Изумрудная верность

— Иу. Извращенец какой-то. — Смею напомнить, что слух у вампиров очень чуткий. Бри поджала губы и недовольно скрестила руки на груди. Я взъерошила девочке волосы, и Сырок принялась приглаживать пряди, раздражённо при этом ворча. — Не дёргай тигра за усы, — добавила я чуть тише. — И тогда он не откусит твой бочок. — Это вроде про волков было. Ну там, Джейкоб, Сэм, все дела. Я усмехнулась и подняла руки, демонстрируя Бри шевелящиеся пальчики. — А что, тигры за бочок теперь у нас не кусают? — Ты не посмеешь! — О, де-етка! — И-и-и-и, нет! Сырок завалилась набок, когда я принялась её щекотать, и засучила ногами, пытаясь меня скинуть. У неё, естественно, не выходило: в щекотке у меня был огромный опыт. А уж супруга моя была посильнее девочки-подростка пятнадцати лет, да и вырывалась более профессионально. Здесь же… ну, ногами она дрыгает — дальше-то что. Ничего, то-то и оно. Но вообще, надо бы что-то делать с борзотой Бри. Я понятия не имела, как мне притушить огонёк её свободолюбия, который может привести нас на вполне реальный костёр. Мало ли чем тут Вольтури балуются: не понравится какому-нибудь кенту комментарий моей младшей сестрёнки — и всё, финита ля комедия, как говорится. Кабздец подкрадётся на коротких ножках. Бри я в каком-то смысле понимала: девочка только-только начала отходить от жизни со своим ультимативным и жестоким отцом, который представлял для девочки нешуточную опасность во всех сферах её жизни. Я могла только надеяться, что не в сексуальной, но кто его знает — может у мужика просто на ребёнка не вставало, но вот через пару лет… Но это я сгущаю краски, конечно же. В любом случае, нам этого не узнать, и это хорошо. Но у нас другая проблема: как я уже говорила, Бри на волне расслабона после жёсткости своего папаши совершенно не следила за языком. Это как с маятником: отец Бри качнул его в сторону напряжения; забрав девочку из неблагоприятной среды, Каллены дали маятнику сдвинуться в другую сторону, к излишнему свободолюбию и несдержанности. В нормальных условиях Бри постепенно пришла бы в норму, а её психика восстановилась; у нас вышло как вышло, и у девочки просто не было времени, чтобы перестроиться обратно в тихую серую мышку, лишний раз не высовывающую носик из норки при опасности. Она была как Тимон из Короля-Льва: вместо того, чтобы бежать от гиен, она могла станцевать им Хулу. Мне казалось, что Бри сопротивлялась самой идее того, что ей придётся быть тише и сдержаннее. Я видела, как иногда Сырок брала себя в руки и начинала вести себя подобающе для нашей ситуации, однако таких моментов было крайне мало. Практически не было, если уж быть до конца откровенной. И что с этим сделать, скажите на милость… Я осаживала Бри, делала ей замечания, просила быть аккуратнее — без толку. Девочка угоманивалась на пару часов, но потом начинала снова агрессировать или что-то говорить, потенциально опасное для нас с ней. Возможно, так проявлялись её нервы… да, скорее всего. Некоторые люди зажимаются в стрессе, тогда как другие наоборот становятся излишне дерзкими, раскрепощёнными. Реакция бей-замри-беги, получается, только немного переиначенная. Но делать-то с этим что? При этом я не могла сказать, что Бри, как маленькая глупая девочка, ничего не понимает. Всё было совсем не так! Сырок отлично осознавала глубину той Марианской впадины, куда мы рухнули; но даже отдавая отчёт о происходящем, она словно не могла совладать с собственным ртом! Как бы ей тут язык не откусили, в самом деле… я за эту мелочь всё-таки в ответе; как я буду Эсме в глаза смотреть, если Бри вернётся домой без одной из комплектующих? Вампир, так и не представившийся мне, вернул меня в апартаменты и намертво приладил обратно кусок решётки. Ещё и добрых снов пожелал, джентлемен долбанный. Бри была внутри нашей прекрасной каменной комнатки, как и раньше, будто никуда и не отлучалась; я всё же заметила, что на девочке другая одежда, да и лицо больше не в чёрных полосах косметики. В целом, выглядела Бри хорошо: