***
Ветер на удивление был сильным для раннего утра. Он трепал уложенные стараниями Сань Лана волосы принца и заставлял глаза слезиться от непрерывного потока воздуха. Впрочем, солнце пока не начало печь, и Се Лянь был доволен уже этим. Он с небольшой периодичностью нежно потирал нить на среднем пальце и ответно улыбался супругу на его игривые взгляды. Пейзажи увлекали небожителя и его спутников: бесчисленные деревья с пышной листвой, небольшие искусственные пруды с лотосами, которые Вэй Усянь при каждой возможности срывал, а Лань Ванцзи ему в этом терпеливо помогал. Древняя архитектура будоражила сознание, и Се Лянь удивился: слишком уж живописно для небольшого городка. На улицах только зарождался новый день: раскрывались окна домов, на улицу выходили хозяйки, хлопотав с самого утра, рыбаки с новыми силами собирались зарабатывать на жизнь. По улице пошли самые разные и аппетитные ароматы — семейства принимались завтракать. По дороге путники расспрашивали редких местных, не видели ли они чего-то странного, но те либо пожимали плечами, так как слишком спешили по своим делам, либо же, будучи теми еще пьяницами, рассказывали свои бредни. Младшие каждый раз с подозрением и серьезностью относились к рассказам очередного человека о тени феникса, что стремился уничтожить его род, или же о Сяньли, которая расцарапала ему руки, отведав крови. «Да кому ты нужен со своей кровью?» — с раздражением подумал Вэй Ин. Он не осуждал своих учеников, а даже с долей гордости смотрел, как они самоотверженно были готовы вступиться за честь каждого прохожего, но сам понимал, что услышанное — лишь плод воображения этих недалеких и не более. Если бы это была кошка, пусть даже и демоническая, он бы сразу поймал ее и выбил из нее все. Поэтому ему ничего не оставалось, как натянуто улыбнуться очередному пьянице, схватить адептов за рукава и потащить за собой дальше. Когда они вышли за пределы центрального района, многочисленные улочки сменились самыми примитивными картинами, но разговоры и дружеские перепалки адептов немного скрашивали находящую скуку. Спорили они о самых разных вещах на свете: насколько полезно новое изученное заклинание, будет ли Яблочко есть что-то, кроме яблок, и кто простоял бы на руках дольше: Вэй Усянь или же другой дядя Цзинь Лина. Се Лянь краем уха, особо не вдумываясь, слушал их болтовню и словно окунался в свое беззаботное прошлое. Тогда он не знал тягот жизни и мирских забот, а каждую прогулку так же легко и без особого смысла Му Цин и Фэн Синь спорили о всякой чепухе, нередко спрашивая его мнение, словно он судья всех трех миров и знает, как лучше. Принц тихо вздохнул: в последние дни у него слишком много сожалений о прошлом, кажется, он раскисает. Послышался надрывный крик, содержащий в себе такой ужас, что у большинства присутствующих пошел холодок по спине. Не медля, они ринулись к источнику звука, не желая терять ни минуты. Их ждала компания из трех человек. Двое довольно высокого роста, коренастые и явно не стесняющиеся использовать свою физическую силу во всю мощь. Они с азартом и особой жесткостью издевались над человеком под их ногами: пока один буквально втаптывал беднягу в землю, другой с размаху наносил удары куда придется. Парень только успевал прятать голову в изгибах локтей и жалобно скулить, пытаясь что-то пробормотать. Пока они бежали, чтобы помочь, острый слух принца уловил едва различимое: — Я запомню, я все запомню… Тут грозный голос Вэй Усяня прогремел: — Что здесь происходит? Видимо, не ожидая такой западни и неожиданного появления кого-либо в столь ранний час, они, не сговариваясь, бросились прочь. Адепты хотели броситься за ними в погоню, но человек, которого они столь жестоко только что истязали, прохрипел с пробежавшим зловещим блеском в глазах: — Пожалуйста, не надо. Я знаю, кто они, и знаю, кого попросить, чтобы их наказали, не стоит. Увидев, насколько сильно он пострадал, они решили не спорить, покорно отходя назад, чтобы с этим разобрались старшие. Не прошло и минуты, как Хангуан-Цзюнь не без помощи мужа устроился удобнее и начал играть мелодию на гуцине, чтобы помочь юноше исцелить раны. Прослушав небольшое изречение Се Ляня о том, кто они, тот поспешно представился в ответ: — Меня зовут Танзин-Сюй, я всего лишь обычный целитель в этом городе. Помогаю обычным людям, подхватившим хворь, и искусным воинам, которые в поисках пристанища пришли сюда. Навыки мои не столь хороши, — он смущенно почесал затылок. — Но все же кое-какие знания от моих предков есть, и я могу помогать другим. Се Лянь важно кивнул, словно хваля за такое рвение, невольно вспоминая себя в его годы. О том, что цели у принца были куда глобальнее, а самомнение куда более раздутым, он предпочитал не думать. Но внутри что-то не давало покоя, давило на грудную клетку изнутри, клокотало противным чувством в горле. Мужчина окинул бедолагу взглядом: ничем не примечательный, с простыми чертами лица, одетый в грязное, но аккуратное ханьфу. Все было без излишеств, но все равно можно определить, что деньги у молодого человека имеются. Что-то проскользнуло на задворках сознания, и он поспешил уточнить: — Друг, за что же они тебя так? — Да понятия не имею. Они местные воры и бандиты. Мужчины постарше все пытаются их словить, но не выходит никак: слишком прыткие. Может, денег захотели, — он неопределенно пожал плечами. Решив больше не трогать эту тему, принц замолчал, отводя глаза в сторону. Тут Лань Ванцзи тихо заявил: — Я закончил. Теперь Танзин-сюй и правда выглядел куда лучше, чем до этого: от ран на лице и видимых участках кожи не осталось и следа. Пускай его одежда и выглядела все такой же помятой и грязной, но сам вид успокоившегося и скромного юноши перекрывал все эти недостатки. Он поспешно поднялся, попытался отряхнуть уже въевшиеся пятна с ткани, выглядя забавно и нелепо, и принялся горячо благодарить своих спасителей, сопровождая это все низкими поклонами. Когда же эмоции чуть спали, и он смог взять над собой контроль, Вэй Усянь спросил: — Танзин-лан, не знаешь… Он еще раз подумал: стоило трепаться об их планах этому недотепе? Но решив все же попытать удачу, прочистил горло и продолжил: — Ничего странного тут не происходит? Ну знаешь, — он провел взглядом по кругу, — существование странных сущностей. Целитель помедлил с ответом, но при этом не выглядел так, словно что-то вспоминает. Он весь сжался, как от замахнувшейся на него руки, лицо приняло паническое выражение, отчего Вэй Усянь чуть не начал с удивлением таращиться на него. Что же не так с этим парнем? Пусть и изящный, но физической силы не лишен, да и явно не бедного происхождения, а позволяет каким-то бродягам глумиться над ним, так еще и такая странная реакция на его вопрос. Но он решил не дергать юношу, предпочтя наблюдать за реакцией. Тот, все так же вжав голову в плечи, нервно улыбнулся и робко уточнил: — Вы собираетесь охотиться на них, господин Вэй? — Если они творят зло, то да. — Вот как… Я думаю, что это обычные сказки. Убийства и мародерства, которые здесь происходят, это всего лишь дело рук таких хулиганов, как те, кого вы видели недавно. Обычные подлецы… В своей робости и умении недоговаривать он походил на Не Хуайсана. Только, помимо этого, у них было еще одно сходство, которое до ужаса напрягло Вэй Ина: у главы клана Не глаза, спрятанные за очередным изящным веером, блестели точно так же хитро, словно скрывая очередной страшный секрет. Впрочем, наверно, именно для этого он веер и носил. Вэй Ин выпрямился и промолчал, оглядывая товарищей, словно надеясь у кого-то из них на лице прочесть ответ, что же делать дальше. Но даже их величественные друзья молчали, задумчиво глядя друг на друга. А может, они так флиртовали, мужчина уже ни в чем не был уверен. Он поставил руки по бокам и устало вздохнул, но все так же не теряя надежды, спросил: — Местные рассказали нам о «Квартале плачущих вдов». Может, отведешь нас? Тут Танзин-Сюй с сомнением глянул на него, немного подумал и тут же резво подскочил, задорно сообщив: — Хорошо, с радостью помогу Вам за мое спасение. Отослав младших с различными наказами обратно, они отправились в путь. Пока они шли, Целитель все же смог немного ввести их в курс дела и расширить представление об этом месте: — «Кварталом плачущих вдов» называют его лишь в народе, да и то это больше обобщающее значение. Там живут не только вдовы, хотя их действительно больше. Это район, где проживают бедные семьи, которые еле волочат свое существование. Но одиноких там тоже предостаточно. Как правило, у каждой «вдовы» или «покинутой» в этом квартале муж — изменщик, который бросил ее на произвол судьбы, или же она сама ушла, будучи молодой и гордой, чтобы это терпеть. В последнее время и из полных семей на этих улицах стали уходить мужчины. С замиранием сердца девушки каждый день встречают своих мужей, боясь услышать, что те бросают их и детей. Хуа Чэн уточнил: — С чем связаны такие частые случаи? — Девушки сетуют на местную красавицу, а я уверен, что это из-за душевного уродства мужчин. Больше эту тему не поднимали.***
Спустя один дянь и длинную каменистую пыльную дорогу они пришли на место. Это были немногочисленные улицы, где в ряд стояли старые и покосившиеся дома. У некоторых из них прохудилась крыша, где-то окна были неумело заделаны грязными тряпками и соломой с целью сохранить хоть какую-то целостность жилища. Стены их почернели, где-то прослеживались гнилые участки, грозившие вот-вот обвалиться. Худые от голода женщины еле сдвигали тяжелые двери, покрытые плесенью. У многих из них на лицах под глазами залегали глубокие тени, кожа была серого, нездорового цвета, а выражение безграничной усталости словно не покидало их ни на секунду. Скулы казались такими острыми, словно дети, в очередном беззаботном порыве нежности обхватив лицо матери, могли покалечить свои маленькие ручки. Одна из таких женщин в прохудившемся, потрепанном ханьфу, еле удерживая ведро с водой, медленно забиралась на ступеньки к своему дому, по виду грозясь сломать себе позвоночник пополам от тяжести. Серый пейзаж и бедность, знакомая каждому жителю района, приводили путников в уныние и сожаление. Как же разительно отличался этот район от центральных улиц Дасю! Там, где ходят девушки, облаченные в дорогие одежды и бесценные украшения с многочисленными камнями. Незнающие сложностей жизни, как у здешних женщин, они днями танцевали, веселились и обольщали потенциальных женихов. Се Лянь, задумавшись о непосильной ноше местных девушек, лишь печально вздохнул, интуитивно внутренне проводя параллель и со своей жизнью. «Коль народ назовет тебя божеством — таковым ты и будешь, сравняют с грязью — и тут не поспоришь. Придется тебе быть тем, кем тебя назовут. Такова природа вещей.» И только маленькие дети, носящиеся туда-сюда без намека на усталь, даже постоянно не доедая, разбавляли эту жуткую картину. Чумазые, с дикими криками они озорно играли, ни на секунду не задумываясь о тяготах собственной жизни. И лишь их старшие братья и сестрички, не достигшие и подросткового возраста, все видели и понимали, и тот игривый блеск в глазах, присущий младшим детям, сменялся на покорность и принятие неизбежного. На фоне этого всего путники казались неуместным пятном, словно они пришли поглумиться над нищими и показать свое превосходство. Се Ляня же, давно сменившего свое обычное ханьфу на хоть и скромные, но все же дорогие и расшитые легкими узорами одежды, начало потряхивать. Будучи в первые годы после