Проба сына

Я очнулся после своей фактической смерти. Теперь я ничего не чувствую, теперь моя кровь другого цвета, теперь я полностью подчиняюсь Фридеманну Шмидту. Я стою перед зеркалом, смотрю на своë отражение, застëгиваю жилет. Дверь в комнату широко открывается, заходит Виктория, моя мать. — Вальтер, отец зовëт, зайди к нему, — еë голос холодный, напоминает мой, но не такой какой был раньше. Я замечаю в себе изменения, и они меня не тревожат. Я застегнул последнюю пуговицу, повернулся к матери и произнёс: — Хорошо. Теперь я покорно, не задумываясь, выполняю сказанное матерью — иду к отцу. Он находится в своей комнате. Я не жду и сразу стучу в дверь. С другой стороны слышу шаги, потом дверь открывается и я вижу низкого человека в очках — это мой отец. Он улыбается, проводит рукой в помещение, приглашая меня. Я распознаю жест и прохожу внутрь. — Как ты себя чувствуешь, Вальтер? — его вопрос про чувства странный, он должен понимать, что я ничего не чувствую. — Никак. Отец молчит, смотрит с полсекунды, а потом улыбается и отводит взгляд в сторону. Думаю, его удовлетворил мой ответ. — Отлично, — он подходит ближе, — но я хочу проверить это, — мне знаком этот тон, раньше я определëнно его слышал. Рука отца уже находится на моей спине, в районе талии, я покорно стою. Он снизу вверх смотрит мне в глаза из-под очков, я не могу прочувствовать этот взгляд сейчас, я вообще не могу чувствовать. Отец плавно переводит руку на моë бедро, закрывает дверь и отводит меня к кровати. Я оказываюсь под ним. Мне не кажется это правильным, но я должен слушаться. — Раньше тебе такое не нравилось. «Мне и сейчас не нравится.» — подумалось мне, но сказал я другое: — Я не знаю, как было раньше, — при моей памяти: отец никогда не делал подобного, я не путаю. — Ты и не должен, — с этими словами он ныряет к моим губам, целует их. — Как тебе, Вальтер? Я не знаю что ответить, просто нечего. Он будто издевается, когда спрашивает о моих чувствах или моë мнение. Отец довольно ухмыляется, спускается к моей шее, развязывает галстук. Обнажённую кожу обдаëт горячее дыхание, я покрываюсь мурашками. Странно, что моë тело чувствует боль, холод или возбуждение, но сам я этих чувств не понимаю. Мою шею в первый раз накрывают губы моего же отца, он покусывает кожу и оттягивает еë, внутри меня ничего не происходит, но я уверен, что должен хоть как-то отвечать. Я обвязываю его руками, обнимаю. Отец удивленно смотрит на меня, а потом продолжает дело. После шеи наступает время моих сосков. Он мнëт каждый, пробравшись рукой под рубашку, потом эта же рубашка оказывается снята с меня, а язык отца блуждает по моему торсу, вылизывая каждый сантиметр. В такие моменты я не понимаю почему появляется отдышка. Может быть, так играет со мной возбуждение? Никто не знает. Кончик языка отца спустился от моих рëбер к пупку, а потом ниже, я дышу чаще и глубже. Мокрой полоской языка он провëл до ремня от штанов и остановился. — Вальтер, ты что-нибудь чувствуешь? — он осмотрел меня. — Нет. Я не знаю что со мной, — говорю странно и неуверенно. — Пожалуй, Карлу не обязательно это исправлять, — я вижу его ехидную улыбку, пытаюсь привстать, но меня укладывают обратно. Пальцами одной руки отец ловко расправляется с ремнëм и снимает его с меня вместе со штанами и бельем. Холодок обдувает меня, но мой член сразу согревает рука отца, я будто этого ждал. Он размазал свою слюну по всей длине и медленными движениями, очень проникновенно водит вверх и вниз. Моë дыхание такое же размеренное, как и его движения. Я замечаю, что движения становятся быстрее, моë дыхание тоже. Я не чувствую хорошо это или плохо, приятно мне или больно, но, кажется, мне нравится. Спустя время Отец не дал мне кончить, он поменял нашу позу и я понял чего он хочет. Я сидел на нëм сверху, аккуратно взял его член в руку и приставил к себе, но начать мне не дали: — Не делай себе больно, — он ухмыляется и достает баночку из-под подушки, — можешь использовать вазелин и свои пальцы, Вальтер. Идея показалась мне хорошей, даже правильной. Я полностью погрузил пальцы в массу, взял побольше, а уже потом приставил к своему колечку. Я не мелочился, использовал два пальца, потом, когда стало мало, использовал третий и, наконец, пришло время чего-то большего — настоящего члена. Я посмотрел на своего довольного отца, он кивнул мне. Я смазал его член и просунул в себя меньшую половину. Кажется, было больно, я сжался, потом выдохнул и продолжил насаживаться. Отец наблюдал за мной, иногда клал свои руки мне на бëдра и насаживал сам, иногда гладил меня по всему телу, а иногда надрачивал. Мне нравилась эта ситуация, я не чувствовал стыда или чего-то ещë, мне просто нравилось. Не успел я привыкнуть к медленному темпу, как отец рукой несильно сжал моë горло. Мне кажется, что хватка усилилась, будут синяки. Я начал двигать бедрами быстрее, возможно нашел самую приятную для себя точку, я хотел, чтобы моë горло отпустили, хотел сделать отцу приятно. — Покорная псинка, — это пролетело мимо моих ушей. Еще пара оскорблений, еще несколько фраз, я ничего не понимал. А потом я начал слышать шумное дыхание отца, даже его стоны. Я наслаждался этим, а потом кончил от его руки и его члена сзади. Меня пробрала дрожь, но останавливаться было нельзя. Я продолжал работу на отце, старательно двигался и слушался его рук, а потом почувствовал, как что-то пульсирует и изливается в меня. Странное ощущение, что-то внутри меня, я стараюсь понять. Отец медленно целует меня в губы, а потом шлепает по ягодице, я отвечаю на его поцелуй и прикрываю глаза. После он стаскивает меня со своего члена, обтирает мой вход салфетками. Что-то вот-вот выльется из меня, но отец затыкает мой проход чем-то, я опешил. — Что это? — Любопытно? — он садистски и пошло улыбается, я хлопаю глазами, немного думаю и киваю, он продолжает. — Это затычка, Вальтер. Я хочу, чтобы ты проходил с ней весь день. Мне нечего сказать, я не возражаю, позволяю оставить в себе это. Потом я одеваюсь и выхожу из его комнаты, чувствуя себя немного опытнее и старшестарше, а внизу чувствую странную пульсацию. «Так надо.» — подумал я и решил пройтись по коридорам штаба.