Клуб одиноких сердец

Асфальт холодный, впрочем, чего еще ожидать, когда на дворе середина апреля. Тлен бредет до детской площадки, в задумчивости останавливается около скрипучих качелей. Садится, ежась, поджимает под себя озябшие ноги. Ни разу, даже в буйном подростковом возрасте, ей не случалось сбегать из дому. А сейчас как с цепи сорвалась. Девушка отталкивается от подмерзшей земли. Уныло скрипнув, качели начинают раскачиваться. Порывы холодного ветра – прямо в лицо, что здорово освежает горячую голову. Клонит в сон. А еще ей стыдно. За те слова, которые в запальчивости произнесла. Вовремя замолчать – один из талантов, коими она не обладала. И ее несдержанность обязательно возвращалась к ней огромными проблемами. Что ни говори, а хреново быть Тлен. Каждый божий день ощущаешь тщетность бытия, жизнь бьет по морде. И вроде бы за дело, но все равно не приятно. Несобранные волосы разметались по лицу, закрывая обзор. Качели несутся вниз, затем наверх, а Анька беспечно болтает босыми ногами в воздухе. Она бы целую вечность провела здесь, в пустынном дворе, разглядывая занавески в окнах ближайших многоэтажек. Спокойно, не трогает никто, хоть и прохладно. А на душе паршиво. И что-то подсказывает, что никому ее извинения не нужны. Да Тлен и не может. Это вам не ногу отдавить в метро незнакомцу – а неплохо так дубинкой к его затылку приложиться. «Извини, я случайно» прозвучит до смешного по-детски. Потому что она-то знает, что неслучайно, отчего становится стыдно вдвойне. Она почти предательница. Она – Брут и Иуда в одном лице. Губы непроизвольно растягиваются в кривенькой улыбке: она всегда поражалась своей привычке излишне драматизировать, как плохая актриса из захудалого театра. Соскочив на песок, девушка некоторое время проводит в замешательстве: ей некуда идти. Она пытается согреть замерзшие ладони своим дыханием, прыгает на месте, чтобы холод не чувствовался столь остро. Ну и видок у нее, наверное. Хорошо еще, что на улице немноголюдно, и люди не видят ее – замерзшую, босоногую, в растянутой, словно не по размеру футболке. Девушка ходит вокруг дома, когда ей надоедает и терпеть ночную прохладу становится совсем невыносимо, она идет к ближайшему магазинчику. В основном, его посещают всякие невнятные личности, поэтому никто на нее особого внимания не обращает. Приметив кофеварку, Анька пересчитывает мелочь, завалявшуюся в кармане, и обращается к продавщице. - А сколько у вас кофе стоит? Когда женщина озвучивает цену, девушка безрадостно вздыхает. - А растворимый «3 в 1», стаканчик и горячая вода? Продавщица понимающе улыбается и достает из-под прилавка пластмассовый стаканчик. Тлен смущенно наблюдает за тем, как женщина разрезает пакетик и засыпает его содержимое в стакан, заливает кипятком. Высыпает два пакетика сахара, размешивает и протягивает ей. Девушка отдает деньги и благодарит. Осторожно ухватившись за края стакана, чтобы не обжечься, она выходит. Кофе приятно пахнет и обжигает пищевод. Жить можно. В квартиру девушка возвращается часа в три ночи. Она бы прошаталась всю ночь, но окончательно озябла. К тому же умудрилась наступить на осколки стекла, поэтому до дома пришлось ковылять, подволакивая левую ногу. Замок щелкнул, яркий свет заставил ее прищуриться. Ритка уснула, сидя на стуле. Рядом валялась ложечка для обуви. Девушка уже успела наполовину обуться и явно собиралась на поиски, но задремала. Ее плечи судорожно дернулись, глаза распахнулись. Рыжеволосая долго оценивала обстановку, смотрела на заметно растерявшуюся Аньку. Молчала. Обе уставились друг на друга, не будучи способными сказать хоть что-то. Рита испытала некоторое облегчение от того, что Тлен вернулась. Живая, и даже здоровая. А говорить с ней по-прежнему слабо хотелось. Туманова отправилась спать, решив, что разговор между ними обязательно состоится, но точно не сейчас. Тлен допрыгала до кухни. Принялась пинцетом извлекать из стопы осколки. Нога кровоточила, противно ныла. Перекись больно щипала порезы, позволяя на время забыть о том, что она несколько часов назад натворила. *** Девушки почти не общались. Максимум – перекидывались парой фраз и исключительно по делу. Первый шаг к примирению ни одна из них не была готова сделать. Рита знала, что Анька во многом права: Саша была лишь средством борьбы с одиночеством. Туманова ассоциировала себя с пешеходом, в нерешительности стоящим у обочины дороги. На другой стороне – светофор, горящий исключительно красным. Она топчется на месте в ожидании зеленого, а его все нет и нет. Остальные внимательно глазеют по сторонам и, наплевав на правила дорожного движения, перебегают на неправильный свет. А Рита продолжает ждать. Она догадывается, что светофор, скорее всего, неисправен. Зеленый не загорится. Пока девушка рассуждает, пешеходы снуют туда-сюда, а она надеется, что рано или поздно дождется. И вот ее терпение подходит к концу – она перебегает. И уже на середине пути загорается желтый… В данном случае, Алиса – это сломанный светофор. Рита убирала завалы за своим рабочим столом, выгребала старые и уже не очень необходимые вещи, выбрасывала их в мусорное ведро. Порой попадались обрывки бумаги, исписанные ее неровным почерком. Встречались и цитаты из полюбившихся произведений, и древние проверочные работы. Неожиданно обнаружился учебник по безопасности жизнедеятельности, который валялся здесь с первого курса. Каждая новая вещь была связана с определенными воспоминаниями. Почти каждая могла кое-что рассказать о ее студенческой жизни. Каким-то волшебным образом среди конспектов девушка отыскала томик Есенина. Помнится, она целый вечер убила на подготовку к коллоквиуму по мат.