изгнания и пытаясь хоть как-то выжить, он с скрытой даже от самого себя завистью в сердце смотрел на обеспеченных юношей, которые не познали и доли невзгод, пройденных им. Поэтому меньше всего сейчас он хотел расхаживать тут в подобном виде со своими спутниками. Хуа Чэн уловил резкую перемену в настроении принца, взял его за руку, переплетая пальцы, и, подойдя поближе, успокаивающе прошептал: — Поверь мне, гэгэ, отнюдь не мы выглядим тут как павлины. Он глазами указал вперед, и сначала легкая морщинка легла между бровями принца, потому что если Вэй Усянь был одет не так уж и приметно, то Лань Ванцзи действительно выделялся белыми одеждами. Но у заклинателя, в отличие от него самого, одежды были пускай и из дорогой ткани, но строгими и простыми! И только после этого Се Лянь понял, о ком говорил муж, когда глаз зацепился за яркий наряд, который так пестрил красками посреди тусклых улиц. «Да», — отметил принц про себя. — «Танзин-Сюй действительно слишком выделяется здесь». Но на удивление прибывших жители лишь выходили на улицу, чтобы с улыбкой поприветствовать их, а сам юноша лучезарно улыбался каждому и активно жестикулировал при диалоге с каждым. Вэй Усянь, следуя сразу же после юноши, наигранно беззаботно уточнил: — Сюй-гунцзы, это все твои хорошие знакомые? Так странно, что такой богатый господин водится с бедными людьми. Было ясно, что Старейшина Илин сам не считает это чем-то удивительным, а сам вопрос прозвучал из-за еще не исчезнувшего недоверия. Но юноша, казалось, даже не обратил на это внимания, а лишь воодушевившись, оживленно поспешил ответить: — Ну что Вы, господин Вэй! Эти люди не должны получать дополнительные страдания на свои хрупкие плечи от богатых чиновников просто потому, что у тех куча золотых в кармане! Ведь они подложили высокую подушку под голову и не беспокоятся, а эти несчастные люди еле выживают! Большинство из этих семей без отцов… Как только у меня есть возможность, я прихожу и помогаю этим бедным женщинам! — Хм, куда же в итоге деваются отцы после того, как уходят? Неужели никак не помогают? — Они погибают от рук того самого убийцы, которого Вы ищете. — По сути это своеобразное поселение и гора трупов — дело одного и того же существа? Тут лицо Танзин-Сюя сморщилось, словно ему была отвратительна такая формулировка, и он не побоялся высказать радикальное мнение: — Все равно все эти мужчины были последними подонками, — тут в его голосе зазвенела сталь. — Они бросают свои семьи раньше, чем их убивают, так что поделом им. Ошарашено замолчав и не найдясь, что ответить, Вэй Ин взглянул на супруга, но тот лишь легко покачал головой и призвал пока не продолжать разговор, обдумав сказанное. Любопытство все еще горело в неуемной голове Старейшины Илин, но для всеобщего блага он прикусил язык. Се Лянь же после услышанного начал пристальнее наблюдать за их таинственным товарищем. Казалось, того не заботят ни постоянные подъемы пыли с дорог, которая ложилась на длинные рукава бирюзовых одежд, ни грязь, пачкающая ткань пышного подола. Принц в который раз про себя отметил странный фасон одеяний, а по духовной связи поспешил высказать свое мнение: «Возможно, одет он и слишком изящно для здешней обстановки, но местные любят его, наверно, он действительно хороший человек, пусть и с таким… Жестоким мнением. Хотя что-то все-таки меня смущает…» Ответ последовал незамедлительно: «Тот, кто красиво говорит и обладает привлекательной наружностью, редко бывает истинно человечен.» Услышав такую резкость в голосе мужа, Се Лянь лишь удивленно похлопал глазами и опустил голову, стараясь сдержать легкую улыбку, лишь бы не расстроить возлюбленного сильнее. Смотря перед собой, он сжал его руку крепче и нежно сообщил: «Верно, я не прав. Разве может быть хоть кто-то более прекрасен, умен и талантлив, чем мой милый Сань Лан?» Принц уверен, что, если бы его супруг обладал телом, в котором сердце бьется, а кожа излучает тепло, щеки Князя порозовели бы, словно спелый персик. Но даже несмотря на это, смущенный взгляд, которым супруг его одарил, выдавал того с головой. Всю идиллию разбил раздавшийся на улице яростный вопль. Из одного шаткого дома, такого же покосившегося, как и остальные, выскочила молодая женщина, довольно миловидная на лицо, с удивительными глазами, словно драгоценные изумруды, переливающимися и отдающими легкой синевой на солнце. Редкие волосы были собраны в незамысловатую прическу и украшены безделушкой, в которой все камни уже выпали от старости. Потрепавшиеся одежды, пускай и были слишком простыми и с многочисленными заплатками, но сидели на ней довольно изящно. Было видно, что девушка даже при отсутствии достатка старалась следить за собой. Она резко толкнула тяжелую для своих тонких и слабых рук дверь и, спотыкаясь, понеслась прямо к ним. Не успев и понять, в чем дело, но уже приготовившись, что бы ни произошло, защитить ее, они застыли в смятении, стоило ей прокричать прямо в лицо Целителю: — Танзин-гэ! Наверняка приходила эта девица из весеннего дома! Я уверена, что это все из-за нее! — тут женщина разразилась в рыданиях, продолжая отчаянно цепляться за одежды Целителя, сминая и трепля их. — Это все из-за нее, я знаю, что это она увела моего милого Шэнлина. Она всхлипнула и начала судорожно глотать ртом воздух, чтобы продолжить свою горячую речь и разразиться новыми ругательствами. Все это время юноша придерживал ее за плечи и мягко ненавязчиво поглаживал в попытке успокоить бедную женщину, но та лишь продолжила горько плакать, опустив голову. — Поверить не могу, у нас трое детей, мы так любили друг друга, а она… Она! Она лишь громко навзрыд начала сыпать бранью, не в силах остановиться, и Танзин-Сюй поспешил предложить: — Сестрица, давай пройдем в дом, и ты все объяснишь! Он обернулся через плечо и коротко кивнул, чтобы мужчины пошли с ним, чтобы помочь и позже продолжить то, ради чего они сюда прибыли. Те быстро переглянулись и поняли, что делать нечего, кроме как пойти с ним и оказать поддержку женщине. Уже позже она успокоилась, перед этим выпив взахлеб несколько чашек чая, заботливо предоставленного из холщового мешочка Танзин-Сюя. Продолжая всхлипывать и вытирать старым платком непрекращающиеся слезы, женщина начала сбивчиво рассказывать сиплым голосом: — Мы с Шэнлином уже как шесть лет в браке были. Казалось, и хорошо все: жили небогато, денег хватало только на еду да детишек, но зато мы любили друг друга, — подняла она отчаянный взгляд на своих слушателей. — А сейчас вот пришел с ночной рыбалки, поспал, отдохнул и заявил, как глаза открыл: «Все»! — она вновь жалобно всхлипнула, пытаясь проглотить рыдания, разрывающие ее горло. Все присутствующие лишь сочувствующе молчали, не произнося ни слова, чтобы не расстроить женщину еще сильнее. Вспоминая рассказ Целителя до этого, они понимали, что она имела в виду, но этого было слишком мало, а странная череда событий и тяжелая, ощущаемая ненависть к той таинственной девушке могли дать хоть какую-то зацепку, поэтому Вэй Усянь мягко поинтересовался: — Что «Все», молодая госпожа? Та медленно открыла красные глаза и посмотрела на него, как на дурака. Впрочем, Вэй Ину к такому отношению не привыкать. — Все! — всплеснула она руками. — Уходит. Бросает меня и наших детей, не оставляя им и крошки хлеба. Все спустит теперь на свою эту… — она замолчала, некоторое время неопределенно вздыхая, словно не зная, куда бы ей выплеснуть гнев, но тут же начала ехидно посмеиваться. — Только дурак он, этот Шэнлей: глупый, не красавец, так еще и пьющий. А у нее очередь из очаровательных и богатых мальчишек. Ни матери, ни отцу, ни ей ты не нужен… Только я тебя и любила, — она горько вздохнула, словно обращаясь к нему. Спустя пару мгновений она резко вскочила и начала зло распаляться так, что даже Хангуань-Цзюнь еле ощутимо вздрогнул, на что супруг послал ему веселый взгляд. — Ну, дорогие мужья, скажите, ну неужели я стала совсем старой и уродливой, словно цветок, засохший на солнце? Ну ладно, я, но девок у нас сколько, которые на лицо ничего, а эти кобели все голову сворачивают в ее сторону! Ну что же это такое? Се Лянь поспешил успокоить расстроенную женщину, мягко надавливая на плечи и заставляя опуститься в кресло: — Ну что Вы, молодая госпожа, у Вас очень миловидная внешность и бойкий характер, разве Вы виноваты в том, что он не постеснялся бросить свою семью? — голосом, словно мед, мягко проговорил он и слабо улыбнулся. Он действительно считал так, как говорил. Его сердце сжалось в тисках, словно это его, влюбленного и верного, бросили на произвол судьбы с малышами. Он отчаянно не понимал, почему же девушка винит только соперницу, а не своего мужа. Да, конечно, та оскорбляет других женщин своими развратными действиями и даже, как в этом случае, своими играми рушит семьи. Все, что для этой незнакомки — развлечение, для других — трагедия. Но ведь мужчина был виноват в том, что эта девушка вынуждена проливать слезы сейчас и теперь должна всю жизнь тянуть на себе несколько детей в одиночку, отказывая себе даже в мысли купить что-то для себя. Вэй Усянь поспешил подтвердить его слова и начал поспешно кивать головой: — Правда-правда, сестрица! Не стоит принимать это на свой счет. Ты молода и красива, найдется кто-то получше! Все понимали: не найдется. Не в этой ситуации и, наверно, не в этой жизни вообще. Но женщина, несмотря на это, приободрилась, гордо расправила плечи, выставляя еле заметную грудь вперед, вскинула подборок и чинно сложила руки на коленях. Лицо ее приняло безмятежное выражение, а веки начали устало закрываться, давая уставшим глазам передышку после бесчисленных слез. Морщинки на лбу и в углах глаз начали медленно разглаживаться, а бледные губы тронула легкая улыбка. Но даже несмотря на такую грациозность и изящность, рваные и потрепанные одежды выдавали ее происхождение, делая картину до невозможности карикатурной. Се Лянь же, видя боевой настрой девушки, сам ощутил облегчение. Все-таки ситуация была действительно грустной, и он искренне сочувствовал ей. Он поднял голову, оторвав от девушки взгляд, и посмотрел на Сань Лана. Тот, казалось, находился очень далеко отсюда, мыслями так точно. Для окружающих его лицо было бесстрастно, словно он слушает происходящее вокруг, просто не хочет принимать участие. Но принц, знающий своего супруга уже столько лет, способен рассмотреть любое изменение эмоций на его прекрасном лице, поэтому непонимающее нахмурился, не имея ни малейшего представления, о чем думал его Сань Лан. Да, ему многое казалось странным во всем том, что они слышали и видели последние дни, но он решил пока что не грузить себе голову, а разобраться всем вместе вечером за общим столом. Тут его внимание привлекла жаркая речь Танзин-Сюя, который хотел подбодрить свою подругу: — Вот именно! Найдешь себе лучше, а этому поганцу я бы лично ноги оторвал! С небольшим сомнением женщина протянула: — Ну, вообще-то, эта девчонка тоже хороша, весело ей, небось, чужие семьи рушить! — А ей то что? Она свободна, как птица, а вот он должен был думать, прежде чем за чужой юбкой бежать! Женщина лишь устало вздохнула и потерла виски, пытаясь унять головную боль, и решила закончить разговор: — Ладно уж. Как вышло, слезами горю не поможешь. Главное, чтобы не вышло как с — Тут она замерла на полуслове, словно сама осознала, что говорит. Ее глаза расширились от ужаса, а с лица сошли последние краски, какие имелись при такой бедной жизни. В комнате раздался тихий вой страха, а сама она