умытая, чистенькая, с расчёсанными волосами. Без косметики она выглядела младше лет на десять, если честно. Увидев девочку без боевой раскраски, я, признаться, слегка вздрогнула: подобное напоминание о возрасте моей сокамерницы действовало не хуже сосульки, засунутой за шиворот тёплого пуховика. Бри была маленькой и очень молодой. И находилась в той же большой-пребольшой проблеме, что и я; как выбраться из неё, ни она, ни я не знали… короче, оставалось ждать у моря погоды и надеяться на чудо. И на Элис. Только вот в Элис у Бри веры не было совершенно: когда я единожды заикнулась о том, что провидица нас обязательно вытащит, — у нас же под боком не было оборотней или дампиров, которые глушат следилку провидицы, — Бри отреагировала нервно и крайне негативно. У меня, признаться, даже сложилось впечатление, что Бри была бы не прочь сжечь Элис на том самом костре, куда Сырок могла бы угодить сама из-за своего грязного, не знающего меры языка. Как бы впихнуть мне в её хорошенькую головку правила общения с психами и действия при террористическом захвате… сама-то я их назубок выучила во время похода по детским поликлиникам: там что ни стенд около регистратуры — то предупреждения от МЧС или полиции. В моём будущем такого уже не было. И регистратур не было. И огромных толстенных медкарт с историями болезни… с одной стороны, это всё очень разгрузило докторов; с другой — ушла значительная часть моего детства и юности. Помнится, мы с другими больными детишками даже толщиной этих карт мерились. У кого толще — тот, значит, выиграл. Дебилы малолетние. Ясно же, что выигрывает всегда тот, у кого из-за толщины карты завели вторую! То есть, у кого этой карты вообще не было — вот что я имела в виду. Потому что болеть прикольно только в детстве. Когда же ты вырастаешь, любая болячка воспринимается как предательство от своего лучшего друга и брата. Типа: «Организм, ты чего это?! А ну-ка немедленно прекрати!» Эх, детство… Бри устало развалилась на кровати. Я примостилась у девчонки в ногах, упёрлась лопатками в стену, но быстро выпрямила спину — не хватало ещё к застуженному мочевому пузырю обзавестись стреляющим позвоночником. Или что там защемляет обычно из-за холода… Короче говоря, в наших условиях и при практически средневековом отсутствии медицины стоило бы поберечься. Хотя бы со стенами не обниматься — они же просто ледяные! Блин, может, попросить ковёр и чисто по-совковому повесить его на стену? Насколько я знаю, это ещё для звукоподавления делали, но у нас тут ни эха не было, ни соседей… зато сможем сидеть спиной к стене. Всё какое-никакое, а разнообразие. Может даже медитировать начнём из-за этого… а то я всё откладывала. Последний сеанс прошёл странно: меня вырубило, хотя это точно не было сном, а после пробуждения я ещё какое-то время чувствовала запах леса и свежесть воздуха, как будто после грозы. Озон, все дела. Да и Бри говорила, что пахло от меня так, будто я на прогулку выбралась. Так что после такого опыта я, признаться, немного ссыковала снова погружаться в «пучину своего сознания». Одно дело, если ты более или менее управляешь процессом, как было у меня во время медитации на клён. И совсем другое — когда тебя вырубает настолько, что ты полночи сидишь и не дёргаешься. Хотя, если так подумать, во время медитации на клён я тоже просидела слишком долго. Дня три, кажется. И вывел меня наш Мистер Меланхолия… Которого теперь рядом не было, так что никакой медитации. Вряд ли Бри сможет полноценно заменить менталиста с опытом выковыривания потерявшегося разума из просторов мультивселенной. — Интересно, когда обед, — мечтательно протянула Бри. — Скучно аж жуть. — Не уподобляйся мне и не заедай скуку, — вздохнула я. — Займись чем-нибудь полезным. — Чем, например? После вчерашних отжиманий у меня руки болят. И задница. — Чем ты отжималась, спрашивается… Девочка фыркнула, и в этом звуке я вдруг услышала собственное припорошённое добрым отношением недовольство. Ах ты ж коза малолетняя, меня копируешь! — Ой да ну