анализу. И ближе к утру, сонная и значительно поумневшая, не придумала ничего лучше, как отвлечься. Первым на глаза попался Есенин. Она открыла первую подвернувшуюся страницу, глазами лениво пробежалась по строчкам. И наконец отыскала знакомые. Мне грустно на тебя смотреть, Какая боль, какая жалость! Память всколыхнулась, возрождая давно пережитое. Она это стихотворение в школе учила. Сама выбрала. Единственное понравившееся. Так мало пройдено дорог, так много сделано ошибок. Такая простая и необходимая истина. Рита дочитала, неохотно закрыла книгу и положила в рюкзак, сама не понимая зачем. Она правда старалась убираться чуть быстрее, чтобы лишний раз не вызывать в себе ностальгии, но получалось не очень. Поэтому в университет пришлось собираться впопыхах, отчего она едва не забыла захватить распечатанный к конференции материал. Туманова обещала показать окончательный вариант Алисе. Трамвай приехал на удивление быстро, и девушка добралась чуть раньше, чем было необходимо, поэтому присела на одну из пустующих скамеек в холле. Есенин никак не желал читаться, а все потому, что Ритка то и дело мысленно возвращалась к подруге. Кто-то из них должен извиниться, вот только кто? Ведь обе по-своему правы. И Туманова была готова простить и первой пойти на контакт, если бы не то дикое признание в ненависти. Оно ее добило, довело до критической точки, когда простить довольно сложно, а забыть тем более. Мобильный взвизгнул, предупреждая свою хозяйку о пришедшем сообщении. Незнакомый номер обещал помочь деньгами. Один спам. Как и всегда, впрочем. Взглянув на время, Ритка обрадовалась: теперь можно и подойти к Алисе. Девушка пару раз постучала и только после этого рискнула войти. Ее присутствие не сразу заметили. Рядом с Алисой стоял какой-то мужчина, в котором Туманова узнала заместителя декана, имени которого не припоминала. Девушка услышала лишь обрывок его фразы, увидела резко изменившуюся в лице Алису, которая незамедлительно отвесила говорящему звонкую пощечину. Рита замерла, открыла рот, затем тут же его закрыла. Ей хватило ума не произносить первое пришедшее на ум. «Кажется, я слегка помешала. Давайте, я выйду, как будто ничего не видела». Алиса Витольдовна и условно безымянный мужчина обернулись. Туманова сделала вид, что рассматривает потолок. Слова приветствия после увиденного напрочь вылетели из головы. - Рита, замечательно, что ты пришла. Проходи, сейчас будем разбираться. Женщина улыбнулась. Мужчина нахмурился. - Пожалуй, я пойду. Рита подошла поближе, протянула преподавательнице папку с работой. Алиса взяла ее и положила на стол, явно не собираясь просматривать. - Мне жаль, что тебе пришлось это увидеть. - Всякое бывает, - Туманова неопределенно качнула головой. - Ну да, фигня случается. Видимо, Алиса полностью разделяла ее мнение. И даже особо не задумывалась над тем, как выражаться. Женщина была довольна тем, как Туманова выполнила свою работу. Она оценила ее труды, одобрительно хмыкнула и сказала, что хорошо. От преподавательницы подобные слова можно было считать наивысшей похвалой. Обычно она говорила, что нормально. И вновь завязалась беседа на отвлеченные темы. Выяснилось, что Алиса недовольна первокурсниками. Они ей показались скучными, без изюминки. Учиться не желали, часто жаловались на то, что с них слишком много требуют. - Маленькие они еще, не понимают, что университет далеко не школа, - заметила Рита и поймала на себе внимательный взгляд преподавательницы. - Именно! В школе учителям все равно. Сидите и сидите, хорошо, если не упали никуда от скуки. Они беседовали, пока за окном не стемнело. Настолько увлеклись, что Ритка едва не забыла о Пальцеве, с которым договорилась сходить в кино Фильм ей не очень понравился. Стандартный боевик с некоторой претензией на оригинальность. Пальцев захватил с собой коньяк, что немного скрасило уныние, творящееся на экране. Бутылку они допивали уже сидя в парке. Гоша немного размяк, стал более откровенным. А Ритке вообще не дало. - В последнее время столько пью, что чувствую себя героем Ремарка, - пробормотал парень, - ты вроде выпила больше меня, залпом причем, и все равно ни в одном глазу. - А у меня иммунитет к алкоголю. Сколько ни выпью, никогда не превращусь в веселую пьяную блядищу. Парень с подозрением поднес почти пустую емкость к свету. - Уже и коньяк стали бадяжить, - разочарованно вздохнул. Рита отобрала у него бутылку. Сделала пару глотков. Какая все же гадость… Пальцев покачивался в такт песне, доносящейся из динамиков припарковавшейся поблизости машины. Он даже пробовал подпевать, но катастрофически не попадал. Потом махнул рукой и заткнулся. Залип на полную, сияющую луну. Принялся говорить умные вещи, углубился в философию. И Рита могла бы назвать его неисправимым мечтателем, но она, увы, была лишена всяческих иллюзий. И не была склонна путать зарождающийся алкоголизм с романтикой.