Забвение

Мальбонте над всем, как сама тьма, как непреложная истина, которую не перекрыть ни одним возражением. Полноценный до кончиков волос, ресниц, до кончиков перьев в каждом крыле. — В пору выпускать новый трактат о Мальбонте, а, красотка? — звучит над ухом голос Ади, в котором не скрывается красноречивая усмешка. — Будешь гундеть — испепелю! — бросает Сиб взгляд из-под бровей. В своём величии и стати может поспорить даже с наследником ада. Люцифер, при всех своих достоинствах, лишь непокорный мальчишка с грустной судьбой, жаждущий залить своё горе глифтом, когда не хватает сил справляться с раздирающими последствиями ран. Но вот — мальчик, выросший в заточении, разделённый надвое всю сознательную жизнь, спорит с ним нравом, характером, красотой, стойкостью и упорством. Он не станет канючить о горестях жизни с отцом, любящим измываться. Он выше всего. Выше всех. — Это не историческая летопись! — Мальбонте негодующе хмурит брови, откидывая голову на спинку кресла. — Ты сказал мне изливать мысли и чувства на бумагу! — О происходящем! — Это! Вот это со мной происходит! — Сиб, стоя посреди комнаты, сотрясает исписанными листами воздух. Мальбонте накрывает ладонью глаза от бессилия и шумно вздыхает. — Думал, отвлечешься и напишешь что-то стоящее! — бубнит сам себе. — Мне это дорого, — отвечает Сиб уже спокойно. — Мемуары. Может, песни кто будет слогать. — О чём? — Мальбонте отнимает ладонь от лица и смотрит то ли с усмешкой, то ли со снисхождением. — О великой любви, — Сиб легкомысленно пожимает плечами, бросает кокетливую улыбку и махает в развороте хвостом волос. Такого восхищения не добьётся больше никто в земной жизни или жизни небесной.