Малиновое поле

Падали с неба, кружились и оседали на белоснежный покров ледяные снежинки затейливой формы. Стояло морозное, свежее утро, одно из таких, когда хочется отложить все дела на потом и в тишине насладиться строгой красотой ранней, молодой зимы. Однако в кафе рядом с фонтаном, который не включат до самого лета, не было ни одного посетителя, поэтому официанты вздыхали и от скуки и вели между собой неторопливую беседу. — Не жалеешь, что бросил учебу? — поинтересовался парень, звеня неизменными красными серьгами в ушах и изображая легкое осуждение на лице. — Нисколько. Я, в общем-то, никогда не горел желанием гнуть спину в офисе за гроши. Но ясно осознал это только сейчас, — с самоиронией ответил другой официант, трепеща заледеневшими ресницами, на которых медленно таяли снежинки. Он, сидя за столиком для посетителей в теплом помещении, спокойными голубыми глазами оглядывал занесенную снегом веранду, с которой было связано множество воспоминаний. — Буду работать здесь, с тобой, пока не пойму, чего я действительно хочу. Этой отчаянной преданности своим желаниям и чувствам меня кое-кто научил. Ненадолго в пустом кафе воцарилось молчание. Его интерьер отличался приятной и незагруженной простотой — мягкие кофейные тона приняла и утонченная мебель, и сервизы, которые подавались гостям, и стильная униформа официантов. Комнатные растения разных видов, ухоженные и кроткие, украшали расписные столики и стенды. Место это было непопулярным и безлюдным, благодаря чему работа приносила сотрудникам удовольствие и не надоедала. А те немногие, кто знал про это маленький, дружелюбный островок спокойствия в вечно гудящем, суетливом, холодном мегаполисе, заходили сюда ежедневно. Ведь здесь варили потрясающий, ароматный кофе и готовили отменные десерты, а приветливый персонал всегда был не прочь поболтать. Узоры в виде ягод малины возвращали замерзших посетителей в ясный июль, когда можно было присесть на веранде, чтобы подышать горячим воздухом, позагорать на солнышке и издалека полюбоваться на бурлящий фонтан. — Как давно вы не виделись с Манджиро? — невзначай бросил Изана, сделав вид, что не заметил, как друг вздрогнул всем телом после произнесенного имени. — Ты же сам знаешь. Несколько лет, — немного помолчав, тихо произнес Такемичи. Он и сам не заметил, как начал прокручивать на пальце кольцо из стеблей одуванчиков — это действие вошло в привычку и бессознательно возникало каждый раз, когда речь заходила о нем. — Много воды утекло с того времени. На месте, где стояло Малинового поле, уже вот-вот достроят гидроэлектростанцию, все деревенские живут-поживают в Городе, работают, учатся, в кафе к нам захаживают… Все, кроме Майки, — с трудом выдавив имя, он опустил беспокойный взгляд на свои руки, которые каждую зиму покрывались волдырями от мороза. — Помнишь, что рассказала нам Эмма, как только восстановила речь? Что ее брат уехал.. как там было… — Повидать мир, — напомнил Изана, усмехаясь детскому, наивному поведению того, кто мог бы сказать такую помпезную фразу. — Да.. точно. Что заставило его принять настолько безрассудное решение? Почему он не увиделся со мной перед отъездом и.. где он сейчас? — Ханагаки с беспомощной тревогой развел руками, зная, что никто не в силах ответить на любой из заданных вопросов. — Наверное, Майки так и не принял смерть Малинового поля. Мы все любили это место, но он.. он не мог без него дышать, — светлая улыбка скользнула по обветренным губам, как только парень вспомнил уроки своего дикаря-наставника и его всепоглощающую одержимость домом. — Если Майки все же сможет смириться с этой потерей, то обязательно найдет меня. Ведь он обещал. — Не изменяешь ему? — шутливо приподнял одну бровь Изана, намекая на различные непотребства. — Скажешь тоже! Я не хочу, чтобы меня с обрыва в озеро сбросили, но в этот раз уже с летальным исходом, — обиженно воскликнул Такемичи, в то же время поддержав неудачную шутку. Затем, посерьезнев, парень с мечтательной нежностью добавил: — Он у меня один на всю жизнь. Еще не встречал никого красивее, слаще, солнечнее, свободнее и… — заметив отвращение к подобным речам на лице собеседника, Ханагаки неловко кашлянул и перевел тему. — Да и вообще, мне просто некогда изменять! Начальник сутками заставляет нас сидеть тут сиднем, пока задница не отвалится. Ни одного выходного за последний месяц не дал! Ни одного, собака, хотя посетителей почти нет! — Зато позволяет делать скидки нашим друзьям и родным, — не поддержал бесплодное возмущение напарника Изана. — Дед мой каждый день сюда за кофеечком заходит перед лечением, бабушка твоя тоже, Эмма повадилась тут раз в неделю свидания со своим муженьком Дракеном устраивать, как и эти твои богатенькие Коко с Инупи. Те вообще кормятся здесь за милу душу. Так что лучше поблагодари нашего.. — тут наблюдательный взгляд его скользнул к веранде, глаза непроизвольно распахнулись, и радостная усмешка расцвела на просветлевшем лице, — ..