начала качаться вперед-назад, будто не зная, куда выплеснуть нашедшую истерику. Целитель быстро смекнул, в чем дело, упал на колени перед ней и, схватив за плечи, начал громко и четко говорить, словно мог так унять ее эмоции: — Успокойся, слышишь? Ничего не будет с ним, как с другими, его это не коснется! Только успокойся! Такие псы, как он, живут черти знает сколько, и ничто их не берет, переживет еще нас всех, слышишь?! Женщина будто его и не слышала, она как каменная сидела и не издавала ни звука, ни движения, и только слезы пачкали жесткую ткань ханьфу, быстро оставляя следы и разводы. Пока Танзин-Сюй пытался вразумить девушку, впрочем, не особо успешно, Се Лянь снова взглянул на Сань Лана, который уже с дергающимися уголками губ наблюдал за этой сценой, словно зритель, который вот-вот рассмеется с нелепой игры новичков актеров. И любой, не зная демона, мог подумать, что он смеется с чужого горя, но принц прекрасно знал своего супруга и знал пределы его жестокости. Нет, Сань Лана определенно забавляет что-то в Целителе. Се Лянь и сам не особо понимает, что происходит, но все кажется слишком мутным и странным, поэтому он с отстраненным видом, как и у Князя пару минут назад, начал внимательно наблюдать, не смея больше отводить глаз. Пара заклинателей тоже никак не вмешивалась в происходящее, больше впитывая в себя информацию, нежели сопереживая чужим слезам. После тщетных попыток вразумить женщину Танзин-Сюй растерянно замолчал, переводя сбившиеся дыхание от быстрой речи, и устало сбросил руки вниз, отчего те закачались, как у тряпичной куклы. Он, нахмурившись, и с диким отчаянием на лице хотел сказать что-то еще, как женщина, не видя ничего перед собой, резко поднялась, с мерзким скрипом отодвинув обшарпанный табурет, и загробным голосом отрезала: — Спасибо Вам всем за помощь и утешение. Но скоро мои дети придут домой, и мне нужно придумать, как прокормить их сегодня… И следующие годы, в принципе, тоже. Займусь поисками работы, и заживем. Бабушка говорит, что не женское это дело — работать да мешки таскать, но ничего, я справлюсь, и заживем. Куплю дочкам красивые одежды, выдам их за богатых молодых странников, а сынишку отдам в воины, станет генералом. Заживем, да… Говорила она это быстро, иногда проглатывая звуки, словно маленький ребенок рассказывает родителям о том, как же хорошо быть взрослым и как он много сделает, когда подрастет на пару цуней. Но не было в этом голосе ни радости, ни воодушевления, а сами обещания звучали как сказки, отчего эта картина выглядела еще более безнадежно, чем тогда, когда она плакала, не успевая вытирать текущие слезы. Выходя из убогого жилища, путники растерянно переглянулись и двинулись прочь, поняв, что толком ничего и не сумеют тут найти. Тут Хуа Чэн, до этого не принимавший никакого участия, вдруг поинтересовался: — Хм, то есть она боится, что ее мужа убьют так же, как и всех тех, кто до этого бросал свои семьи? Вэй Ин очень тихо пробормотал: — Что ж, в их поселении появилась еще одна семья с матерью-одиночкой… Не добившись никакой реакции от молодого Целителя, Хуа Чэн все же не желал сдаваться и ехидно нараспев протянул: — Так много жертв, все они связаны с нашей загадочной распутницей, и никто даже и не подумал, что это могла быть она… Тут шаг Танзин-Сюя невыносимо замедлился, идя в значительный разрез со скоростью, которая была до этого. Вэй Усянь, понимая, к чему дело идет, добавил безучастным голосом, словно размышляя, хотя его глаза впивались в затылок юноши: — Да уж, чего ей это стоит? Провела с мужчиной ночь, поигралась, а потом и убила его спящего, делов-то! Тут напряженная спина Целителя мощно вздрогнула, но он продолжал через силу идти вперед. Хуа Чэн лишь недовольно вздохнул. Неожиданно раздался голос Хангуань-Цзюня, который, видимо, тоже решил внести вклад в импровизированную провокацию: — Действительно, выглядит странно. Может, нам стоит ее допросить? Се Лянь, не став дожидаться реакции, сразу же поспешил добавить: — Отличная идея! Я знаю несколько древних заклинаний, которые заставляют говорить только правду… Не успел он закончить свою мысль, как юноша, стремительно развернувшись на каблуках, заставляя мелкие камни из-под ног отлетать в стороны, яростно заявил: — Она здесь не при чем! Вы благородные мужья, а обвиняете ни в чем не повинную девушку, разве это достойный поступок?! Да, она поступает неподобающе, будучи в беспорядочных тайных связях, но это же не повод вешать на нее ярлык убийцы, это неправильно! Хуа Чэн лишь очаровательно улыбнулся, хотя его взгляд так и разил холодом: — Зачем же так кричать? — он усмехнулся. — Мы всего лишь предполагаем, но ведь никто действительно ее не проверял, разве нет? Лань Ванцзи подхватил, разумно отмечая: — Мы не можем так спокойно относиться к этому и закрывать глаза, не зная наверняка, что она невиновна. Се Лянь примирительно улыбнулся: — Если она невиновна, то никто и не будет ее безосновательно обвинять. — Ее дело, как вести себя и что делать. Но мы должны быть уверены, что она ничего не совершала, — кивнул Вэй Ин и лукаво добавил: — Что же ты так переживаешь за нее, она твоя подружка? Тот зарделся и выкрикнул: — Что за обвинения?! Она мне как сестра и не более того! Хуа Чэн на это лишь фыркнул. Целитель, так же стремительно повернувшись назад, с двойным усердием побрел к постоялому двору, где они собирались передохнуть. Остаток пути они провели в напряженной тишине, не решаясь заговорить даже друг с другом. Солнце, которое вышло не так давно, только начинало печь, слегка разморив путников. Но северный ветер, словно поощряя их старания, подгонял их, даря долгожданную прохладу коже, покрывая ту мурашками. Уже подходя ближе к нужному месту, они заметили три силуэта, которые собрались и о чем-то беззлобно тихо спорили, однако твердость в их голосах лишь забавляла и не давала и мысли о том, что разговор был о чем-то действительно серьезном. Стоило ребятам повернуть головы и заметить наставников, как они ринулись со всех ног, не стесняясь никого, и, окружив старших со всех сторон, начали наперебой заваливать их болтовней. Се Лянь и Хуа Чэн, наблюдая за безэмоциональным и уставшим Танзин-Сюем, который присел на скамейку, лишь уловили обрывки фраз подростков сзади: — Учитель Вэй, я покормил Яблочко, как Вы и просили! — Умник, не только ты его кормил! — Ты, вообще-то, просто рядом стоял и ворчал постоянно! — Главное — присутствие, а остальное — издержки. Вэй Усянь, почему твой осел такой же бестолковый и своевольный, как и ты? Третий голос перебил их: — Хангуань-Цзюнь, я все это время тренировался исполнять новую мелодию, проверите? Вэй Усянь, слушая этот гомон, лишь звонко рассмеялся и со своеобразной, словно отеческой, нежностью заметил: — Вы сегодня все молодцы, почему бы вам не развеяться вечером сегодня прогулкой по городу? Заметив удивленный и слегка недовольный взгляд мужа, он наперед его заверил: — Лань Чжань, они ведь так много трудились сегодня, да и чем они помогут нам? Пускай отдохнут и насладятся местным колоритом, может, найдут себе прекрасных юных красавиц, — он подмигнул подросткам, посмеиваясь над их невидящими взглядами, которые начали блуждать по пейзажу за ними. Лань Ванцзи, решив, что спорить с мужем бесполезно, лишь покачал головой и начал давать указания подросткам, словно заученные наизусть. Хуа Чэн после данной сцены, аккуратно придерживая супруга за талию, отвел его вперед и со смешком заметил: — Как настоящие кровные родители. Се Лянь улыбнулся, заметно повеселев, и поспешил пожурить: — Если бы Сань Лан был отцом, то был бы очень мягким родителем, который бы все разрешал. И только после ошарашенного и явно смущенного взгляда он осознал, что ляпнул. Они никогда не обсуждали это, но оно было скрыто внутри его сердца и в глубине чужих глаз. Оно висело в воздухе, но стоило кому-то подвести разговор к этой теме, как он заканчивался, не успев начаться. Ему самому было куда проще, думал Се Лянь. У него, в отличие от супруга, были любящие венценосные родители, которые постоянно его баловали и позволяли все. Он не знал ни боли, ни холода, ни унижений, ни бедности. После одного его слова он получал, что хотел, а его матушка и отец были словно крылья за спиной, давая надежду на новый день и светлое будущее. Матушка, отец… Он скучал по ним. Так же, как и скучал по своему государству, забытому и уничтоженному с любой карты. Они не говорят об этом, потому что он знает, но даже представить не может, как Сань Лан боится не справиться. Не дать того, что он сам бы хотел получить в детстве. Они знают это, поэтому и сейчас молчат, ведя немой диалог. Первым отходит Се Лянь, бережно берет руку Князя, подносит к губам и оставляет еле ощутимое прикосновение. Он улыбается легко и очаровательно, развевая чужие страхи, и отводит внутрь, предварительно кивнув Вэй Усяню. Им нужна передышка перед вечером. Пока Лань Чжань напоминает их адептам, как стоит вести себя благородным юношам вроде них, Вэй Ин быстро, бесшумными шагами подходит к Целителю и как ни в чем не бывало предлагает: — Мы вечером хотим собраться за общим столом, отдохнуть, обсудить дальнейший маршрут, не хочешь принять участие? Ты очень хороший проводник. Он думал и даже приготовился, что юношу придется уговаривать, но тот, подняв голову, дружелюбно откликнулся: — Конечно, мастер Вэй, я приду, спасибо Вам! Пока что я хотел бы отойти, у некоторых людей, которым я оказывал помощь вчера, нужно проверить состояние. Вэй Ин поджал губы. Нет, нельзя упускать его из виду! Но не успел он ответить, как тот уже отбежал на приличное расстояние, не давая и времени обдумать, а кидаться в погоню было бы слишком подозрительно… — Занятно… Взгляд сзади начал холодить, и Вэй Ин резко обернулся, причитая: — Лань Чжа—а—ань, опять пьешь уксус! Ну хватит, этот юноша такой странный, а ты ни капли не помогаешь! В ответ он получил только настороженный и недовольный взгляд. — Тебе не кажется подозрительным, что утром мы его вытаскивали из-под ударов местных хулиганов, а сейчас он так резко бежит на то же место? Тогда мы ему помогли, но сейчас он один, что мешает его убить, неужели он сам не понимает? Вот чудной, у него даже простейшего оружия нет, а на наши мечи косится так странно… Да и одежды его такие… Тут воздух прорезало ледяное: — Слишком много думаешь о нем. Пошли. Вэй Ин понял, что в ближайшие часы его жалеть не будут.***
