что-то дивное и необычное

Мартину снится (если это вообще можно назвать сном) Франция. Точнее, ему снится Замок Азе-Лё-Ридо. На нем нет обуви, его штаны закатаны до колен, и он сидит, опустив свои стопы в воду, точно так же, как в первый раз, когда они пришли сюда в реальности. Реальность. Что это слово вообще значит теперь? Его изменилась так сильно. Он оглядывается, пытаясь найти Майкла, но его здесь нет. — Ладно, — проговаривает Мартин медленно и растерянно, он не совсем уверен, как понимать это—повторение. Прогулка у замка в первый раз была чудесной, но часть этой чудесности была в том, что Майкл было там с ним. Мартин опускает руку в воду, холодную и немного нематериальную; он ожидает, что она будет стекать по его пальцам, но вместо этого она как бы начинает парить в воздухе, удивляя его, а затем заставляя засмеяться. Франция. Бельгия. Япония. Португалия. Италия. Мартин никогда не бывал за границами Англии до Майкла, а теперь на всей земле нет такого места, которое он не смог бы посетить. Ограничено ли это только Землёй? Если бы он попросил Майкла взять его на Луну, смогло бы оно это сделать? Не то чтобы Мартин на самом деле заинтересован в том, чтобы попасть на Луну, он просто размышляет над возможностями, теперь, когда невозможности остались в прошлом. Он поднимается на ноги и идёт по траве, пока не доходит до самого французского замка. Вместо того чтобы зайти внутрь (потому что он бы предпочёл сделать это вместе с Майклом), Мартин поднимает взгляд на окна, отчасти ожидая увидеть, как что-то посмотрит на него в ответ. Но там ничего нет. Его ноги всё ещё мокрые и оставляют следы на тропинке. Он идёт к мосту и переходит его, и оказывается, что тот ведёт в пустое воплощение Брюгге. — Хм, — Мартин поворачивает голову назад; замок из Долины Луары всё ещё там, но впереди него явно не Франция. Маленький сказочный ресторанчик, в котором они поели (он поел, пока Майкл смотрело) находится чуть дальше, так что Мартин идёт к нему. Внутри никого нет, но он садится за столик. — Майкл? — зовёт он. — Здесь не так уж и интересно одному. — Я извиняюсь, — отвечает ему голос Майкла отовсюду вокруг него, так что Мартин вздрагивает от удивления. Оно появляется на стуле, стоящем напротив от его, как будто всегда там и было. Его волосы, блестящие и прекрасные, переливаются на свету, и Мартину тут же хочется запустить в них свои пальцы. — Я подумало, что ты бы предпочёл возможность побыть в одиночестве. Ты...со мной так часто, когда бодрствуешь. Он фыркает: — У меня не было ничего, кроме одиночества, до того, как ты появилось. — А-а, — говорит оно таким тоном, что Мартину кажется, что он снова его удивил. Он рад, что всё ещё способен на это. Повсюду в ресторане горят свечи. Мартину кажется, их не было тут раньше, хотя он не уверен в правдивости этого воспоминания, особенно пока находится в созданном Майклом сне. Это романтично, но при этом настораживающе, потому что они излучают свет совершенно неправильно, так, как это представляет себе чудовище. Тень Майкла на стене выглядит как извивающееся нечто, ничем не походя на человекоподобный силуэт, сидящий напротив него. — Мне приятно это слышать, — говорит Майкл после короткого молчания. — Ты же обычно просто сидишь без дела, пока я сплю, да? — спрашивает Мартин, и оно кивает. — Я не нуждаюсь в отдыхе, пока у меня есть пропитание. После этих слов Мартин немного бледнеет. Достаточно ли тех небольших кусочков, что Майкл получает время от времени (от песчаного замка и камелии), чтобы поддерживать его? Или даже сейчас есть что-то ещё? Какой-то несчастный человек, блуждающий по его коридорам, как когда-то раньше они с Тимом, пока он предаётся всем своим романтическим фантазиям? Даже тогда там была женщина, босая и со стёртыми в кровь ступнями, словно она была там уже гораздо, гораздо дольше них. — Ты нас отпустило, — говорит Мартин, хотя это не то, что он