полной тишине, разделяемой с незначительным белым шумом и теплотой близости.       Хлоя со смешком выгнулась от мимолетной щекотки по спине и уткнулась носом в ключицу мужа.       — Я так соскучилась по тебе, — вдыхая морозную свежесть и утренний одеколон, бормотала с улыбкой.       — Меня ведь не было всего один день.       — А потом не будет еще шесть. Тебя ведь не отпустят после одних суток работы, — что правда — с тем поспорить невозможно; поэтому Бундесвер лишь хмыкнул. — Приходить будешь уставшим, злым…       –… и на тебя ноль внимания, — он просек эту манипуляцию давно и уже знал ее наизусть.       — Угу, — Бельгия встала на носочки, чтобы прошептать на самое ухо: — Я так хочу провести это время с тобой.       Он улыбнулся, и вместо ответа последовал оживлённый поцелуй, взявший силы из остатков того, на чего он до сюда дошёл. Ограничивая возможности отхода, Германия уперся руками в столешницу, прижимаясь крепче телом о гладкую и с этим раскаленную кожу; послышалось ответное тихое мычание. Женские руки растрепали раннее уложенные волосы, оглаживая каждый участок, до которого могли дотянуться. Тонкие пальцы сжимали их до легкой боли, заставляя Бундесвера хмуриться.       — Постой, — словно от удара тока, он резко подался назад, — а где Люкси?       — Я позвонила твоему брату, и он согласился забрать племянницу на две недели. Поэтому первым же поездом я отправила ее в Вену, — Германия мысленно прикинул: так вот почему всегда пунктуального Австрии сегодня не было. И когда только эта ведьма всё успевает?       Легким рывком Бельгию подняли на руки: как показывал опыт, делать это на кухне не сильно удобно; а та схватила шампанское с бокалами, обвив чужую шею и тряся ножками.       Оказавшись в спальне, Хлоя принялась открывать алкоголь заранее заготовленным штопором (она продумала всё!), пока Бундесвер в полумраке без лишней спешки расстёгивал габардиновый пиджак. Оставшись в наполовину раскрытой рубашке, Бельгия застопорила его движением кончиков пальцев по груди, усаживая на постель и садясь сверху.       Сделав пару глотков из уже заполненного бокала, ладонью провела по крепким мышцам, очерчивая мягкие изгибы под тонкой тканью. Недлинные ноготки раскрыли оставшиеся пуговицы, а сам Германия упивался алкоголем из чужой руки; после чего последовал новый глубокий поцелуй, распробывающий спирт из уст друг друга.       Хлоя не могла также не завидовать себе, прижимаясь к телу, большему нее в два раза. Сжимая меж пальцев мускулатуру, рядом с которой ее тонкие руки казались миниатюрными, и ногу меж бедер от одной предстоящей мысли и тяжко вздымающейся груди, ее разум впадал в пьяный анабиоз.       Следующие поцелуи последовали на улегшемся женском теле. Германия водил губами и языком по плечам и ключицам, оставляя редкие укусы, отпечатавшиеся коричнево-красным на мягком теле. Бельгия подглядывала из-под полуприкрытых век, издавая лёгкое мычание и тихие постанывания в ответ на поглаживания бёдер. Периодически их взгляды встречались, и Хлоя улыбалась, на что Бундесвер прикусывал грудь, провоцируя на резкую дрожь и улыбаясь сам.       На груди он долго не останавливался, окатив холодным дыханием затвердевшие соски и оставив несколько поцелуев на ареолах. Чем ниже спускались губы, тем больше в предвкушении раздвигались бедра и Бельгия пропускала томных вздохов, хватая его за волосы.       Зачесав их в сторону, с ее стороны послышалось горячим шёпотом:       — Ты так прекрасен сейчас, — тихий смешок, — заставляешь меня сходить с ума.       Взгляд у Германии помутнел и появилась невидная улыбка. Каждое слово и похвала пленяла его и заставляла укладываться в большее его способностей. Только чтобы слышать это снова.       Мужские руки водили по внутренним бедрам, пока поцелуи обводили пупок и шрам от кесарева сечения. Наконец Германия выпрямился и подхватил женские ноги, закинул их на себя, за ягодицы приподнимая на уровень своего торса.       