Когда они садились вглубь слабо освещенной комнаты нижнего этажа, на улицу уже опустилась тьма, через которую пробивалось слабое сияние многочисленных звезд и полумесяца, выглядывающего из-за огромных облаков. В таверне приглушенно горели свечи, придавая обстановке интимную атмосферу уединения. Несколько свеч на столе дарили тепло, слабо подрагивая от каждого незначительного движения. Компания из мужчин уже около получаса обсуждала свой маршрут на завтра, пыталась сопоставить известные им факты, но не могла найти разумного объяснения или прийти к общему решению. И как бы они ни хотели обсудить причастность той незнакомки, они не могли упоминать ее при Танзин-Сюе, чтобы не вызвать новую волну гнева у того. Однако при, казалось бы, дружеской и непринужденной беседе они продолжали незаметно следить за тем, дабы ничего не упустить. Однако юноша не давал и повода для подозрения в чем-либо: активно обсуждал новый маршрут, давал идеи, вызывался сопровождать их и в следующие дни. Се Лянь, устав от круга обсуждений одного и того же в который раз подряд, устало откинулся на спинку стула и потер переносицу, словно это могло сбросить его напряжение лучше, чем горячая ванна, мягкая постель и Сань Лан под боком. Тот, к слову, выглядел вполне свежо даже после такого изматывающего дня и изредка вставлял свои комментарии в размышления Вэй Усяня. Лань Ванцзи лишь кивал и иногда коротко что-то добавлял. Тут довольно с громким для такой спокойной обстановки скрипом растворилась входная дверь, и в помещение вошла девушка. Это была юная особа, не старше двадцати лет, в роскошно расшитом пурпурном ханьфу и с мудреной конструкцией из волос на голове. Она не спеша и чинно шествовала, плавно покачивая бедрами, что так соблазнительно контрастировали с ее тонкой талией, небольшой грудью и изящной шеей. Когда принц поднял взгляд и смог рассмотреть ее поближе, он без всякого лукавства обратил внимание, насколько прекрасно лицо молодой госпожи: большие темные глаза, обрамленные густыми ресницами, аккуратный прямой нос, в меру пухлые губы и тонкие черты лица. Ее образ был невесомым и при этом величественным, словно к ним спустилась одна из небожителей. А сама она была такой яркой и невозможной, как плод опьяненного воображения или же картина, которую Сань Лан нанес на холст своей талантливой рукой. Се Ляню не понадобилось и минуты, чтобы понять: «Это она.» Девушка, не обращая внимания на удивленные и вожделенные взгляды вокруг и шепотки, которые начали со стремительной скоростью расползаться по занятым столикам, легкой походкой направилась к ним. Остановившись у них, она тонкой кистью заправила выбившиеся пряди за ухо и поинтересовалась: — Добрый вечер, благородные мужья, могу ли я к вам присесть? Се Лянь понял, почему мужчины, пускай и слабые духом и характером, уходили из семей. Но эта безнравственность других людей его все еще путала и пугала. Разве стоит ночь, пускай и с такой красавицей, счастливой жизни с женой и детьми? Что же было такого в этой госпоже, что они влюблялись без ума? Танзин-Сюй, казалось, нисколько не впечатленный ее появлением, недовольно ответил: — Юнхуа-мэй, ну хватит прикидываться заморским чесноком, садись уже. Хоть бы со мной поздоровалась для начала. Послышался тихий очаровательный смех, словно перезвон колокольчиков на ветру: — Сюй-гэ, ты такой же ворчун, как обычно, — она неспешно опустилась прямо напротив него по бокам от Лань Ванцзи и Се Ляня. — Я ведь сказала «благородные мужья», разве ты не один из них? Ах, ну да… — она снова рассмеялась. Целитель перебил ее покашливанием. Не разделяя ее веселья и кокетливого настроения, он строго спросил, складывая руки на груди: — Опять ты за свое? Увела мужа у бедняжки Вассу До? Та ничуть не смутилась и, начав разглаживать несуществующие складки на своем платье, терпеливо объяснила: — Ах Сюй-гэ, я никого не уводила, ты же знаешь. Этот мужчина был волен и не уходить со мной, я ничего ему не обещала, лишь так, — она неопределенно взмахнула рукой в воздухе и так же беззаботно продолжила, — всего лишь небольшое развлечение на ночь. Но он оказался не так хорош, как я думала… За столом повисла тягостная тишина, прерываемая далеким чужим шепотом и слегка шумно втягивающим воздух принцем. Даже Хуа Чэн, который считал себя тем еще бесстыдником (в отношении своего гэгэ, разумеется) в удивлении приподнял брови, будто ожидая, что их собеседница еще выкинет. Вэй Усянь, неловко посмеиваясь, решил пожурить ее: — Я смотрю, ты, сестрица, не промах… Та, резко повернув голову на него, впилась оценивающим взглядом. Спустя несколько мгновений она сощурилась и с полной уверенностью небрежно бросила: — Не переживай, тебе я не по зубам. Не ожидая такой прыткости, Вэй Ин не смог сдержать смешок. Он кинул взгляд на супруга и чуть не захохотал во весь голос от потерянного вида того, но он точно был уверен, что ее слова позабавили и Лань Чжаня. Впрочем, решив больше ничего не комментировать, он откинулся назад, заводя руки за голову, и протяжно вздохнул, устало прикрывая веки. Се Лянь хотел было начать разговор издалека, чтобы попробовать что-нибудь выяснить или хотя бы официально представиться, как их загадочная собеседница замерла, растеряв во взгляде всю дерзость и игривость. Она слегка приоткрыла неестественно алые губы, неверяще вглядываясь вдаль, неосознанно приосаниваясь и отводя плечи назад. Принц молча наблюдал за ее действиями и прекрасно понимал, что означает такой взгляд, как у нее. Обожание, преданность и нежность. Когда внутри все переворачивается тысячи раз, заставляя дышать глубже, иначе есть риск просто задохнуться. В этот момент все остальные мысли рассыпаются на тысячи осколков, не оставляя ни одной вразумительной мысли. Се Лянь знал этот взгляд. Именно так он смотрел на Сань Лана, как и тот на него. Именно так Лань Ванцзи смотрел в спину Вэй Усяня, когда тот отходил на пару шагов. Именно так смотрел Старейшина Илин на своего мужа, когда незаметно от всех с его глаз сбегала привычная беззаботность, оставляя место искренним чувствам. И именно так сейчас Юнхуа-цзе смотрит на дверь, которую толкает некий молодой господин. Словно никого больше нет. В комнату тяжелым шагом вошел мужчина куда старше их собеседницы. Выглядел он небогато и неброско, но со вкусом. Он не изнурял себя украшениями или безделушками, не придавал значения лишним вещам в образе, отдавая предпочтение простоте. Его темное хаори идеально подходило под его рост, прикрывая щиколотки, и сидело по фигуре. Простоватое, как и его одежды, лицо не выражало ничего, кроме томящей измученности и усталости, а один взгляд заставлял дернуться от холода, проходящего по коже. Он, ловко лавируя между столиками с разморенными посетителями и многочисленными развеселившимися пьяницами, обвел взглядом путников, но стоило его взору пересечься с девушкой, как его бесстрастное лицо тут же вытянулось, а брови приподнялись в легком изумлении. Впрочем, он тут же взял себя в руки, увидев Танзин-Сюя и решив, что пройти мимо, не поприветствовав того, будет невежливо, остановился подле женщины и сухо произнес: — Приветствую, господа. Танзин-Сюй, — он кивнул и, бросив косой взгляд на девушку, тихо добавил, не вкладывая в голос ни одной теплой эмоции: — Юнхуа Чжан. Та лишь звонко и настолько наигранно рассмеялась, что Вэй Усянь слегка поморщился, а Хуа Чэн не мог сдержать смешка, тут же напуская на себя безучастное выражение лица, будто разворачивающаяся сцена его вовсе не веселит. Лицо их таинственного господина так же не выражало никаких эмоций, кроме легкой насмешливости. Лениво обведя взглядом нахохлившуюся девушку, он перевел взгляд на мужчин и учтиво поклонился, представляясь, но все так же не вкладывая и толики вежливости в голос: — Я Хонгуи Линь, хозяин ближайшей местной библиотеки. Приятно познакомиться. Он с ледяным равнодушием кивал при представлении каждого за этим столом, не высказывая желания присоединиться к их беседе, но под пристальным и колючим взглядом Танзин-Сюя он нахмурился и все же нехотя опустился по правую руку от Юнхуа Чжан. Та продолжала игнорировать все вокруг, впиваясь взглядом в предмет обожания, жадно ловя каждое его действие. Стоило ему присесть на стул, она приторным голосом протянула: — Ах, дорогой, ну почему ты так холоден сегодня? — она невесомо провела пальцами по его плечу. — Обычно ты куда более ласков ко мне. Се Лянь бы и не обратил внимания на ее инфантильное поведение, ведь они уже поняли, чего можно ожидать от этой девушки, но вот реакция Хонгуи Линь его, на удивление, смутила. Тот даже не смотрел на нее, лишь грубо схватил за запястье, резко дергая его вниз. Впрочем, девушку это нисколько не оскорбило, а наоборот. Она лишь мягко захихикала, и мелькнуло в ее глазах что-то такое, от чего сердце принца дрогнуло в легкой обиде за эту госпожу. Ее движения были слишком искренними и влюбленными, чтобы не посочувствовать ее выбору. Он все так же с каменным лицом грозно процедил: — Веди себя подобающе. — Ах, дорогой, ну хватит бросать мне кирпич, чтобы получить яшму Хонгуи-Линь на это заявление и бровью не повел, лишь учтиво поинтересовался: — Что же такие высокие по чину господа забыли в этой скромной провинции? Хангуан-Цзюнь с его завидным терпением в отношении к наглым и раздражающим людям сообщил: — Мы здесь по делу. Это, — он помедлил, словно раздумывая, насколько правдиво будет звучать его ложь, — указание от вышестоящих господ. Лицо Вэй Ина осталось непроницаемым, но внутри он разрывался от эмоций и веселья: его муж так бесстыдно врал, да еще и о таких вещах. Его неожиданно накрыло волной невыносимой нежности. О, как же он любит Лань Чжаня! Решив не оставаться в стороне, он подхватил: — Да-да, нам сейчас может очень помочь любая информация. Вы владелец сборища знаний, может, Вы в курсе происходящих здесь бесчинств? Юнхуа Чжан на это лишь недовольно стрельнула в них взглядом, все так же не прекращая ластиться к мужчине, пытаясь обратить на себя внимание. Видимо, сообразив, что вниманием ее не удостоят, она решила брать своим главным качеством, которым она так прославилась: бесстыдство. — Ну разве мой дорогой Хонгуи-Линь может тратить на это все время? Ему нужно следить, чтобы его милая Юнхуа не скучала и содрогалась от холода по ночам. Она снова звонко засмеялась и чмокнула его в щеку. Тот повернул голову в ее сторону, одарив гневным взглядом, но решил не раззадоривать новыми замечаниями. Он громко выдохнул и повернулся, проскрипел с дергающейся улыбкой: — К сожалению, мне мало известно о том, что Вы хотите узнать. Впрочем, если судить по здешним слухам, Вы можете завтра заглянуть в библиотеку и поискать что-то о «Сказаниях Хули-Цзин». Вынужден Вас покинуть, мне пора приступить к своим делам. Се Лянь не знал, смеяться ему или плакать, настолько давно он не видел более абсурдную сцену. Что же, видимо, их собеседница все же его спугнула своим напором, потому что принц не представлял себе, какие могут быть дела в библиотеке ночью. И все же их собеседник пусть и не хотел участвовать в этом всем, но натолкнул их на какую-никакую зацепку. — Вот ведь… — хотел выругаться Вэй Усянь, но сдержался. — Но делать нечего, придется завтра искать что-то самим в бумажных источниках. — Нет нужды, — откликнулся Князь Демонов. Се Лянь с интересом спросил: — Сань Лан что-то знает об этом? Хуа Чэн с сомнением протянул: — Всего лишь легенда, гэгэ. Но чем дольше мы тут, тем больше у меня сомнений, что это обычная выдумка. И все же:«Когда-то в стране, где раньше всего всходит солнце, жила необыкновенной красоты девушка. Глаза ее напоминали две звезды, что светят ярче всего в ночи, губы алые, словно раскрашены самой яркой киноварью, а сама она напоминает прекрасный цветок. Но несмотря на ее красоту, помыслы ее были нечисты, поскольку она любила забавляться с молодыми и не очень мужчинами, разбивая их сердца. Ей было все равно на их чувства, как и на то, что все они были женаты. Но однажды нашелся юноша, который смог растопить сердце этой красавицы, он так же бросил свою жену, как и мужчины до этого. Некоторое время они с девушкой были неразлучны, он носил ей угощения и подарки чуть ли не каждый день, балуя в заботе и ласке. Однако через некоторое время юноше красавица надоела, и он изменил ей, нисколько не стесняясь своего деяния. Узнав об этом, девушка ощутила всю ту боль, что и жены мужчин, которых она уводила, и заколола себя мечом, не выдержав такого предательства. Ходят сказания, что ее неуспокоенный дух обратился в Хули-Цзин и до сих пор мстит юношам и мужчинам, которые оказываются неверны своим женам.»