тебя, — сказала Бри, закрывая глаза. — Ты же всё поняла, о чём я… — Поняла конечно. Спи. — Я нанервничалась сегодня вообще-то, когда проснулась, а тебя нет. Я ещё раз пощекотала девочку, но на этот раз совсем капельку, чтобы не сбить подкрадывающуюся к ней сонливость. Недоспала, ясно же, как летнее небо. И чего только вскочила… А может её и разбудили. Ну, чтобы отвести в душ и косметику смыть. В этом случае я готова простить прерванный сон: главное, что Бри не сожгла себе лицо к чертям. В отличие от меня, на её коже даже никакого покраснения или высыпания не было. Вот она, сила юности! Ой, что-то закат мерещится… — Ну не могу же я постоянно быть рядом с тобой, Сырок. Спи давай. — Надеюсь, ты никуда не свалишь… — Я тоже на это надеюсь, — пробормотала я в сторону. Бри вырубилась, будто по щелчку пальцев. Всего одно мгновение — и я уже слышу её тихое сонное сопение. Очень круто вот так уметь, всегда завидовала людям, которые мгновенно засыпают. У меня жена такая была. Если она захочет спать — она заснёт в любом положении и при любом окружении. Последствия не очень хорошего и совсем не спокойного детства, однако хотя бы полезные. Я накрыла Бри одеялом, а сама встала, чтобы размяться. Немного: махи руками и ногами, пара приседаний, суставная гимнастика. Чисто чтобы не закаменеть в этой коробке и при этом не вспотеть — вряд ли мне ещё раз перепадёт душем. Удивительно, что у меня получалось думать о бывших отношениях без разрывающегося от боли сердца. Я, несомненно, всё ещё любила человека, который остался разве что в моей памяти, однако больше это чувство не драло мне грудь подстриженными кошачьими когтями. Хотелось вспоминать прошлые отношения с ностальгической улыбкой, с благодарностью за хорошее, с мягкими слезами счастья, которое больше никогда меня не коснётся. Это всё ещё было тяжело — принять нашу разлуку, я имею в виду. Несмотря на устроенные ненастоящие похороны и вроде бы пройденные пять стадий принятия неизбежного, я всё ещё скорбела. Не так, как в начале своего перемещения сюда, однако достаточно сильно, чтобы сердце нежно сжималось от тоски и любви. Это было даже приятно… немного. Не то, что я могла бы порекомендовать кому-то, но не так плохо, как я ожидала. Вообще… учитывая, что расставание произошло не по нашей воле и даже не слишком честно… короче, мне не было так плохо, как могло бы быть — и на том спасибо. Закончив с разминкой, я подошла к решётке и, как могла, выглянула наружу. Никого не было, даже тени в неверном свете факела не наблюдалось; в целом, это ничего не значило, потому что расстояния для вампиров не представляли какой-либо проблемы. Вполне возможно, что наш предполагаемый охранник рубится с кем-нибудь в карты на несколько этажей выше; вампирский слух точно мог бы ему помочь отслеживать наше с Бри состояние, если это требуется. Непонятно, чего Вольтури тянули. Почему мы с Бри до сих пор не встретились с кем-либо из верхушки? Джейн и Алек явно были проинформированы о нашем с Бри существовании как Калленов, Карлайл же отправлял факсы! Значит, удерживать нас здесь против нашей воли — всё равно что объявить вегетарианцам войну. Ох, вот чего бы мне не хотелось — так это махания с сильными мира сего. Ну серьёзно! Зачем сражаться, если можно быть друзьями, как говорил в одном фильме прекраснейший Артур, пока ещё не король Камелота? Я вот мнение этого шикарного мужчины полностью разделяла, а потому не могла понять великого замысла Вольтури. Или кого-то определённого из Вольтури. Аро? Вроде бы Джейн и Алек больше всего работали на него, если можно так назвать их службу и послушание… или Кайус? А что, держать меня и Сырка в каменных апартаментах — отличная шутка, как раз в духе жестокого вампира. Вряд ли Маркус, он, насколько я помнила, мало был заинтересован в жизни в общем. Так что… — Какого ж чёрта вам от нас надо, — пробормотала я, осторожно растягивая бедренные мышцы. Заключение меня угнетало. Бри, наверное, всё же больше, однако она не стеснялась в проявлении своих эмоций; я же