собирался сказать. Майкл вопросительно наклоняет голову вбок. — Меня и Тима, — уточняет он. Они уже говорили об этом немного, о том, почему оно их не убило, но это всё ещё кажется ему странным. — Ты держало нас внутри какое-то время, — (Мартин старается не думать о том, как долго был там, потому что не знает, может ли у него разболеться голова в подаренном Майклом сне, и предпочёл бы не проверять), — а потом ты нас отпустило. Ты сказало мне, что было интереснее не убивать нас. — Я и представить не могло, насколько, — говорит оно задумчиво, и это точно не должно так согревать его сердце. — Я не привыкло к стольким заблудшим сразу. После того, как Архивариус был спасён тем жалким стариком, который думал, что сможет удержать страницы, мне больше не было нужды удерживать вас. — Там была женщина, — говорит он так, будто пытался избежать этой темы, — Хелен Ричардсон. — Да. — Она была там, как и мы. — Да. С тех пор прошло уже несколько месяцев. Она, скорее всего, уже мертва. Но— С тех пор, как Хелен Ричардсон дала Джону свои показания, пришла в Институт и уже не вышла из него ни через один из обычных выходов, тоже прошло несколько месяцев; и она всё ещё была жива в феврале. Мартин сглатывает: — Она всё ещё—она ещё там? — Она всё ещё блуждает, — говорит Майкл почти с восхищением. — Она пока не сдалась. Большинство теряет надежду в первые же дни. После этого Мартин всё-таки вздрагивает. Он никогда, ни на секунду не забывал, чем Майкл является, а чем нет (и то, и другое сложно сделать, когда его пальцы разрезают его кожу, а затем заставляют её снова срастись), но даже несмотря на то, что Мартин заставляет себя осознавать его чудовищность, он прикладывал довольно много усилий к тому, чтобы не обращать внимания на это. На то, что оно приглашает людей внутрь себя и пожирает их, не торопясь их переваривать, и что всё это время кто-то мог быть в его коридорах. И, как оказалось, кто-то был. — Ты можешь её отпустить? — спрашивает Мартин тихо. Майкл долго смотрит на него. По крайней мере, ему так кажется. Это сон, а во снах всё особенно относительно: — Она уже не будет прежней. — Тебе всё равно стоит её отпустить, — никто из них уже не был прежним после своих столкновений со Страхами, но если Хелен Ричардсон смогла зайти так далеко, то она сможет продержаться ещё немного. Он думает, через сколько дверей она прошла, сколько окон или зеркал разбила в поисках выхода, и его живот скручивает. "Гертруда дала Майклу карту меня, и он знал, как стать мной". Прежде чем он успевает пожалеть об этом, Мартин говорит: — Что, если она сделает тебя другим? Майкл моргает в недоумении. — Что, если ты изменишься? — продолжает он. — Если ты больше не будешь Майклом? — Это маловероятно, — говорит оно. — Но не невозможно, — отвечает Мартин. — Кто-то ещё может найти, как стать тобой, как это сделал Майкл Шелли, и тогда ты уже не будешь...тобой. Его сердце болезненно сжимается от этой мысли. Майкл Шелли следовал карте, которую ему дали, и нашёл, как стать Искажением; у Хелен Ричардсон нет карты, но у неё есть время, и если она будет бродить достаточно долго, то то же самое может произойти снова. Мартин волнуется за неё, но сильнее всего всё ещё пробирающий до костей страх потерять Майкла. Ему противна мысль о том, что он может никогда больше не услышать его голоса. Майкл совершенно неподвижно, в отличие от своей тени. Наконец оно говорит: — Это возможно. — Ты отвлечено, — продолжает Мартин, хотя он не имеет ни малейшего понятия, как это работает, — потому что твоё внимание всё время сосредоточено на мне. Ты можешь не заметить, если она—окажется на верном пути, и что тогда? — Мартин понимает, что сказал глупость. Возможно, он совсем не прав, и Майкл может приглядывать за Хелен Ричардсон, даже когда оно проводит время с ним, но возможно и нет. Мысль о том, что Майкл может превратиться во что-то другое, что-то, что не подарило ему