Гитлер & Геббельс
28 июля 2023 г. в 18:02
Примечания:
лор: призраков почти никто не видит, только особенно чувствительные люди. как "предсказатель" Генриха, который ему описал призрака рядом с ним.
(Йозеф)
— Сеньор Яго, а вы верите в Бога?
Честно признать, вопрос застаёт Йозефа Геббельса врасплох. Он уже привык, что соседская девочка зовёт его «сеньор Яго», вместо положенного «сеньор Родригез». Как и привык, что ребёнок приходит к нему, когда хочет. Стучит, но ответа никогда не дожидается, а то и вовсе может влезть через открытое окно первого этажа. Ребёнок, тоже… Ей скоро шестнадцать, и сегодня, кажется, она пришла, чтобы пригласить Йозефа на свой день рождения. Как здесь называется? Он бы вспомнил, она столько раз повторяла это слово, но ему не было никакого дела.
Кинсеаньера, — подсказывает подсознание.
Йозеф помнить не хочет. Кажется. Наверное. Он только вздыхает и потирает переносицу.
— Почему ты спросила?
— Нужно позвать отца Мануэлло! — выпаливает девочка и цепляется за подлокотник кресла, на котором сидит Йозеф. — У вас там в ванной, там!..
Она сбивается и захлебывается собственными эмоциями. Вот поэтому Йозеф любые эмоции презирает. Они сбивают. Они отвлекают.
— У меня в ванной что? — безразлично спрашивает Йозеф.
— Рисунки на зеркале, — девочка глубоко вдыхает и выдыхает. — Их два мужчины рисуют, один с короткой бородкой, а второй без. Они в воздухе висят и полу-прозрачные, неужели вы не замечали их, сеньор Яго?
Замечал? Йозеф видел рисунки на зеркале, они насмехались над ним каждый раз, когда он задерживался в душе и зеркало запотевало. Но никаких «мужчин с бородой и без» Йозеф не знал. Знать не хотел.
Поэтому отвечает он на другой вопрос.
— И, нет, Исабель, я не верю в бога.
Исабель, её имя Йозеф тоже не хотел запоминать. Он вообще этой жизни не хотел.
— Я же говорила, звать меня Иса, ну, сеньор Яго! — смеётся девчушка. — И вы же каждую неделю ходите в церковь!
— Ходить и верить — это не одно и то же, — холодно замечает он.
Йозеф ходит в церковь, чтобы не выделяться. Йозеф ходит в церковь, чтобы слушать, подслушивать соседей, если уж точнее. Йозеф ходит в церковь, потому что «все ходят», и это располагает к нему людей, впрочем, какое ему до них дело?..
— Тогда почему? — искренне удивляется Исабель. У неё сердце на рукаве.
— Исабель, — упрекает Йозеф и жестом указывает присесть, сам с кресла не сдвинется, но как она нависает над ним оставляет неприятный осадок. — Представь, однажды два человека сделали что-то очень плохое вместе?
Йозеф делает паузу. Девчушка кивает.
— Настолько, — продолжает Йозеф, — что один не верил, что им удастся унести свои шкуры, когда они проиграли. А они проиграли. — Щёлкает пальцами. — Так вот, тот один никогда не жалел о содеянном, он всегда чётко осознавал, что делает. И готов был стоять за то до расплаты, но первый, другой, невероятным образом спасает их жизни. Ценой многих других, но это сейчас не имеет значение.
Исабель хмурится, но кивает.
— И когда, казалось бы, расплаты точно не настанет, когда оба в безопасности… Первого настигает самая нелепая смерть. Фатум? Кара? — Йозеф безразлично, казалось бы, пожимает плечами. — Как занятны порой переплетения судьбы, потому что новую жизнь ненавидит именно второй. Первый хотел жить — а второй… второй решил с ним не спорить. И вот второй жив, несмотря на всё, что он сделал. И после этого ты веришь в бога, Исабель?
Йозеф поворачивается к ней и выразительно смотрит.
— Да. — Ни секунды не сомневается.
— Что ж, это глупо.
— Но и я не такая умная как вы, сеньор Яго, — как ни в чём ни бывало улыбается она. — Так мне позвать отца Мануэлло?
Йозеф думает какое-то время, пока решительно не скажет,
— Нет.
Девушка ещё что-то там щебечет, Йозеф не слушает и «впопад» кивает, он умеет. А потом она всё же встанет и начнёт собираться.
— Он вами очень дорожил, сеньор Яго, — бросает Исабель, когда уже открывает дверь, чтобы уйти.
— Что ты сказала?
— В воскресенье, в одиннадцать. Не опаздывайте! — она смеётся и выбегает.
Йозеф ещё долго не шевелится и смотрит в белый потолок.
– ... он никогда не говорил, – тихо выдыхает он самому себе.
***
Четыре пары глаз осуждающе поворачиваются к Адольфу.