чувствовала ответственность и давление из-за того, что Сырок в своих настроениях ориентировалась на меня. Мне казалось, что, немного отпусти я свои нервы — и Бри подхватит их на раз-два. А затем ещё и преумножит, словно стресс размножится в её хорошенькой головке, стукаясь о стенки черепа! …прозвучало так, будто в голове у девочки ничего нет. Это не так, конечно же; Бри была очень умной малышкой. Когда она того хотела. Во время очередного поднятия из наклона я чуть было не отшатнулась от решётки: прямо за ней стояла Джейн. Вампирша пристально смотрела на меня, не моргая, — ну, вампирам это и не требуется, — и не двигалась, даже когда я ей несмело помахала. Такое ощущение, что меня она полностью игнорировала, хотя при этом продолжала прожигать в теле две аккуратных дырочки своим пристальным взглядом. Джейн молчала после того, как я откашлялась и даже после того, как я поздоровалась с ней. Так что я решила на эту молчаливую красноглазую статую просто плюнуть — что мне теперь, на каждого вампира здесь реагировать? Мало ли какие у кого тараканы и как они за время после оборота мутировали. А у меня нервов не так много, чтобы так бездарно их тратить на всех подряд. Короче, я продолжила свои аккуратные наклоны и растягивание сухожилий. Организм засиделся в клетке, мне не хватало здесь свободы, движения и воздуха. А ещё стены, кажется, слегка сдвигались внутрь, из-за чего появлялось ощущение, будто мы с Бри будем сдавлены ими насмерть, и… …и это всё всего лишь очередные игры разума, конечно. Я это понимала. А потому не реагировала и не давала своей паранойе цвести на почве клаустрофобии. Которой у меня, вообще-то, никогда не наблюдалось. Вот до чего эти ваши отношения с вампирами доводят. Психотерапевта мне, и срочно! Главное только чтобы его тут никто не съел по пути до наших с Бри апартаментов, да… а то помню я, как тут экскурсии проводятся. В фильмах это был один из самых шикарных моментов; особенно мне запомнилась секретарша Вольтури, которая весьма хладнокровно отправляла людей фактически на убой, сама при этом улыбаясь и надеясь на другое от них отношение. Получается ли это, что Вольтури сами же отступали от собственных правил, раз они спокойно информировали о своей природе людей? Ясное дело, что не все из той же прислуги выживут и станут вампирами, однако какое-то время эти гомо сапиенсы существуют, живут, общаются, едят — и всё это со знанием того, что в мире существуют кровопийцы… Или тут как в поговорке: что позволено Юпитеру — не позволено быку, так, что ли? Вообще, никак я не могла взять в толк: как же это выходит, что вампиры в какой-то момент начинают мнить себя чем-то большим, чем видоизменённый человек? Типа, здравствуйте, все мы когда-то были, — а кое-кто вроде меня до сих пор и является, — простыми людьми. Человечками, не слишком сильными, не очень выносливыми, совершенно точно хрупкими и крайне смертными. И то, что вас однажды укусили, не делает вас лучше… То есть, ладно, всё-таки делает. Хотя бы те же физические характеристики меняются в сторону большей крутости: я, сколько бы ни старалась, не смогу на раз-два взять и оторвать дверцу у машины. А любой вампир, даже самый ослабевший и голодный, сможет. Так что в этом смысле вампиры всё-таки были лучше людей. Но всё равно, я считала, что их проапгрейженные тела не давали им права смотреть на людей свысока. Вы были такими же: слабыми, немощными, никакущими. И теперь вы, вообще-то, живёте исключительно за счёт их слабой крови, разве нет? Убери человечество с лица земли — и все вампиры вымрут! Ну разве что кроме Калленов и Денали, наверное. Они-то у нас вегетарианцы. Однако однажды умрут и желтоглазые. Просто из-за того, что вампиры без людей даже размножаться не могли. Тоже тот ещё рояль в кустах получается. Я, как ни пыталась понять, так и не смогла разгадать эту загадку имени Майер: почему сперматозоиды у вампиров живучие, а яйцеклетка — нет? Если у вампиров зарастают повреждения, то и клетки могут делиться. В свою очередь, это значит, что