мир, и не готовило ему подгоревшие тосты, и не воспринимало любовные романы как учебники, это, пожалуй, худшее, что Мартин может себе представить. Он спрашивает очень тихим голосом: — Пожалуйста? Майкл наклоняется через стол, чтобы поцеловать его, придерживая его лицо одной рукой; когда оно отстраняется, то говорит: — Мне нужно будет обдумать это ещё, — скорее сдержанным, чем примирительным тоном, и это всё ещё лучше, чем многие другие ответы, которые он мог получить. — Этого достаточно, — говорит Мартин и снова притягивает его к себе; оказывается, дыхание не так важно, когда он во сне. — Ты бы хотел остаться здесь? — оно жестом указывает на ресторан, всё ещё наполненный тенями. — В Португалии было хорошо. Солнечно. Они вместе выходят из ресторана на приятный, но жутковатый, солнечный свет и солёный воздух, и Мартин прижимается к Майклу и глубоко вдыхает.

***

Когда наступает утро, Мартин чувствует себя прекрасно отдохнувшим, но при этом так, будто проспал всего несколько минут. Он задаётся вопросом, насколько реальным всё это было. Настолько же, насколько и что угодно другое, созданное Майклом: — Спасибо, — говорит он, прижимая свои губы к его виску, и оно выглядит очень довольным собой. Мартин позволяет ему отвести себя на работу через дверь, не спрашивает о Хелен Ричардсон снова; он не хочет на него давить. Если Майкл не поднимет эту тему в следующие несколько дней, тогда Мартин спросит снова. Когда он заходит в Архив, Джон уже обсуждает что-то с Базирой, они оба не кажутся особенно воодушевлёнными этим разговором. На столе Базиры лежит раскрытая папка с делом, и лицо Джона выглядит бледным; Мартин сомневается, что он смог выспаться хоть раз за последние несколько месяцев. Он обдумывает идею затащить Джона в старое-доброе хранилище документов, чтобы тот вздремнул, но Мартин не уверен, действительно ли это поможет. Джон, скорее всего, не будет рад и вмешательству со стороны Майкла, и Мартин не уверен, сможет ли Майкл вмешаться, или Джон уже слишком приблизился к Наблюдателю. Он напоминает себе спросить об этом попозже. — Утречко, — говорит он, и Джон, кажется, разрывается между тем, чтобы улыбнуться и скорчить взволнованную гримасу, что уже гораздо лучше, чем его прежние выражения из разряда "подозревающий-всё-и-вся", с которыми он расхаживал раньше. — Я могу с чем-нибудь помочь? — Не в этот раз, — говорит Джон, так что Мартин садится за свой стол и возвращается к работе, за которой провёл последние дни. Мелани приходит, немного опоздав, а Тим не появляется вообще, что не так уж и удивительно. Мартин сомневается, стоит ли написать ему, чтобы убедиться, что он в порядке, или спросить, когда он вернётся, но он хочет давить на Тима не больше, чем на Майкла. Мартин проводит большую часть дня, обдумывая вчерашний разговор о Неведении с Майклом, и уже после полудня стучится в дверь Джона и заходит в кабинет. — У тебя есть минутка? — спрашивает он немного взволнованно. Он хочет поделиться, чем может. Это всё ещё немного, но уже больше того, чем Элиас, похоже, готов с ними поделиться, учитывая то, как он настаивает, что Джон должен выяснить всё сам. Он не может жаловаться, если они найдут другие источники информации. (Или может, и почти наверняка будет, но они всё равно получат информацию, так что жуткий сверхъестественный ублюдок может катиться к чёрту.) Джон жестом показывает ему проходить, так что Мартин закрывает дверь (эти разговоры уже входят у них в привычку, да?) и говорит: — Мы можем...