Демон замолчал, давая время обдумать своим союзникам эту легенду. Но Танзин-Сюй спустя пару мгновений небрежно кинул: — Всего лишь детская сказка. Да и в чем эта лиса неправа? Да, забавлялась с чужими мужчинами, но негоже своих жен и детей бросать. Впрочем, комментариев он так и не дождался, так как в помещение ворвались адепты и, плюнув на все приличия, кинулись к своим наставникам. Даже сквозь их сорванное дыхание и перебивание друг друга можно было разобрать: — Хангуан-Цзюнь… Там, они… Вэй Усянь, опять эти… Мы пошли… Жуткие такие… Как услышали крик… Раздался строгий голос Лань Ванцзи: — По одному. Сычжуй. Тот еле вздрогнул и тихо выпалил: — Мы гуляли и отдыхали. Тут неожиданно послышался крик, мы кинулись в его сторону, думали, может, помочь кому надо. Увидели девушку, уже хотели кинуться защищать, если надо, а там… — он помедлил, словно пытаясь вернуть себе самообладание и не выглядеть таким уязвимым, как до этого. — Два трупа в реке. Она обнаружила их, когда хотела собрать лотосы. И это не просто трупы, а те люди, которые… Ну… Он неловко перевел взгляд на Танзин-Сюя. Не хотелось оглашать в присутствие других людей и пятнать честь молодого господина. Вэй Усянь призадумался, а потом деревянным движением повернулся в сторону Целителя и, глядя на него, уточнил, обращаясь к ученикам: — Вы узнали, как долго они были в реке? Лань Цзинъи подал голос: — Мы думаем, что часа два назад они были убиты. Цзинь Лин добавил: — Мы не стали играть расспрос, решили сразу вам рассказать. Рассказали местным служащим, чтобы не вызывать подозрений. Лань Ванцзи одобряюще кивнул, но эта похвала меркла на фоне того, какая гнетущая тишина повисла за столом. Вэй Усянь, все так же не сводя глаз с их юного спутника, лишь безэмоционально бросил: — Господин Сюй, чем же ты занимался в последние часы до ужина? Тот лишь растерянно похлопал глазами, то заливаясь краской, то тут же бледнея, произнося только различные непонятные звуки. Тут резко вмешалась Юнхуа Чжан, о которой уже успели позабыть: — Так со мной он и был, мы развлекались. Повисло еще более напряженное молчание, что было до этого. Адепты встали столбом, не зная, куда себя деть. Лань Цзинъи подергал Лань Сычжуя за рукав в немой просьбе уйти, но тот смирно стоял, словно надеясь, что Хангуан-Цзюнь, не участвующий в столь увлекательной беседе, хотя бы взглядом покажет, что они могут идти дальше по своим делам. Но чуда не происходило, а Вэй Ин недоверчиво протянул: — Разве? — А что тебя смущает? Вэй Ин замолчал. Доказательств у него не было, а свидетель, пусть и мнимый, в пользу Целителя находился прямо за этим столом. Он уже понял, что эта девушка могла сказать все, что взбредет ей в голову, а в бесстыдстве могла стать ему серьезной соперницей. Делать было нечего. Он прочистил горло и сухо проронил: —Извините, не хотел никого задеть. Танзин-Сюй, еще сильнее покрасневший, начал рассыпаться в словах: — Ох, что вы! Я ничего такого не подумал! Но я тоже не при чем, клянусь, возможно, местные служащие люди что-то натворили, а может, и нечаянно. Я всего лишь донес им на этих хулиганов и не более, очень их жаль! Да, те еще негодяи, но молодые такие… — он неловко замялся и кинул взгляд на девушку. — Неудобно получилось. У Се Ляня же в голове смутно билось: «Я запомню… знаю, кого попросить, чтобы их наказали». Все же, несмотря на все недоверие к этому человеку, он не спешил делать выводов, может быть это все череда совпадений и действительно служащие переборщили с наказанием. К тому же эта девушка действительно кого угодно могла затащить к себе своими чарами, неудивительно, если и Целитель поддался ее обаянию и провел несколько часов в ее объятиях. Почувствовав, как у него пухнет голова от духоты, запаха алкоголя и шума, он примирительно произнес: — Давайте забудем этот инцидент, мы все очень устали, так что лучше завтра продолжим поиски?***
На следующий день, после наступления полудня, они направились на запад, в район куда более богатый, нежели тот, где они были вчера. Дома стояли в аккуратную линию, каждый привлекал внимание своей искусной архитектурой. На некоторых количество золота в убранстве было настолько большим, что казалось нелепым. И все же Се Ляня что-то тут привлекало, словно напоминая давние пейзажи из забытых воспоминаний: пейзажи страны, которая славилась своими драгоценностями и любовью жителей к роскоши. Но при этом на улице не было ни души: никто не решался выйти в такое пекло даже на пару минут. В окнах мелькали силуэты, поэтому путники решили пройти дальше в надежде, что смогут что-то отыскать. Цзинь Лин слегка капризно просипел: — Мы можем ходить так до скончания веков, что именно мы ищем? Танзин-Сюй скромно кивнул: — Да, что конкретно мы хотим найти, может, я подскажу, куда нам лучше отправиться? Все еще не доверяя ему, особенно после вчерашних известий, никто не решился ответить, оставив вопрос открытым. Тут послышался кашель и глухой удар. Стремительно обернувшись, мужчины обнаружили, что Целитель свалился на землю без сил, а из уголка тонких губ текла струйка крови. Лань Цзинъи визгливо удивился: — Что произошло? Только что ведь шел бодро… Се Лянь в изумлении приподнял брови: действительно, голос не выдавал и ноты усталости, а тут так упал, харкая кровью. Но не бросать же его тут и устраивать разборки? Лань Ванцзи поразмыслил, подозвал к себе Цзинъи и дал ему указания, чтобы он и Цзинь Лин присмотрели за ним в одном из свободных помещений, которое они обнаружили утром в округе. Он решил, что Сычжуй отправится с ними на случай, если они встретят убийцу и нужно будет заняться защитой обычных людей. Хуа Чэн же, дождавшись, пока подростки и Танзин-Сюй отойдут на приличное расстояние, заметил: — Может, оно и к лучшему. Вслух не было сказано ни слова, но было ясно, что все с ним абсолютно согласны. Продолжая бродить в поисках хоть одной души, они свернули на улицу, где располагались цзинши поскромнее, но в них чувствовалась напускная строгость, скрывающая в себе роскошь. На веранде одного из них стояла хрупкая невысокая девушка с утомленным, но добродушным видом. Завидев мужчин и эмоционально всплеснув руками, она воскликнула: — Господа, да что же Вы в такую жару ходите по улицам! Вэй Усянь обворожительно улыбнулся, стараясь откровенно не веселиться, увидев ревнивый взгляд супруга: — Не волнуйтесь, молодая госпожа! Мы всего лишь бродячие заклинатели, которые забрели сюда в поисках пристанища. Такая нелепая ложь, удивился принц. Но заметив задумчивый вид девушки, он понял, что, видимо, для нее большего не нужно. — Вы можете остаться у нас с мужем на ночь! Ну или хотя бы отдохнуть, пока солнце не перестанет так печь. Хуа Чэн тихо усмехнулся и передал принцу. «Ей несказанно повезло, что на нашем месте не оказались те идиоты, которых вчера вытащили из реки.» Се Лянь был полностью согласен с мужем, но все же восхитился благородством и добротой девушки, которая была готова выделить место их немаленькой компании, чтобы помочь. Он лишь мягко произнес, чтобы поддержать их маленькую легенду: — Спасибо, молодая госпожа. Мы и правда хотели бы немного отдохнуть. Внутреннее убранство хоть и не было отлито из чистейшего золота и не содержало вставок из многочисленных камней, но все же действительно впечатляло своей простотой и при этом изяществом. Хозяева действительно постаралась над тем, чтобы создать настоящий уют. Девушка низко поклонилась и представилась, а на ее юном, еще девчачьем лице растянулась яркая улыбка: — Меня зовут Гуанхуй Линь, мой муж Хонгуи Линь — владелец местной библиотеки. Он действительно важная личность, — она с гордостью кивнула головой. — Вас стоит представить ему. Дорогой, у нас гости! — позвала она, щебеча, словно маленькая птичка, а мужчины замерли за столом, не в силах вымолвить и слова. Вэй Усянь открыл рот, Се Лянь с расширенными глазами неподвижно застыл, Хуа Чэн с усмешкой приподнял бровь, а взгляд Лань Ванцзи судорожно забегал от девушки к тени, что стремительно становилась больше по приближению человека из комнаты. Мужчина же, завидев их, слегка замедлил шаг в смятении, но тут же широко улыбнулся и поклонился, лично представившись. Ситуация была просто до ужаса неловкой. Но Хонгуи Линь не подавал и знака, что что-то не так. Се Лянь еле заметно нахмурился: вот ведь подлец! У него такая милая и хорошая жена, а он за ее спиной водится со всем известной бесстыдницей. Вдруг принцу стало невыносимо горько и обидно за Гуанхуй Линь, что так нежно смотрела своими светлыми глазами на мужа, ни о чем даже не догадываясь. Ему так хотелось рассказать ей обо всем, чтобы потом она не оказалось еще более жестоко обманутой, но он понимал, что если ее гордая душа не вынесет этого, ее ждет та же участь, что и одиноких женщин в районе плачущих вдов. Он призадумался, может, все-таки будет лучше, если она останется в неведении, не видя ужасающих реалий их супружеской жизни. Мысли и варианты развития событий закрутились в голове хороводом, он понятия не имел, как лучше поступить. Пока девушка щебетала с Лань Сычжуем, с материнской заботой предлагая тому угощения, ее муж пристально наблюдал, как бы они ничего не ляпнули. Заметив перемену в настроении Се Ляня, Хонгуи Линь поспешно предложил: — Мы будем очень рады, если Вы останетесь у нас на ночь, но у нас такой крохотный домишка, что Вам придется ютиться в маленькой комнате на полу… — он с приторным сожалением вздохнул и добавил: — Я мог бы указать вам дорогу к постоялому двору. Вэй Усянь, обычно бледный со здоровым цветом лица, сейчас же покраснел, и румянец его скрывался даже под одеждой, настолько он был зол. Дабы его супруг не наделал и наговорил глупостей, Лань Чжань мягко коснулся своей прохладной рукой его и учтиво произнес: — Нет нужды, спасибо за гостеприимство, — он поклонился. — Но нам, к сожалению, пора дальше. Хонгуи Линь лишь кивнул с еле заметной ухмылкой под печальный вздох жены. Та попробовала уговорить их остаться на чай, не понимая, почему же они убегают так быстро, не успев и толком отдохнуть, но мужчины были непоколебимы. Се Лянь повернулся и с нечитаемыми эмоциями в глазах поблагодарил хозяйку дома еще раз за ее радушие. В стороне не остался и смущенный Сычжуй, который яро кланялся девушке и высказывал свое уважение за гостеприимство. Уже отойдя почти на один ли, Хуа Чэн утешающе приобнял принца и мягко прошептал на ухо: — Гэгэ? — Мне просто стало немного обидно за эту девушку, — он поднял глаза на небо и словно больше для себя произнес, хотя прекрасно знал, что муж внимательно его слушает. — Наверно, ужасно так любить и каждый день отдавать себя без остатка человеку, который предал тебя, а ты даже об этом представления не имеешь. Рука на талии сжалась чуть сильнее, ненавязчиво поглаживая. Хуа Чэн тихо спросил: — Думаешь, ей стало бы легче, если бы она знала, что самый дорогой для нее человек так поступил, осквернив ее честь и их брак? — Она заслуживает лучшего. Сань Лан вздохнул. — В такой ситуации лучшее для нее — оставаться в неведении. Узнав, она либо будет страдать всю жизнь, терпя его измены, либо будет еле сводить концы с концами в одиночестве и бедности. Взгляд Се Ляня словно прояснился, он резко повернул голову и со слезами на глазах отчаянно выпалил: — Я так люблю тебя, Сань Лан! Последовал мягкий смешок, невесомое прикосновение в уголок губ и тихое: — И я тебя люблю, Се Лянь. Шли они еще около двадцати минут, но они и не встретили никого, кто мог бы их направить хоть куда-то. Как бы они ни хотели признавать, все-таки отсутсвие Танзин-Сюя действительно сказывалось. Се Лянь все продолжал думать о нем. Может, зря они так? От него не шло никакой энергии, он меча в руке никогда не держал, да и ведет себя дружелюбно, пускай и со странностями. Да и прямых доказательств его причастности не было к этому делу… По рассказам Целителя, он провел в этом городе всю свою жизнь, знал каждую улочку и