может и зигота появиться… Ладно, возьмём за рабочую теорию, что проткнуть оболочку вампирской яйцеклетке нереально, и даже вампирские улучшенные супер-сперматозоиды на это неспособны. Что довольно странно — они всё же к одному виду принадлежат, а размножиться не могут… да даже у львов с тигром вышел лигр, а тут никак! Или это простейшее ограничение от мира? Типа, не плодитесь и не размножайтесь, иначе лет через двести у вас будут человеческие фермы, а потом опять же всё тот же сценарий тотального вымирания. Гейм овер, товарищи. Приплыли. Но тут вот какой вопрос: если вампир может обрюхатить женщину, — простите мне мою грубость, — то почему же у нас нет целой кучки весело бегающих дампирчиков, перекрывающих своим существованием третье веко моего дорогого эльфа, сбежавшего от Санты? Нелогично-с, вот что я хочу вам сказать. Даже если матери умирают — ребёнок-то должен выжить, нет?.. хотя, если память меня не подводит, там были свои приколы. Вроде как Карлайл в книге или фильме прокусывал детское место, потому что ни один скальпель не брал эту камеру хранения маленького упырёнка. Ещё одна теория у меня появилась прямо в процессе обдумывания: а что, если детки-вампирки выживали, однако потом их прибивали свои же? В каноне нам показано сверхбыстрое развитие Ренесми, просто феноменальное. Было чудом, — авторским произволом? — что девочке перепали дары от родителей; была бы она без них такая умненькая и развитая? А учитывая политику Вольтури насчёт обращённых детей и неконтролирующих себя взрослых вампиров — скорее всего, неоперившихся дампиров просто выреза́ли под корень ещё до того, как они учились себя контролировать. Короче, вопрос на вопросе, но задавать я их никому не буду. С этих массовиков-затейников ещё станется проверять часть моих вопросов на мне же — или же я просто о них думаю хуже, чем они есть на самом деле… в любом случае, бережёного бог бережёт. И вообще, что-то мне не нравится, что я зачастила с использованием поговорок. Не к добру это, как говорится. Джейн смотрела на меня всю мою разминку. Что я ей, обезьянка в вольере, что ли?.. неприятное ощущение, но я продолжала вертеть локтями и коленями, стараясь не обращать на красноглазую внимания. Выглядела Джейн даже младше, чем Бри, и подспудно я вампирше посочувствовала: я и сама писала книгу про вампира-ребёнка, так что примерно представляла неудобства, с которыми Джейн могла столкнуться. Ничего приятного, короче. Интересно, почему её не обратили позднее? Наверняка там была какая-то сложная история; более того, я была практически уверена, что дар Джейн, — причинение другим боли, пускай и не настоящей, — был последствием её страданий. Ну не появляются такие способности без должной подводки к ним, это вам любой автор или сценарист скажет! А Майер дурой всё-таки не была. Так что и история у Джейн должна была быть соответствующая. — Ты хочешь пить? Я выпрямилась и упёрла руки в бока. Услышать этот вопрос было неожиданно; к тому же после того, как Джейн какое-то время просто стояла и рассматривала мою физкультуру. Нет, ладно, физкультура и вода — это вполне логично. Но тем не менее было странно, что Джейн спросила про это, хотя до этого игнорировала мои попытки с ней поздороваться. — Было бы неплохо. — Я сейчас принесу. Она ушла от камеры обычным человеческим шагом, слишком задумчивая, чтобы я была спокойной. Что ещё за приколы пошли… ей приказали что-то разведать или в этом роде? Что её интересует-то? Наверняка есть какая-то цель; Джейн не казалась мне тем человеком, который будет делать что-то, не получая какой-либо выгоды взамен. У вернувшейся вампирши я взяла бокал с чистой водой. М-м-м, вот это вкуснятина… после ужина со странным вампиром мне всё ещё хотелось пить; просить утолить мою жажду я не стала, опасаясь, что мне опять принесут какую-нибудь гадость вместо обычной H₂O. Вот и страдала, стараясь не замечать этого. И надеялась на сок, который мог перепасть нам на ужин. Бокал я вернула. Джейн забрала его, не смотря — взгляд девушки был