— он кивает в сторону люка, — ещё раз? — Об этом стоит знать остальным? — Джон морщится. — Чёрт. Извини, я знаю, что обещал не спрашивать. — Скорее всего, — оказывается вытянуто из него, и это особенно странное ощущение, потому что Мартин и так собирался это сказать. Он добавляет: — Всё нормально. — Иногда я просто забываю, — говорит Джон. — Вчера я всего лишь спросил одну женщину в кофейне: "У вас всё в порядке?" — и услышал несколько десятков историй о её свекрови. У Мартина не получается сдержать свой смех, за что Джон сердито смотрит на него, прежде чем тоже засмеяться: — Может, у тебя получится научиться управлять этим, — предлагает Мартин. — Мы можем попрактиковаться с простыми вопросами. У меня нет свекрови, так что я обещаю не ныть о ней. — Возможно, — говорит Джон, хотя и с сомнением, прежде чем подняться из-за стола. — Я схожу за Базирой и Мелани. В это время (хотя и не очень долгое, учитывая, что остальные всего-то в соседней комнате) Мартин открывает люк. Если то, сколько времени они проводят в туннелях, кажется Элиасу странным, то он никогда об этом не говорил, если только там, где они бы не услышали, лично Джону. Но, учитывая, что он выдвигает свои обвинения в сторону Мартина перед всем Архивом, Элиас бы, скорее всего, поступил так же и в этом случае. Они идут к тому же месту, где Мартин рассказал Джону о Страхах, и это, кажется, было так давно, хотя это совсем не так, и включают пару фонариков. То, как они светятся, напоминает Мартину о сегодняшнем сне, который на самом деле не был сном. — Джон сказал, что ты хочешь поговорить? — слова Базиры звучат так, будто ей любопытно, что он вообще может знать. Но у её вопроса нет тяги, это просто вопрос. Мартин глубоко вдыхает затхлый и грязный воздух. — Точно, — говорит он, — о Неведении. Мартин пересказывает им то, что Майкл рассказало ему: что это какой-то ритуал, что он приведёт к концу света, если они не выяснят, где он проводится и как его остановить. Во время его осторожного объяснения лицо Джона принимает страдальческое выражение, но он ничего не спрашивает. — Откуда ты это знаешь? — требует Мелани, когда Мартин заканчивает, с меньшим ударением на "ты", чем он ожидал. — Он не может нам рассказать, — говорит Джон, к большому удивлению Мартина, — потому что если он это сделает, то Элиас сможет вытянуть это из нас. — Так ты правда скрываешь что-то от Элиаса, — Мелани выглядит впечатлённой. — Не специально, — отвечает Мартин, потирая свою шею и чувствуя себя неловко от неожиданного внимания. — То есть я не знаю, почему он не знает, что происходит? Я не сделал ничего, чтобы—но это полезно. — Это звучит как что-то опасное, — говорит Базира одновременно с осторожностью и подозрением. Мартин полагает, что если бы Дейзи была здесь, то его бы уже прижали к стене и придавили его горло рукой, и тогда Майкл бы появилось откуда-то, чтобы остановить её; хорошо, что Дейзи здесь нет. — А в этом всём есть что-то безопасное? — говорит Мартин, и Базира нехотя соглашается. — Я знаю, что вы все думаете, что я бесполезен, — рот Джона открывается, будто он собирается возразить, но Мартин отмахивается от него. — Нет, не надо, всё нормально, я могу справиться с этим сам. Не—я не про Неведение, очевидно, но с этой штукой, о которой Элиас не знает, тут всё нормально, — он расскажет им, когда будет чувствовать себя более готовым. А пока Мартин бы предпочёл поделиться с ними информацией, не волнуясь о том, что они все будут в ярости от её источника. Главное в том, что он помогает. Он пытается помочь. — То есть это ритуал, — говорит Джон, явно стараясь вернуть их к теме, и Мартин чувствует ещё один прилив благодарности. — Мы должны будем выяснить, где его проводят и как—предотвратить его. — Не слишком-то конкретно, — говорит Базира с понимаемым сомнением. — Это уже больше, чем мы знали раньше, — зевает Мелани, потирая свои глаза, прежде чем немного настороженно оглянуться вокруг. — А теперь мы можем пойти? Я ненавижу спускаться сюда, и не то чтобы мы сможем расследовать что-то отсюда, так что... — Если Мартину больше нечего рассказать, — Джон смеряет его вопросительным взглядом, но, видимо, этого недостаточно, чтобы ему пришлось волноваться о том, что все его секреты будут вырваны из него против его воли. Он трясёт головой: — Нет, не сейчас.

