Одержимый

Майлз смотрит с интересом, с детской наивностью и с непонятным для Мигеля удивлением. Самое удивительное во всей этой ситуации тот факт, что Мигель не отрываясь смотрит на Майлза. В горле застревает комок. Руки дрожат от предвкушения и немой ненависти. — Что ты делаешь? — Майлз усмехается, тянется молча, встаёт на цыпочки и прижимается к груди Мигеля. На мгновение мысли мужчины пустеют, слова становятся бессмысленны, неоднозначны, нелепы. Оба молча стоят. Холодный пол в помещении, укрытом от обычных людей, теперь кажется столь же горячим, сколь любая порядочная звезда. — Почему ты делаешь это со мной? — Мигель с силой прижимает Майлза к себе, всё тело паренька становится одним целым с ним — ужасом в мире Людей-Пауков. — Потому что ты ведёшься на это, — несколько высокомерно отвечает Майлз. Глаза юноши горят пламенем, когда мужчина отстраняется от мальца. Мигель пристально вглядывается в лицо Моралеза, знакомые черты, ужасающе знакомые эмоции проявляются на лице мужчины. Он помнит свою дочь, её смех, большие ореховые глаза, яркую улыбку. Сейчас Майлз — его прямое воплощение, разница лишь в том, что Моралез потерял отца, а не дочь. Человек-Паук — синоним к слову «смерть», нужно признать это. — Ты не виноват в его смерти, — глухо проговорил Мигель. — Знаю, это ты виноват, — Майлз, вопреки словам, не отстранился, его широкие ладони впились в спину мужчины, заставляя того недовольно поморщиться. — Пожалуй, — О’Хара чувствовал тепло юноши, слышал его сердцебиение, каждая часть тела горела. Как же давно он не виделся с дочерью? Годы. Бесконечно длящиеся годы, ужасные, пугающие, проведённые в агонии и в вечном желании быть прощённым. Кем? Не имеет значения. А пока Майлз Моралез с силой царапал его спину, вымещая на нём свою ненависть, Мигель О’Хара представлял, что это он сам — изувечивает себя. За все те годы, за века, проведённые в немом негодовании и страхе. Одержимый зверь полный отчаяния, страха, вины, жалости, печали прижимал к груди копию его самого, отличие было в одном, он — Одержимый, Майлз — Смирившийся. Со смертью и своим положением, с судьбой, смирившийся с самим понятием «Человек-Паук», смирившийся, принявший ситуацию, любящий. Он не потерял человечность, остался собой и старался бороться с горем. А Мигель? Мигель с силой прижимал парня к себе, представляя, что это — его выросшая дочь. Так он прощался с ней. Своей одержимостью.