миленького начальника. Ладно, безделье окончено. Я пойду за стойку, а ты поправь свои пакли и бегом за работу. У нас ранний посетитель. Показав рожицу уходящему официанту, Такемичи все же взъерошил отросшие, густые волосы по его совету и, вздохнув, встал из-за столика, чтобы встретить гостя. Ему вовсе не хотелось приветливо улыбаться после настолько тяжелого разговора, как обязывал поступать кодекс кафе, однако делать этого и не пришлось. У веранды стоял байк глубокого вишневого цвета. На ходу снимая шлем, с пронизывающего холода улицы в помещение ворвался теплый ветер и согнал с вытянутого лица замеревшего Такемичи бледность, посеяв на него румянец первой встречи. В коротких, черных, как ночная мгла, волосах посетителя блестели ниточки и перья золотого цвета, на широких плечах покоился плащ, который теперь был ему в самую пору, в темных глазах играло бликами солнце, а в руках тряслась картонная коробка, пахнущая знойным июлем. Это был Майки. Он немного изменился за прошедшие годы, хоть и совсем не прибавил росте — мягкие, неопределенные подростковые черты его заострились и приняли окончательную, несказанно прекрасную форму, осанка стала уверенной и гордой, а мышцы — рельефнее и сильнее. Но это все еще был тот же свободный, порывистый, эмоциональный, диковатый повадками Майки, в улыбке и веснушках которого сияла свежесть и дыхание лесного рассвета. И он любил так же сильно, как и раньше. Об этом говорили его дрожащие губы, взгляд, полный ликования, любования и нежной радости, и нерешительность, с которой он пытался заговорить первым. Момент был до ужаса волнительным и глупым, как решил посмеивающийся Изана, который подглядывал за немой сценой из-за стойки. Взрослые люди двадцати лет отроду не могли сказать ни слова, попросту не веря в присутствие друг друга, боялись протянуть руку, чтобы не наткнуться на пустоту и не осознать, что перед ними очередное призрачное видение. — Я принес тебе малину, — несмело шагнув вперед, все-таки сумел робко выронить Манджиро. Коробка, лежащая на его озябших руках, и вправду была доверху наполнена спелыми ягодами цвета его губ. — Где ты нашел малину зимой? — чувствуя, как слезы подходят к горлу, безнадежно глупо спросил Такемичи. Звук звонкого, мелодичного голоса, который только что облетел кафе, спустя долгие годы разлуки заполнил пустоту в его разрывающемся сердце. — Н-не важно. Только не плачь, — увидев, как Ханагаки знакомым движением подносит руки ко рту и, собираясь всхлипнуть, выгибает брови, суетливо и встревоженно попросил Майки. — Ну вот, хотел порадовать тебя, а вышло наоборот… Ахти, ты все еще носишь! — воскликнул он с приятным удивлением, указывая на безымянный палец, который хранил подаренное давным-давно плетеное кольцо. — А ты все еще пользуешься украшениями для волос, — подавив радостные слезы, тихо улыбнулся Ханагаки и вгляделся в черные пряди, сквозь которые проглядывали стильные заменители деревенских разноцветных ленточек. — По-моему, с того лета ты ни капельки не поменялся, Манджиро. — Неправда! — резко воспротивился парень, делая еще один осторожный шаг навстречу. — Не думай, что я просто так мотался по миру все это время. Я прислушался к тебе и отправился в путешествие, чтобы стать взрослее, повидал кучу распрекрасных мест и людей, и, поверь мне, даже смог отпустить Малиновое поле, хоть это было ой-ей-ей как трудно… Память о нем дорога мне и все еще хранится внутри, в груди и голове, как ты мне показывал давным-давно в поезде.. но я двигаюсь вперед. Я начал думать о будущем, набрался жизненного опыта и даже нашел свое призвание, — с жаром затараторил Майки о своих маленьких победах, подходя все ближе и ближе к молчаливо улыбающемуся собеседнику. — Я теперь мотогонщик и езжу на том самом малиновом байке, который мы видели в нашей июльской поездке, и, веришь ты или нет, выигрываю почти каждую гонку, ахти как много зарабатываю и даже могу купить нам.. то есть, не обязательно нам, но все же купить квартиру в том самом районе, где можно жить безопасно и счастливо, где никто не осудит и не убьет, Такемичи, ты понимаешь.. — он задохнулся, когда его сбивчивую речь прервали на полуслове. Затем ласково взяли за шею и поцеловали в обе холодные щеки, ярко разукрашенные морозом. — Тихо, Майки, тихо. Я верю тебе. Главное, что ты наконец-то здесь, — в этот раз с облегченным, доверчивым, растроганным наслаждением произнеся заветное имя, Такемичи приблизился к его малиновым губам и глубоко вдохнул перед погружением в долгожданную, сладкую, теплую, темную-темную бездну. — И пожалуйста, теперь.. всегда зови меня касатиком. Единственный родной, самый настоящий дом их наконец нашелся — они, пройдя многочисленные испытания своих чувств, научившись ценить, а не стирать колоссальные различия между собой, набравшись сил для светлого будущего и как никогда готовые жить, уже навсегда поселились не в Малиновом поле и даже не в Городе. А друг в друге. И посреди жестокой, суровой и неимоверно долгой лютой зимы, которая засыпала улицы пластами бесцветного снега, умерщвляла деревья, погружала в сон цветы и леденила душу человека, неувядающая любовь двух вечно юных мальчишек и их приторный поцелуй заставили расцвести его. Ослепительное, ягодное, жаркое, лучистое и до головокружительного безумия нежное — оно самое. Лето.