***

Оставшаяся часть дня проходит так же...ну, никак, потому что то, что Мартин поделился своими скудными познаниями, не решило всё чудесным образом, но они работают вместе, и, возможно, он воображает себе эту лёгкую атмосферу оптимизма в Архиве, но это похоже—Мартин бы почти сказал, что это больше похоже на то, как всё было раньше, только теперь он работает с Мелани и Базирой вместо Саши и Тима. Тим снова появляется уже после полудня, и Мартин наклоняется, чтобы поднять книгу, как раз в тот момент, когда он заходит, и, видимо, его воротник сполз достаточно низко, чтобы Тим сказал: — Охуеть, что с тобой случилось? (Не)естественно, это Майкл случилось с ним, с большим энтузиазмом с обеих сторон, его зубы и язык побывали всюду на коже Мартина, а пальцы — в его бедрах. В этот момент Мелани сидит в нескольких футах от них, так что Мартин говорит: — Я буквально вижу, как ты пытаешься сдержаться и не пошутить про котов, — за что Тим странно на него смотрит. Примерно через час после этого в Архиве остаются только они с Тимом, потому что Мелани и Базира утащили Джона вместе с собой в библиотеку. Тим говорит ему так тихо, будто их могут подслушивать (и Мартин знает, кто, как Тим думает, следит за ними): — Я многое здесь пропускаю, да? — Ага, есть такое, — он делает паузу. — Ты о том, что я сказал про котов? — М-хм. — Просто пытаюсь научиться уживаться с Мелани, — говорит Мартин, хотя это и не единственная причина, но он не совсем представляет, как это объяснить. Он указывает на очень тонкие бледные белые линии на своём лице, где Майкл впервые разрезало его кожу ещё до того, как это начало ему нравиться (И порезы, и чудовище, которое их оставляет). — У меня появилось много вот такого в последнее время и... — И это из-за котов? — Тим в недоумении поднимает бровь, и Мартин беспомощно пожимает плечами. — Да? То есть нет, но я не...я в общем-то не говорил ни с кем об этом. — Но у тебя всё в порядке? — говорит Тим с ещё большим сомнением, что справедливо, если подумать. — Да, — говорит Мартин, теперь более твёрдо, потому что у него всё так хорошо, как не было никогда раньше. Тим больше не поднимает эту тему. Оставшийся день проходит так же, как все остальные—то есть по большей части бессмысленно—и когда он наконец подходит к концу в пять, когда они стоят на улице, где атмосфера не такая давящая, Тим говорит: — Ну что, пойдём всё-таки выпьем? Майкл ждёт его через дорогу. Оно просто стоит там, держа свои руки в карманах, и смотрит, так что Мартин бросает, как он надеется, выразительный взгляд в сторону Тима. Достаточно выразительный, чтобы Майкл смогло понять, учитывая, что оно всё ещё учится разбираться в выражениях человеческого лица. Если он начнёт играть с ним в шарады посреди улицы, то у Тима будет к нему много вопросов. К счастью, Майкл кивает ему и исчезает среди движущихся по Челси потоков людей. — Ага, — говорит Мартин, — пойдём.