многих здешних жителей. А сейчас мужчины бесцельно бродили, не понимая, куда же им двигаться дальше. У них было яркое представление, что они имеют дело с какой-то нечистью человеческой природы. Если отследить магией не удается, ци тварь не излучает, то нужно… Хуа Чэн резко остановился и обернулся назад, напряжнно застывая. — Сань Лан? Вэй Усянь, с недоумением наблюдая за этой сценой, тоже вытянулся и глаза его расширились в неверии. Он смог лишь выдавить: — Слишком мощная демоническая ци. Не успел он и договорить, как они уже со всех ног неслись по направлению следа прямиком к ее источнику. Впервые за такое количество времени они напали на след. Когда они подбежали к дому, они почувствовали, как оттуда разило мощной темной ци, которую они слабо ощущали еще вчера вечером, и, не сговариваясь, ринулись со всех ног внутрь. Хуа Чэн, распахнув дверь одним движением руки, открыл им жуткую картину. Хонгуи Линь, который еще четверть часа назад довольно радушно общался с ними и приглашал остаться на ночь, лежал посередине комнаты и слабо хрипел, кое-как отбивая удары существа, нависшего над ним. Его рука делала хилые выпады вверх, словно он думал, что еще в состоянии защитить себя. В углу комнаты забилась его жена, закрывая руками рот, лишь бы не закричать от ужаса. Ее лицо было бледным, как у трупа, от напряжения выступили вены на лбу, а слезы безостановочно текли по щекам, после оставляя следы на одежде. Существо наносило удары своими длинными когтями по мужчине, его тело было зеленого болотного цвета, словно оно покрыло его киноварью. Внимание особенно привлекала ненасытная огромная пасть с множеством неровных зубов, среди которых было огромное количество острых клыков. Глаза напоминали две щели, излучающие красный яркий цвет, так и говорящие о том, что их обладатель жаждет крови. Острые когти продолжали безжалостно рвать кожу, оставляя глубокие раны, но не задевая глубоко, чтобы не лишить жизни обладателя быстро. Но при этом явно наслаждаясь местью, существо не заливалось мстительным хохотом, а рыдало, издавая жуткие вопящие звуки со скрипом, повторяя без остановки: — Уа—а—а, предатель! Гореть тебе в аду! Предатель! Словно само по себе распаляясь еще сильнее, оно начало бить кулаками рядом с головой мужчины, но не решаясь нанести удар по нему самому. Оно продолжало, только теперь к проклятиям добавилось низкое рычание: — Убью тебя и ее! Ненавижу! Предатель! Истреблю! Вырву ей глаза и язык и заставлю тебя сожрать, вы сгинете в аду! От этих слов женщина сжалась еще сильнее, закрыв голову руками, то ли чтобы больше не слышать этого ужаса, то ли чтобы защитить себя. Все это происходило за несколько секунд, за которые вошедшие пытались судорожно понять, как лучше поступить, но внимание Се Ляня привлек не сам вид нечисти, а то, что лежало ниже его туловища. Прищурившись, он понял, что это огромный кусок кожи. Нет, это не просто кожа, это буквально обличие женщины! Присмотревшись еще сильнее, он понял, что это их вчерашняя собеседница —Юнхуа Чжан, и вспомнив, как менее суток назад она с жаром целовала мужчину, которого сейчас же подвергает жестоким истезаниям, Се Лянь вслух, словно больше для себя, но подтверждая мысли остальных, глухим голосом произнес: — Хуапигуй. Тут же он выставил руку вперед, намереваясь для начала отвести его от пострадавшего, так как, застав его даже в таком гневе, очень навряд ли получится связать его Жое. Та попала прямиком в щеку, чтобы отвлечь его внимание, и оборотень разъяренно взревел, намереваясь разорвать в клочья того, кто осмелился помешать его пыткам. Он тут же в несколько прыжков ринулся на принца, но тут же отскочил назад, стоило Хуа Чэну, сразу спрятавшему Се Ляня за спину, взмахнуть Ятаганом. Пока Хангуан-Цзюнь не коснулся струн гуциня, Вэй Усянь быстро достал флейту и кинул отходящему от шока Лань Сычжую: — Уведи их к ребятам и Танзин-Сюю, окажите помощь! Еще до того, как он закончил фразу, подросток понятливо кивнул и поспешил вывести людей наружу. Зазвучали первые ноты техники «Успокоение», но Хуапигуй словно разозлился еще сильнее и начал яростно нападать на Князя Демонов вместо того, чтобы уклоняться. Увидев то, с какой силой он начал пытаться наносить удары по супругу, Се Лянь, хоть и понимая, что Непревзойденному ничего не грозит, начал отчаяннее и быстрее наносить удары лентой. Он хотел было лично вступить в бой, но осознал, что будет только мешать, и откинул эту идею сразу же. Видя, что даже мощная техника заклинателей не приносит результатов, он начал судорожно искать решение. Как правило, Хуапигуи — это обиженные кем-то или чем-то женщины, которые ищут месть, пока не будут убиты могущественными противниками. Они принимают облик красивых девушек, пока не найдут подходящую их запросам жертву, а потом снимают кожу, превращаясь в уродливое чудовище. Хуапигуи пытают своих жертв, а потом разрывают когтями и клыками тело, превращая в кровавое месиво и употребляя в пищу после того, как наиграются. Еще вчера это существо под видом очаровательной девушки, представившейся Юнхуа Чжан, которая без стеснения и, казалось бы, искренне демонстрировала ласку по отношению к мужчине, целовала и цеплялась за него, не смущаясь никого. Его слегка холодная реакция показалась еще вчера принцу странной, но сегодня все стало ясно, как день: она не знала, что у возлюбленного есть жена. Но почему Хапигуй так легко повелся на эту уловку? Разве не это чудовище играет с чужими чувствами и жизнью? Стоило этой мысли проскользнуть в голове, нечисть покосилась от ловкого движения Хуа Чэна, а после ранения Эмином яростно взревела, видимо, в бреду приняв Князя за своего возлюбленного: — Как ты мог после того, что обещал, так поступить! Я дала тебе все, что имела! Я бросила все, только чтобы быть с тобой! Почему, Гуанмин? — последний крик был настолько громким и душераздирающим, что у Се Ляня закололо в висках. Услышав незнакомое имя, Се Лянь нахмурился, а потом сообразил: прекрасная, цветущая девушка не просто так становится безжалостным оборотнем. Судя по всему, еще давно ее обидел другой мужчина, и спустя большое количество убийств и жертв, уже обращенной в Хуапигуя, ей повезло влюбиться вновь. Но даже в этот раз ее сердце разбили. Чудовище хотело потянуться к одеждам Хуа Чэна, чтобы притянуть к себе, но тот с нескрываемым брезгливым выражением лица совершил быстрый поворот вокруг себя, одним легким движением отрубив демону руку. Тот, казалось, ничего не заметил, слишком увлеченый высказыванием всего, что чувствовал, и, не ощутив боли, продолжал истошно вопить о предательстве Хонгуи Линь. Вэй Усянь и Лань Ванцзи без устали продолжали идеально и слаженно отыгрывать «Успокоение», а Хуа Чэн словно в такт мелодии продолжал водить поднявшегося оборотня вокруг, оттягивая время. Се Лянь, наблюдая за этой картиной с истерической усмешкой, неожиданно для себя обнаружил, что в комнате слишком много разных потоков несочетаемой энергии. Нужно действовать в четком направлении. — Нужно придумать что-то другое, это не работает! Так мы введем ее в безумие и искалечим душу, превратив ее в существо рангом выше! — преодолевая звуки мелодии, играемой заклинателями, прокричал принц. Продолжая управлять Жое, он добавил: — Мы не можем действовать одной стороной, нужно использовать что-то сбалансированное! Вэй Усянь, не прекращая играть, призадумался. В словах небожителя была доля истины: если он будет продолжать злить женщину энергией Чэньцин, а Хуа Чэн давать больше темной ци своим оружием, то какова вероятность, что она не сойдет с ума и не рассвирепеет еще больше? Они не могли допустить новых жертв, поэтому ошибаться нельзя. Если действовать исключительно светлым потоком, то это лишь перекроет ее демоническую ци, но ее кровожадность никуда не денется. Необходимо уничтожить ненависть внутри нее, не просто подавив, а дав возможность простить и упокоиться после смерти. Поняв, что медлить нельзя, он крикнул: — Лань Чжань, наша техника не поможет, Его Высочество прав, нужно применить баланс Инь и Ян! Хуа Чэн, ни на секунду не прекращавший своих атак, в очередной раз увернулся так легко, словно это было не большим, чем самое обычное повседневное движение, чем злил оборотня еще сильнее. Дождавшись, пока Лан Ванцзи с необычайной скоростью сменит гуцинь на Бичень, он отошел в сторону и начал атаковать монстра еще активнее. Воспользовавшись бредовым состоянием нечисти и переведя весь фокус внимания на себя, Князь подловил момент и подал сигнал: — Ваше Высочество! Тот, мгновенно поняв, что Сань Лан хочет сделать, тут же атаковал Жое, целясь в ноги монстра. Лента, благодаря рассеянности Хуапигуя, наконец сумела ухватиться за его щиколотки и крепко связала их между собой, повалив оборотня. Поняв, что настал самый удачный момент для атаки, Лань Ванцзи и Хуа Чэн, словно зеркально отражая действия друг друга, замахнулись с двух сторон оружиями и резко, прикладывая всю духовную энергию, разрубили тело на части. Черная кровь забрызгала в стороны, едва задев подолы одеяний Второго Нефрита и Князя. Послышался истошный вопль поверженного демона: — Убью всех, ненавижу, кожу с тебя сдеру и вывешу, чтобы люди знали! Все узнают! Убью! Красные глаза искрили безумием, из горла вырывались надорванные крики, резанув по ушам всем присутствующим. Кровь вытекала из тела очень стремительно, монстр, заходясь в агонии, принялся собирать выпавшие и разрезанные органы в тело, словно это могло помочь. Казалось бы, у него не должно остаться и сил, чтобы говорить, но он не затыкаясь продолжал: — Гуанмин, я тебя убью! Прокляну тебя, будь ты неладен Хонгуи Линь, будь прокляты твоя девчонка из весеннего дома, дети и весь род! Я прослежу, чтобы все твои потомки гнили в земле, как вшивые псы! — на этих словах он начал захлебываться кровью, но продолжал с бульканьем выплевывать ругательства в сторону мужчин. Со стороны казалось, что их атака не подействовала и оборотень не только не умрет, но еще и продолжит ругаться до окончания веков, но все присутствующие понимали, что стоит нечисти выплеснуть свой гнев до последней капли, и его душа обретет покой по ту сторону, где будут решать: переродится ли она, либо канет в небытие. Спустя еще несколько минут монстр уже утратил такую яркую окраску кожи от кровопотери и продолжал слабо дергаться в агонии. Последняя искра безумия прошла в его узких глазах, сам он захрипел в последний раз и замолк, повалившись безвольной куклой. Простояв пару мгновений в тишине, словно ожидая, что их противник скажет что-то еще, Лань Ванцзи все таким же спокойным голосом, как и обычно, заключил: — Нужно похоронить.***