Бельгия заикнулась в стоне, а пальцы ног свело, когда мягкий язык провел по большим половым губам. Уперевшись рукой в стену, она томно смотрела на лицо меж ее ног, вылизывающее выступившую смазку.       — Даа… Так еще прекраснее, — Бундесвер вновь раскрыл глаза, обратясь на еле слышимый шёпот. — Ты словно Бог.       Под висящей на локтях рубашкой этого видно не будет, но у Германии по всему телу пробежали мурашки. На мгновение он остановился, прерывисто и тяжело дыша. Возбуждение начинало с тяжестью покалывать, а пальцы сильнее сжали мягкую кожу под ними.       Переместив женские ягодицы на запястья, большими пальцами раздвинул половые губы и тут же провел языком по малым. Водя кончиком в разные стороны и самую малость надавливая у основания клитора, этим он вызывал звонкие стоны и напряжение, а затем резкое расслабление ног на его плечах. Большое количество слюны стекало по всей вульве, тут же будучи размазанной лижущими движениями.       Бельгия извивалась, с двойным всплеском ощущая каждую ласку и, словно в конвульсиях, сжимая подушку и собственные волосы. Приоткрывая глаза, ее щеки опаляло новым жаром: он продолжал следить за каждой ее реакцией; и каждый раз Хлоя задыхалась от того, как чужой язык издевательски надавливал на клитор.       Внимая, как крепче к его рту прижимаются, Германия обхватил головку клитора губами и почувствовал сильную пульсацию, отдающуюся постукиванием; и с того издал гортанный стон, вызывая дрожь и напряжение по всему телу. Пальцы поглаживали промежность, намеренно задевая вход по влагалище и издевательски не проходя дальше передних стенок       Стоны проглатывались затрудненным дыханием, и Бельгия, крепко сомкнув глаза, впилась ногтями в ближайшее к ней мужское колено — то означало прекращение действа. И в ответ на это Бундесвер, в последний раз проведя расслабленным языком во всю длину, бережно уложил доверенные ему ноги на постель.       Бедра и руки бились в легких судорогах, а грудь периодически замирала в глухом стоне. Германия положил голову на нижнюю часть живота, оглаживая пальцами бок и ребра. Хаотичный ритм сердца и стук вздымающихся легких о грудную клетку слышался даже отсюда.       Спустя две минуты отхода от небольшого, но резкого оргазма, в волосы успевшего пригреть щеку Бундесвера впутались тонкие пальцы. Он поднял вверх, встречаясь с противоположным взглядом.       — Ты не подобен Богу. Ты и есть он, — вновь хвалящая и вусмерть влюбленная улыбка Хлои. Он в такие моменты ощущает себя зависимым от этого вида и сладкой лести. — Укладывайся на спину, милый.       И Германия покорно перевернулся, подползая к изголовью. На нем уже не было рубашки, а женская ладонь переминала эрекцию через нижнее бельё. В легких встал ком, пропуская на слух только зажатое мычание.       — Я тут думала, — спустив ткань, Бельгия водила по всей длине члена, намеренно задевая ногтями то головку, то мошонку, — не попробовать ли нам второго ребёнка?       — Еще одного?.. — Бундесвер приоткрыл глаза, накручивая на пальцы волосы. На раздумия понадобилось только пол минуты. — Почему нет?       — А ещё Америка прав: тебе не идут эти очки.       — Ну нашла ж момент, чтоб вспоминать моего отца…       На лице Хлои воссияла довольная улыбка; пожалеют они об этом или нет — проблема их в будущем. С придохом она насела сверху, упираясь в грудь Германии, и задержала дыхание, чувствуя, как дрожат ее бедра. Он только лишь ласково прижался губами к ее лбу. Руки витающими движениями поглаживали тонкую женскую поясницу, очерчивая каждую маленькую выемку и неровность.       Шумно дыша и тихо постанывая, Бельгия подавалась бедрами навстречу, задавая медленный темп: торопиться некуда, с желанием насладиться моментом до последней капли. Смахивая волосы, в глубоком вздохе задрала голову, ощутив губы на на шее и плечах — везде, где он мог дотянуться. Старательно зализывая, Германия всасывал и прикусывал кожу — следов не будет видно на черной коже, что огорчало их обоих; и все равно он любовался, как покраснения отливаются под теплым светом, переводя взгляд дальше.       