прикован к моему Оболу, который я надела поверх платья. Да что им всем неймётся из-за этой монеты-то, а? Вот Каллены спокойно на неё реагировали, а здесь уже второй вампир смотрит на подарок Самой, как на ядовитую змею. Или на пометку Клондайка на карте золотодобычи. И непонятно ещё, что в моей ситуации лучше. С другой стороны, у Калленов осведомлённым, — хоть как-то, — насчёт Обола был только Карлайл, причём за счёт своего прошлого пребывания в Вольтерре. Патриарх клана не был уверен в правильности своих знаний, поскольку в этом мире, как говорится, «ничто не истинно». «И всё дозволено», но только тем, кто относится к Вольтури. Ну а я сейчас как бы в той самой Вольтерре, где оставались знакомые Карлайла, знающие магию, и какие-то знания об Оболе. Так что Джейн может и уставилась на монету потому, что какие-то тайные тайны ей известны. — Ты что-то хочешь? — спросила я после примерно двух минут молчания. Это для вампира нормально вот так замереть и уплыть в путешествие по собственному сознанию и памяти. А мне было всё-таки слегонца некомфортно, что одну часть меня просто пожирают глазами. — Монета, — оживилась вампирша, переведя взгляд на меня. — Отдай её мне. — И что ты будешь с ней делать, позволь поинтересоваться? Девочка прищурилась. Из-за этого выражение её лица стало недобрым, опасным и немного неприятным. Из миловидного подростка она превратилась в маленькую дикую крыску, готовую прыгнуть на тебя из-за одного неосторожного движения. — Тебе какое дело? Над кроватью повешу. — У тебя осталась кровать? — закатила я глаза на такой ответ. — Даже у Калленов, которые, насколько я знаю, живут меньше тебя, кроватей в комнатах не было. И это они ещё пытались казаться нормальными людьми, попрошу заметить! Джейн коротко оскалилась. Ну точно крыска. Верхнюю губу она подняла всего на секунду, но мне этого хватило, чтобы заметить желтоватые мелкие зубы — на удивление все, судя по всему, взрослые. Вопрос: если вампир оборачивается в до-подростковом возрасте, — и Вольтури его потом не грохают, едва заметив, — то что будет с его молочными зубами? Они поменяются при переделке тела? Или несчастный почти-не-ребёнок так и будет ходить с запасными кусалками в челюсти? Ладно, это сейчас неважно. — Я дала тебе воду, — опустилась Джейн до шелестящего шипения. — По правилам вежливости… Я задрала рукав платья, демонстрируя девочке синяк в форме её ладони на своём предплечье. Именно Джейн схватила меня после прилёта, дёрнула к себе и начала угрожать, чтобы я даже дёрнуться не пыталась. Джейн — не Алек. Синяк уже сходил и был грязно-жёлтого цвета с несколькими тёмно-серыми пятнами. Зрелище он представлял отвратительное. — Что-то ты не помнила о вежливости, когда сжимала мою руку, — сказала я, хмуро уставившись на вампиршу. — Ещё немного, и с костью я могла бы попрощаться. — Я бы тебе не навредила. — Ты не можешь знать этого в моменте! — Нам было запрещено! — И ты думаешь, что я отдам тебе сейчас монету? После этого?! — Кайус сказал… Она так быстро захлопнула рот, что я услышала, как клацнули её зубы. Девочка ошалело захлопала ресницами и была, кажется, удивлена собственной разговорчивости. Я прекратила концентрироваться на Джейн, представляя на месте её рта Перт — руну раскрытия тайн. Даже недолгое волшебство существенно ударило по состоянию, и теперь я очень хотела спать. Кайус… Тц. Мне его имя ничего почти не сообщило, конечно, но это была хоть какая-то зацепка. Как я и думала, именно этого последователя одного небезызвестного Маркиза нам с Бри и стоит опасаться. Вот про него я практически ничего не знала. Об Аро и Маркусе — хоть что-то, но про Кайуса кроме его увлечений и садизма я ничего не помнила. Очень неприятно, однако. Я сняла с шеи Обол с цепочкой и кинула его Джейн, как собаке кость. Заслужила, маленькая дрянь. Хорошего отношения у меня к ней не было. Ну может только капельку... — Держи, — сказала я. — Только имей в виду, что в двенадцать карета станет тыквой, и монета вернётся ко мне, что бы ты с ней ни сделала.