Когда солнце скрылось за горизонтом, Се Лянь и пара заклинателей закончили молиться за душу усопшей. Они со смирением проговаривали слова больше из чувства долга, нежели действительно стремясь помочь ощутить душе покой. Но принц, несмотря на такое большое количество убитых оборотнем человек, действительно ощущал легкое сочувствие к нему. В данном случае настоящим монстром был мужчина, что искалечил две души за раз. Все-таки предательство человека, которого любишь — очень больно, и он никогда бы не хотел ощутить подобного. Стоило только подумать о Хуа Чэне, который мог его предать, Се Лянь ощутил и веселье от абсурдности ситуации, и стрекочущий в горле дикий страх потерять мужа. Отогнав эти глупые неуместные мысли и закончив импровизированную церемонию похорон, он поднялся и начал искать того глазами. Тот стоял неподалеку, наблюдая за процессом, но не принимая в нем никакого участия. «Молиться за покой его души? Пф, какой бред. Я готов возносить молитвы и жертвы только гэгэ.» От этих слов и нахальных интонаций, пронесшихся в его голове, щеки залило нежным румянцем, но что-то во внешнем виде Князя Демонов озадачивало принца. Впрочем, как и во всей этой ситуации. Наверно, впервые Се Лянь чувствовал себя сбитым с толку. Возможно, если бы у них изначально было больше информации, он не чувствовал себя такой обузой. Стоило ему только подумать об этом, чувствуя легкое разочарование, он тут же хитро присмотрелся к супругу. Неужели Сань Лан тоже ничего не знает? Или только дает возможность ему самому раскрыть это дело, а сам лишь со стороны наблюдает за этим всем, как только что наблюдал за их обрядом? Тут же мысли начали вихрем носиться в голове куда быстрее, и пока принц пробирался к демону по каменистой тропинке, он вновь погряз в размышлениях. Почему же они обнаружили следы темной энергии только сегодня, если жертвы были уже давно? Судя по всему, оборотень выпустила ци только после того, как раскрыла обман своего любовника, но ведь жестокие убийства были и до этого. Не было ли это для того, чтобы сбить их с пути, или это было случайным совпадением? Он чувствовал, что это далеко не все. Впрочем, и доносившийся до него легким ветром разговор между Вэй Усянем и Лань Ванцзи продолжал наводить на подобные мысли: — Лань Чжань, тебе не кажется странным это все? Почему эта тварь вылезла только сегодня? Конечно, она еще вчера показалось странной, в своем бесстыдстве она может посоревноваться только со мной. Не может такая хрупкая и с виду воспитанная девушка вытворять всякие бесчинства! Тут обычно серьезный и сосредоточенный Второй Нефрит, видимо, решил пожурить супруга, чем удивил Наследного Принца: — Зато ты не выглядишь как порядочный муж. Тут же Вэй Ин, нисколько не обидевшись, звонко рассмеялся, вызывая нежную улыбку Лань Ванцзи, и поспешил что-то с непристойным видом сообщить тому на ухо. Се Лянь тут же прекратил слушать их разговор, а ускорил шаг по направлению к Сань Лану. Подойдя ближе и поймав взгляд Князя, он мягко улыбнулся, словно в попытке приободрить. Подействовало как обычно безотказно, и черные глаза словно просияли, а выражение лица стало невыносимо теплым, что только его хватало, чтобы самому принцу успокоиться. Сань Лан оперся на дерево спиной и, сложив руки на груди, желая лишний раз покрасоваться перед супругом, задумчиво произнес: — Может, мы имеем дело с человеческой сущностью? «Вот же хитрый, сам точно давно все понял, а меня лишь кормит загадками…» — капризно подумалось принцу, но внешне он не подал и вида. — Я тоже думал над этим, но неужели это действительно какой-нибудь сумасшедший, убивающий всех мужчин без разбору, как только ему в голову что-то ударит? — с сомнением ответил Се Лянь. — Люди способны на что угодно, но думаю, что у нашего загадочного друга есть способности. Не так уж просто убивать всех подряд и быть неуловимым такое большое количество времени. И все же, — он откинул голову назад, — мне не дает покоя наш спутник. Гэгэ ведь тоже? В ответ на это принц лишь активно закивал головой и поспешил согласиться: — Да. Пускай у него нет признаков демона, и от него не исходит какой-либо энергии, но его одежды… Не успел он договорить, как в небе пронесся оглушительный грохот, а вниз посыпались золотые искры, бесследно растворяясь в воздухе. Се Лянь непроизвольно вздрогнул, так неожиданно это все произошло. Это могло показаться красивым, словно какой-то чиновник решил побаловаться «Тин Ляо» и порадовать простой народ. Только вот на дворе лето, и солнце еще не зашло за горизонт, а учитывая происходящие события за последние дни, это выглядело совсем нелепо. Стало ясно — дело плохо. Как только звук грома добрался до них, Вэй Усянь вслед за мужем ринулся мимо них в сторону дома, куда адепты должны были привести пострадавших, попутно крикнув: — Наши ученики послали сигнал, что-то произошло! Решив не терять даром времени, Князь обхватил Се Ляня за талию и подкинул кости, перемещаясь в Сыхэюань, куда адепты отнесли Целителя. Только оказавшись в доме, они увидели как тот самый скромный, тихий и неприметный Танзин-Сюй, который с трепетом и уважением смотрел на вооруженных спутников, сейчас с хищной улыбкой мастерски отражает атаки Цзинь Лина и Лань Цзинъи непонятно откуда взявшимся мечом. Он все старался пробиться в другой угол комнаты, где находился лежащий и истекающий кровью Хонгуи Линь, а по правую руку от него на полу чинно восседал Лань Сычжуй, сосредоточенно перебирая струны своего гуциня, словно вокруг ничего не происходило. В это время друзья адепта изворачивались, как могли, чтобы не подпустить туда мужчину ближе, чем на половину чжана. Сам же Сычжуй, несмотря на отрешенный и спокойный вид, внутри разрывался от желания помочь своим товарищам и не дать их в обиду, но и бросить раненого не мог. Он усердно, стараясь не обращать внимания ни на что вокруг, как учил его отец, отыгрывал мелодию, облегчающую мучения Хонгуи Линь. И оставалось надеяться только на сигнал, поданный Лань Цзинъи, который ловко воспользовался возможностью выбежать на улицу и выпустить ракету. Се Лянь, ринувшись к противнику, закрыв собой адептов, одним движением ноги ловко выбил меч у Танзин-Сюя. Бог Войны тут же повернулся вокруг собственной оси наполовину и резким выпадом ногой назад отпихнул врага от себя на безопасное расстояние. Так же молниеносно повернувшись к нему лицом, Се Лянь перекинул меч в другую руку и выставил его перед собой, кончиком лезвия ощутимо касаясь груди противника, готовый в любой момент атаковать. Тот хотел двинуться, чтобы вернуть свое оружие и продолжить сражаться, но ощутил, как у горла поперек приставлена обжигающая своим холодом сталь. Скосив глаза в сторону, он увидел красные одеяния и понял, что щенок этого монаха успел встать за его спину и вытащить свою саблю, отрезав все пути к отступлению. Поняв, что враг в надежных руках, Лань Цзинъи и Цзинь Лин устало рухнули назад, по сторонам от Лань Сычжуя, не в силах даже вымолвить слова благодарности. Все произошло буквально за пару секунд, и они, отходя от шока, еще толком не поняли, что произошло, да и думать сейчас не хотелось от слова совсем. В этот момент дверь распахнулась, и вбежали Вэй Усянь и Лань Ванцзи. Оглядев комнату и поняв, что произошло, Лань Чжань поспешил заменить Лань Сычжуя, и тот тоже отсел в сторону к товарищам, устало прикрыв глаза. Даже будучи одним из лучших, он истратил слишком много сил на поддержание жизни раненого, не говоря уже о его восстановлении. Цзинь Лин лишь, спохватившись, выдавил: — Хули-Цзин… Вэй Усянь лишь удивленно приподнял брови на это, и воспользовавшись тем, что Танзин-Сюй находится в заложниках, опустился вниз, присев на корточки, и задрал подол чужого ханьфу. Стоило ему увидеть, что находилось под ним, он тут же запричитал: — Лань Чжань, Лань Чжань, а я ведь тебе говорил об этой его странной манере носить такие пышные одеяния. Если бы ты пил меньше уксуса, то мы бы разобрались с этим быстрее. Се Лянь, не смея отводить взгляд от направленного в чужую грудь лезвия, сразу же понял, что обнаружил Старейшина Илин. Под подолом темного ханьфу красовались девять ярких огненных хвостов, красиво переливаясь на пробивающемся через разбитые окна солнце. Их обладатель лишь звонко рассмеялся и желчно выплюнул: — Быстро Вы догадались, а я даже не успела ни на кого из Вас глаз нацелить, — он наигранно разочарованно вздохнул. — А так хотелось поиграть с каким-нибудь красивым мужчиной, а потом загрызть его и угостить сестриц. Хуа Чэн, понимания, что в любой момент она может вырваться, лишь нажал лезвием посильнее для угрозы, пока по коже не начали скатываться алые капли, и уточнил: — Так вас тут много? Что-то блеснуло в глазах их врага, и он загробным голосом с отрешенным видом начал повторять словно мантру: — Да нет уже никого. Эти проклятые сволочи убили их. Всех до единой. Лично каждому глотку перерезала тогда, да мало. Трупы их надо было сразу же собакам скормить, — тут ощутимо вздрогнул Вэй Усянь, все еще сидевший у подолов одежд и наблюдавший за всем. Мужчина начал дергаться в конвульсиях и словно в бреду кричать: — Но я отомщу за всех, за каждую, перегрызу глотку каждой мрази, чтобы неповадно им было! Никого не осталось… Только последняя сестренка моя, — на этих словах его голос дрогнул. — И то водиться начала с этим безмозглым Хонгуи Линь… При упоминании его их лица вытянулись, а Вэй Усянь, лишь желая надавить на больное, холодно произнес: — Ну у тебя больше и этой сестрицы нет. Хули-Цзин словно окаменела. В широко раскрытых глазах было слишком много эмоций, и Се Лянь, который на мгновение отвел взгляд от лезвия, увидел четко одну: страх. — Что вы с ней сделали? — А ты думала, что если убивать простых людей и творить бесчинства, то это просто сойдет с рук? Тут воздух разрезал крик, от которого голова была готова расколоться на части: — Ты не понимаешь! Что вы вообще знаете! Эти идиоты пользовались нами, а потом убивали, как скот! Они считают, что если мы в весеннем доме, то наша жизнь ничего не стоит? — тут даже будучи в мужском обличии, пробился женский голос, содрогаемый в рыданиях. — Все наши сестры погибли, да только мы две выжили, и то тот идиот мою сестру превратил в чудовище, ищущее мести, а самой мне пришлось стать чертовой лисой! В чем мы виноваты? Что полюбили? От мужчин одни беды! — тут из глаз брызнули слезы, а крик наполнился отчаянием. — Да они передохнуть все должны были! Все эти неверные, что шли ко мне, оставляя своих жен дома! Я всего лишь очищала этот мир от выродков, которые не ценят, что имеют! За что, за что убили мою сестренку?! Добившись хотя бы части правды, Се Лянь хотел было успокоить лисицу, чтобы допытаться до конца и собрать историю воедино, а там решить, что делать. Но не успел он проронить и слова, как ее тело начало трястись в истерике, и не зная, как совладать с собой, Хули-Цзин в теле проревела: — Да гори оно всем ярким пламенем! Сначала Се Лянь не понял, что произошло. За ее криком последовала вспышка, и он было подумал, что это лиса приняла отчаянную попытку сбежать, используя свои фокусы. Но тут почувствовал сильный жар вокруг и, оправившийся от ослепительного света, понял, что искусительница, ударив хвостами о пол, вызвала пожар. Огонь, играя своими язычками, начал со стремительной скоростью распространяться по дощатому деревянному полу и уже хотел поглотить и принца. Конечно, он не мог погибнуть от огня, но получить страшные ожоги было бы не очень приятно. Он хотел окликнуть и найти Сань Лана, но тот сориентировался быстрее, сразу же крепко подхватил под талию и вывел на улицу. Выбежав, принц сразу же огляделся. Все заклинатели были на месте, только лица младших адептов были слегка запачканы сажей, но выглядели они изрядно потрепанно, но здорово. Хонгуи Линь, уже пришедший в сознание благодаря помощи Лань Ванцзи, сидел на земле, схватившись за раны, и устало прикрыл глаза, не реагируя на происходящее, не говоря уже о том, чтобы понять масштаб ситуации. «А где же…» И тут пролетела тень изящной женщины — не кто иная, как Хули-Цзин в женском обличии. Видимо, воспользовавшись моментом, она схватила оставленный Се Лянем в доме свой меч и поспешила взять Цзинь Лина в заложники так же, как это сделал Хуа Чэн с ней пару минут назад. — Он тебе дорог, верно? — она посмотрела на Вэй Усяня. — Не надейся, я убью его так же, как ты убил мою сестру! Я из него все кишки выпущу! Видимо из-за слов Старейшины Илин она решила, что именно он убил ее сестру, но это было правдой лишь отчасти. Но стоило Хули-Цзин произнести эти слова, как Вэй Усянь встал, словно пораженный, и даже, кажется, задержал дыхание, не смея пошевелиться. Лань Ванцзи, как и младшие адепты, стоял рядом, тоже не решаясь ринуться в атаку, понимая, что предугадать действия сумасшедшей лисы не выйдет. И только Хуа Чэн с непоколебимым видом скосил глаза в сторону Се Ляня, кивнув в сторону ног женщины. Он едва заметно приподнял уголок губ, слегка обнажая клыки. Принц понял: сейчас или никогда. Возможно, у Хули-Цзин и вышло бы осуществить план мести, убив племянника заклинателя, а затем смиренно принять собственную смерть, если бы не еле приметная