Семейное дело

Мой отец странно себя ведет. Раньше я думал, что мне просто кажется, но прямо сейчас, когда он гладит мою коленку, когда его голова лежит на моëм плече, когда он говорит о своей любви ко мне, я все понимаю. Мне становится страшно. Он продолжает что-то говорить, а я устало отвечаю ему. Не могу придумать причину, чтобы уйти. Мне страшно сказать, что мне не нравится. Я не знаю как он отреагирует. — Вальтер, — я вздрогнул, — не хочешь меня видеть? — Что? — Тебе не нравилось такое никогда, — он говорит о моем прошлом, — это первый раз, когда ты не убегаешь. Я сглотнул. Значит, раньше я не боялся оттолкнуть Шмидта. — Я попрошу тебя, можно? — Да, — ладони потеют, я вытираю их о брюки, отец берет меня за руку. — Не называй меня по имени и не "выкай". Никогда. Это злит меня больше, чем то, что ты сейчас притворяешься. — Хорошо, — я неловко улыбаюсь. Кажется, пользуясь моей беспомощностью, отец обнимает меня и валит на кровать. Он нависает сверху, я повернут к нему лицом. Неистовый страх поглощает меня с головой. — Раньше бы я себе такого не позволил, — начинает Отец, — но сейчас ты не отказываешь мне. Что это? Страх? Не стоит. Я бы никогда не сделал своему сыну больно. — Вы не... Ты- Кажется, я опоздал. Если бы я знал, если бы не было так поздно, я бы возразил, я бы убежал, я бы оттолкнул. Но сейчас я вижу этот взгляд. Похотливый и мерзкий. Во рту сохнет, тело не двигается. Мне страшно представить дальнейшее. Я не сомневаюсь в нëм. Он не остановится, захочет большего. Все как я и думал: мою шею обвитали поцелуи Шмидта, потом он начал развязывать мой галстук, дорожка из поцелуев пошла ниже, к моим ключицам. Я затаил дыхание. Отец прикусывал мою шею, рукой снимал с меня жилет. Далее он расстегнул мою рубашку и горячими ладонями прошелся по торсу. От его прикосновений становилось мерзко, но еще хуже было то, что мне нравится. Отец плавно продвинулся к моим штанам, стянул их, я не останавливал. Я закрыл глаза, не хочу смотреть. Он резко убрал руки и вновь навис надо мной. — Я надеюсь, что ты готов. Я был не уверен, осуждал себя, но быстро понял, что не хочу, когда меня перевернули на живот. Отец прикусил меня за холку и стянул моë бельë. Я чувствовал, как все мое тело дрожит. Влажные пальцы аккуратно начали растягивать меня, я уткнулся носом в одеяло, слишком стыдно. Было немного больно, но сказать я не осмелился. Отец продолжал, ускоряя темп. Когда я был полностью растянут, он вытащил пальцы. Мне казалось, что этого мало, я не ошибся. Дальше дело шло туго: отец вошел, было больно. Я сильно зажмурился, чувствуя первый толчок, потом сказал: — Постой-постой, — тяжелая отдышка, — можно я привыкну?.. Кажется, мой голос дрожит, я не слышу себя, будто нахожусь под толщей воды. Отец настороженно и аккуратно выдыхает, кажется, он действительно не хочет делать больно. После двухминутной задержки движение продолжается. Я стараюсь не состредотачиваться на этом, сжимаю одеяло в руках, отвлекаюсь как могу, но за это дело берется отец. Он приподнимает мой таз и находит руками член, начинает надрачивать, я тихо и облегченно вздыхаю. Приятные ощущения мешаются с болью, и я действительно получаю удовольствие. В конце концов, когда темп стал бешеным, когда меня распирало от чувств, когда я перестал чувствовать боль, я кончил. Отец опустил мой таз и просто продолжил. Через время он кончил мне на спину, потом обтëр салфетками, оделся и вышел. Я привстал на локтях. Только что меня поимел мой отец. Я сел на кровать и прикрылся одеялом. Неужели я не мог сказать ему, что не хотел? Я ужасен. Нет, он ужасен. И я. Из раздумий меня вывел скрип двери. Я резко поднял голову, это был Отец. Он держал в руках полотенце и смотрел на меня. Я понял, что он идет в душ и я иду вместе с ним. Аккуратно надев на себя одежду с пола, я взял свежее бельё, полотенце и последовал за ним. Подумаю о том, какой он ужасный, позже.