Одну руку он перевел на ягодицу, сжимая со шлепком, которого Хлоя прогнулась; пробежали мурашки, ощущаемые ими обоими, после чего она выпрямилась, наращивая собственный темп. Бундесвер прошелся взглядом по всему возвышающемуся перед ним телу, подмечая, как же ей идет эта краснота на щеках и растрёпанные волосы; и руками провел по талии до грудей, где она сама его остановила, с улыбкой сжимая их.       Стоны разносились в унисон, пока не раздалось оханье от резкого перемещения Германии в сидячее положение. Кожа, к которой он припал, раскалена до предела и подрагивала от каждого движения. Женская рука сжалась на его затылке, когда он принялся двигаться навстречу, переминая пальцами талию, а ртом — грудь, опаляя каждую из них дыханием и, захватывая губами сосок, разнося вибрации за счет несдерживаемых стонов.       — Ммм… Ты просто идеален для меня, — вытягиваясь, Бельгия проводила ноготками по мышцам чужой спины, вызывая на них сокращения, что Германия прижался к ней ещё ближе. — Я знаю, как тебе понравится. что я тебя скажу… — он в предвкушении приоткрыл глаза, а она с улыбкой изогнулась к его уху: — Tu es un bon garçon.       О нет, он не знал французского, но заучил одну единственную фразу, заставляющую его сердце сходить с ума. Взгляд на секунду расплылся, и совсем не из-за того, что очки запотели: в голове что-то перемешалось, заставив выпустить с его стороны шумный стон и легкую тряску.       Уткнувшись носом в шейно-плечевой стык, Бундесвер заметно ускорился, внимая бешено колотящемуся сердцу и тяжелому дыханию с обеих сторон. Бельгия, довольная своей провокацией, с ноткой грубости сжимала его волосы, прикусывая губу и разглаживая оставленные ею до этого царапины.       Новый оргазм сопровождался рыком сквозь зубы, срывающимся по хрип, напряжением, которое Хлоя чувствовалась от него всем телом и нутром. Германия, еле касаясь губами, поцеловал ее в плечо, расслабляя каждую часть тела поочерёдно, на все еще сжимая руки на ее талии.       — Замри!       Дождавшись, когда он более-менее придет в себя, Бельгия резко крикнула, чего тот шарахнулся, и, не применяя силы, завалила на спину. Германия замер в шоке, ощущая, как к его шее присосались, подобно пиявке, и нехило укусили, что он проглотил всю свою память и зашипел.       — Ты… Мне утром на работу!       — Придумывай отмазки, какие хочешь, любимый, — Хлоя по-лисьи ухмыльнулась, быстро чмокнула в губы и разнежилась под боком, обнимая скомканное в порывах страсти одеяло.       Что ж, не остаётся ничего, кроме как начать придумывать прямо сейчас. Кроме как взять у дочери желтую гуашь, пока ничего в голову не шло.       Безнадёжно выдохнув, Бундесвер достал из-под матраса тряпочку принялся протирать очки, на которых остались отпечатки женской груди. Нет, ему катастрофически нельзя появляться на людях с чернющим синяком посреди шее: его гордость и самоуверенность пробьют третье дно. Но а отсидеться в кабинете ему даже дурак не позволит. Ну и может же эта ведьма все вверх тормашками перевернуть.       Натирая под конец уже четко отполированное стекло, Германия напялил очки и, оставляя супругу наедине с ее блаженством, пошел на кухню, попутно открывая переписку с ЕС.       Хочешь спастись — бей первым. «Я завтра не приду.» Отправлено в 20:34.       Стоило открыть дверцу морозилки, где лежали купленные сегодня бутылки пива, и нагнуться, как звякнул ответ: «Даешь гарантию, что ваш будущий ребёнок вступит в мой состав? 🙃» Отправлено в 20:35.       Тварь! Он опять незаметно установил прослушку в его телефон?! Или каким теперь образом Евросоюз следит за его личной жизнью? «Иди нахуй.» Прочитано в 20:35.       Со злостью Германия напечатал пару ласковых и выключил телефон. Пусть только попробует ночью к нему в квартиру заявиться — за свою нервную систему он ручаться не будет.       Глубоко, чтобы успокоиться, выдохнув, Бундесвер развалился на диване, не без приложения труда открыв бутылку баварского. Раз такой повод, надо б напиться.