тень у ее ног. Жое кинулась резко и быстро, словно кобра, и подвесила тень за ноги над землей. Человеческий облик тут же растворился в воздухе, и меч со звоном упал на землю. Цзинь Лин, ощутив пустоту вместо давления холодной стали, кинулся к дяде, хватаясь за его плечи, жадно втягивая воздух ртом от потрясения. Вэй Усянь выглядел не лучше, бледный, как труп, он вцепился в руки племянника и отходил от мысли, что мог снова потерять его. Хуа Чэн с интересом подошел к лисице и спросил: — Может, скормить тебя собакам? Та лишь рьяно задергалась и прорычала, но даже так можно было разобрать человеческие слова: — Я вер—р—ршила спр—р—раведливость. Изменники и убийцы не должны жить, их нужно истр—р—ребить и… Тут Се Лянь не выдержал и ответил со сталью, звенящей в уверенном голосе: — Убийцы уже много лет назад были наказаны вами с сестрой. Что ты хочешь сейчас доказать? Да, измены и то, как вас предали — это ужасно, но не тебе вершить судьбу этих людей. У них есть жены, которые и сами в состоянии стать для них судьями в данной ситуации, а вы убивали всех без разбору, и теперь сотни женщин и детей вынуждены выживать в нищете! Они взрослые люди и могли сами разобраться со всем. Неужели после этого ты лучше этих изменников? Лиса не нашлась с ответом и начала дергаться вверх, словно змея, в попытках дотянуться до ленты и перегрызть ее. Но Жое, пусть с виду и была куском ткани, но являлась очень сообразительным духовным артефактом и, чувствуя настроение хозяина, лишь посильнее затянулась на лапках Хули-Цзин, вызывая у той вой. Сзади послышался голос: — Ну все, хватит… Убьем ее, и дело с концом. Нужно священное оружие, Лань Чжань… Тот понял его сразу же и, выпустив Вэй Ина из успокаивающих объятий, обнажил Бичень, подходя к лисе. Одним резким движением он взмахнул, и Хули-Цзин рассеялась тысячью искр на ветру, словно ее никогда и не было. Жое тут же вернулась на руку своему обладателю, и тот спокойно выдохнул. «Теперь точно все.»***
Они медленно, уже который час, но все же продвигались домой. Вэй Усянь хмыкнул. Разве он когда-то мог предположить, что Гусу станет его домом? Он тут мысленно оборвал себя. Какой бред, Гусу никогда не станет его домом, если рядом не будет Лань Чжаня. И все же стоит отдать их небесным (и не важно, что один из них буквально повелитель нечисти) друзьям. Те, пускай и без такой усталости, как они, но тоже были рады завершению этой странной истории, пускай некоторые вопросы после нее остались и останутся без ответов. Но на самом деле Его Высочество и Хуа Чэн ему даже понравились: за ними так же невыносимо наблюдать, как за ним с Лань Чжанем, так они еще и много чего знают и повидали за свою бессмертную жизнь немало. Он сделал себе мысленную пометку действительно как-нибудь связаться с ними, как они и договаривались, даже если то было просто из вежливости. Вэй Усянь потянулся, устало поднимая руки вверх. Он почувствовал облегчение, да и то было оправданно: они расправились с монстром, губившим многие жизни, он заслуженно отдыхает, пока Яблочко везет его в Гусу, а сам он имеет возможность наблюдать за прекрасным профилем Лань Чжаня. Тот невозмутимо шел, словно не обращая никакого внимания на пристальный и игривый взгляд своего мужа, но тот видел покрасневшие кончики ушей Второго Нефрита. Вэй Ин схватил одну прядь длинных волос Лань Ванцзи и слегка приподнял ее, накручивая на палец, так и стремясь обратить на себя долгожданное внимание. Тот лишь слегка повернул голову в сторону супруга, улыбнулся уголком губ и прошелся взглядом по всему телу. И любой посторонний мог бы и удивиться такому холодному ответу на свои заигрывания, но только Вэй Ин мог увидеть в этом целую волну нежности и восхищения. И то, как расширились зрачки Лань Чжаня, как на лице сразу же растворилась привычная тень серьезности, как трогательно затрепетали ресницы, стоило тому представить что-то интимное, как только они вернутся домой. Вэй Ин мог бы и дальше продолжать эти невинные переглядывания и касания, если бы не усталые вздохи сзади и грозящие перевернутся глаза племянника, который закатывал их, судя по всему, на протяжении всей дороги. Мужчина, лишь повторяя услышанный вздох, резко повернулся назад, окидывая адептов скептическим взглядом, и остался довольным только Лань Сычжуем, который хоть и был смущен данной сценой, но недовольства, если такое и имелось, не показывал. Не успел он подколоть никого из них, чтобы хоть как-то развеять собственную скуку, как его опередил Лань Ванцзи: — Лань Сычжуй? — Да, Хангуан-Цзюнь? — Как вы поняли, что перед Вами Хули-Цзин? Обычно первыми они не нападают. Тут адепт смущенно замолчал, словно пытаясь подобрать слова, но так и не решаясь признаться. Поняв, что тишина затянулась, Лань Ванцзи, не прекращая идти и вести Яблочко, лишь слегка обернулся, одним своим видом (впрочем, неизменившимся) показывал, что ждет продолжения. Но Лань Сычжуй, обычно с готовностью отвечающий на любой вопрос отца быстро и ничего не скрывая, словно воды в рот набрал. Не понимая, что происходит, Вэй Ин вновь обернулся на учеников и застал странную картину. Тот, к кому обращались, все так же шел, понуро опустив голову, не решаясь на что-то; Лань Цзинъи, красный как рак, также медленно шагал под руку с товарищем и, забавно раскрыв глаза, видимо, был мыслями далеко отсюда, и только Цзинь Лин следовал позади с нескрываемым весельем и едва прослеживаемой издевкой, тихо растягивая: — Это все наш умный Лань Цзинъи—и—и… В ответ послышался яростный шепот: — Заткнись сейчас же! Вэй Ин, недолго подумав, начал хихикать и подначивать вместе с племянником: — Неужто смотрел на нее между ног, наклонившись? Поймав пораженный взгляд Лань Цзинъи и уже еле сдерживаемый хохот Цзинь Лина, он сам во весь голос рассмеялся: — Серьезно? Тот не вытерпел и с краснотой, которая перешла до шеи, скрываясь даже под одежду, начал вспыльчиво пояснять: — Да а что еще делать надо было? Эта хитрая, значит, говорит: «Принесите мне поесть, я так устал, я так голоден, мне так плохо», — на этих словах его голос сорвался на писк, искажая речь. — Ну принес, значит, курятину ему, решил проверить на удачу, чудной же он все-таки, а он как бешеный набросился, не обращая внимания ни на кого, словно в него демон какой вселился! Я так посидел, прикинул, хотел в воде посмотреть отражение, но где же я озеро найду, да и странно бы выглядело. Хотел с Лань Сычжуем посоветоваться, но он занят был исцелением Хонгуи Линь, — помедлив, словно не решаясь перейти к неловкой части своего рассказа, он с куда меньшим запалом, но все же продолжил. — Я решил с нашей юной госпожой это обсудить, — тот сразу же пихнул товарища за такое обращение. — А он только у виска пальцем покрутил и говорит: «Ну, если так хочешь самым умным показаться, то встань спиной к Танзин-Сюю, наклонись и посмотри на него между ног». Ну и, в общем—то… Тут тихим голосом Цзинь Лин сказал, резко став серьезным: — Я сначала смеяться начал, ведь какой дурак так делать будет? Но Лань Цзинъи стал таким бледным и испуганным, что самому жутко стало. Откуда же я знать мог, что она действительно оборотень? Вэй Ин лишь начал сильнее смеяться, а когда он успокоился, стирая с уголков глаз еле заметные слезинки, Лань Ванцзи одобрительно проронил: — Молодцы. Вэй Усянь подхватил: — Да, вы действительно хорошо проявили себя в этот раз. И в смекалке, и в сражениях, — он подмигнул Лань Сычжую, — и в целительстве. Раздался задумчивый голос Лань Цзинъи: — Учитель Вэй. Если честно… Я так и не особо понял всю эту историю. — Все просто и сложно одновременно. Насколько мы с Хангуан-Цзюнем поняли, еще сотни лет назад у нашей лисицы было много сестер, но из-за нищеты они торговали своими телами, чтобы хоть как-то выживать. Однако в любое время и стране всегда находятся жестокие убийцы, которые себя таковыми не считают. Хули-Цзин и Юнхуа Чжан потеряли всех своих сестер, и оставалось им надеяться друг на друга. Но что ту, что другую обманули, разбив им сердца. Только вот Юнхуа Чжан не справилась со своими эмоциями и стала ужасным оборотнем, что ворует чужие облики, а ее сестра решила пойти по пути магии и осознанных превращений. Цзинь Лин с искренним интересом спросил: — Разве Хули-Цзин могут принимать облик мужчин? — После ста лет терпеливых совершенствований своих навыков они могут становиться мужчинами-колдунами, после тысячи самым искусным открываются законы неба. Парень с усмешкой заметил: — А Его Высочество и Собиратель цветов под кровавым дождем не могут быть оборотнями? Лань Цзинъи тут же встрепенулся: — Так чего не проверил, если так интересно? — Вот уж спасибо, перебьюсь как-нибудь, а то меня еще самого в лису превратят… В лучшем случае… Вы вообще видели, какой Хуа Чэн грозный? А этот Небесный Император так вообще, например, тиран! Сычжуй удивился и возразил: — Разве? Его Высочество довольно вежливый и учтивый человек… — Это при нас он такой! Сам подумай, каким тираном надо быть, чтобы тебя Князь Демонов слушался! Не особо вслушиваясь в их перепалку, Вэй Ин наклонился к мужу и сладко произнес: — Ах, Лань Чжань, и все же тебе стоит пить меньше уксуса, видишь, как мы задержались здесь? Я тут так устал, что лишился всех сил, и, боюсь, теперь я еще несколько дней не смогу постигать с тобой «искусство спальных покоев», — он наигранно откинул голову назад, накрывая ее ладонью, и мягко рассмеялся. Ожидаемый ответ от развеселившегося супруга последовал незамедлительно: — Каждый день — значит каждый день.***
В это же время, преодолевая некоторое расстояние до Храма Водных Каштанов в желании развеяться, Се Лянь немного печально вздохнул. — Все же я испытываю некоторое сочувствие к этой девушке. Богатые мужчины еще много столетий назад пользовались ей и ее сестрами, а потом из развлечения же некоторых и убили. А саму ее потом предал ее же возлюбленный, да и сестра… Я понимаю, что она погубила многих людей, оставила детей и женщин без отцов и мужей, но все же что-то внутри заставляет меня сочувствовать ей… Сколько же лет она жила из чувства мести… А потом осекся, глядя на Сань Лана. По сути, тот ведь тоже много мстил за самого Се Ляня, преодолевая себя из раза в раз, становясь сильнее, лишь бы защитить возлюбленного. Но демон, поймав растерянный взгляд супруга, лишь невыносимо тепло улыбнулся и, поцеловав его запястье, проронил: — Этот последователь тоже совершил много грехов за все свое существование, но у него, в отличие от Хули-Цзин, была самая яркая путеводная звезда. Принц на это заявление лишь покачал головой, подошел ближе и одним легким движением примкнул к любимым губам в целомудренном коротком поцелуе. Это было самое обычное касание, которым сопровождалось каждое утро, проведенное вместе, каждое нежное «спасибо» и то самое мгновенье перед сном, после долгих и горячих касаний. Но несмотря на это, каждый такой поцелуй взращивал в принце нежные волны, которые заставляли его тонуть в чувствах. Отстранившись, он сжал руку Сань Лана покрепче и повел за собой, вслух размышляя. — Однако на самом деле придумано хитро… Всего лишь одним своим видом Хули-Цзин и Хуапигуй завоевывали сердца мужчин, а проведя одну ночь с каждым, сразу же убивали, считая, что изменники не достойны жизни. И Хуапигуй осталась верна своему принципу до конца: была готова убить своего любимого, так как и он оказался неверным. Судя по тому, как быстро она расправлялась с ними, их чары действительно впечатляющие, так легко они пленяли мужчин… — О? Я тоже могу принять облик цветущей красавицы, если гэгэ хочет, — немного погодя, он игриво добавляет: — Может, так я смогу завоевать твое сердце? Обещаю, только ласки без капли жестокости, — он рассмеялся, и горячий шепот обжег ухо принца. Се Лянь смотрит озорно, сверкая глазами, и, ничуть не задумавшись, парирует: — Ни к чему. Этот хитрый лис уже давно украл мое сердце, — улыбаясь, вновь припадает к губам смущенного Хуа Чэна.