Похитители воды

      Со смерти Розали Вероны прошло ровно два месяца. Люди, участвовавшие в отпевании, помнили её как миниатюрную женщину с привлекательной улыбкой и добрым сердцем.       Лея помнила мать совсем иной. Единственная дочь Розали совмещала в себе самые противоречивые чувства к покойной. Вспоминая дни, когда она получала плёткой за малейшую провинность, Лея могла до самого вечера бубнить себе под нос проклятья в адрес матери. Но и не забывала счастливые моменты, полные её смеха и щедрости. Те времена Лея тоже не особо любила за их быстротечность и редкость; это не давало ей вдоволь насладиться желанной любовью матери и снятием многочисленных запретов.       Поэтому, когда дочь получила на предсмертном одре письмо от матери, Лея его не открыла. Противоречивые чувства мешали ей это сделать. В один день она хотела сжечь письмо, в другой — разорвать на мелкие кусочки, в следующий — открыть и прочитать с жаждой измученного пустыней странника.       Однако, ничего из этого и даже больше она не сделала. Лея Верона, с детства стоически терпевшая непостоянство матери, боялась. Боялась, что последние слова на жёлтой бумаге растопят лёд сердца, где должна была теплиться любовь к матери, и тогда Лея не сможет справиться с утратой…       Очередная ночь осени выдалась неспокойной. Мягкая постель, пропитанная ароматом клюквы и ели, не спасала от тревожных мыслей. Подушки, набитые гусиным пухом, ощущались под головой каменными плитами. Лея Верона вылезла из кровати, босыми ногами встав на холодный паркет. По телу пробежала неприятная дрожь, заставившая девушку съёжиться и обнять себя за плечи.       Она взяла со стола масляную лампу, которую няня Рами всегда оставляла горящей на ночь, и направила огонёк, заключённый в стеклянной ловушке, к часам на прикроватном столике. Стрелки стояли на трёх. Слишком поздно для ночи и рано для утра.       Рядом с тикающим механизмом стоял пустой кувшин с водой. По ночам с самого детства Лею мучила жажда, но до утра литра оживляющей жидкости хватало с излишком. Со смертью матери чувство пересохшего горла стало настоящей напастью.       Взяв в руки стеклянный кувшин, Лея была не прочь отвлечься походом за свежей водой.       Дом давно спал, поскрипывая от своей старости. Лакированная лестница с шершавыми перилами привела молодую хозяйку вниз в просторный подвал с кухонной утварью. Здесь пахло травами и сырым мясом. В свете лампы рельефные каменные стены, пол и цепи для тяжелой туши телёнка выглядели устрашающе, словно то было не место, где хозяйничал старик Бекинс, а настоящая темница.       Лея спешно налила себе воды и отправилась обратно вверх по лестнице. Но посторонние шорохи на гостином этаже остановили её. Она внимательно всмотрелась в темноту, исписанную полосами растущей луны, но ничего подозрительного не заметила.       Девушка повторно провела лампой вдоль гостиной. Опять скрип, опять необъяснимые звуки. И снова ничего. Верона, простояв ещё пару секунд и скинув ночные странности на свой недосып, вновь повернулась к лестнице.       В тот же миг перед глазами вырос тонкий силуэт чернее чёрного и накинулся сверху. Кувшин громко разбился вдребезги, и вода разлилась по деревянным ступеням. Масляная лампа застряла в сплетении рук неизвестного и Леи. Борьба продлилась недолго.       Осколки стекла, глубоко впившиеся в ноги, ослабили Лею. Острая боль сковала мышцы, не позволив больше сопротивляться. Воспользовавшись секундной слабиной Леи, женский силуэт во всем черном заломил её руки за спину и толчком велел спускаться.       Дочь покойной Розали позволила себе сопротивляться, но телосложением во много раз уступала напавшей. Точный удар в позвоночник вынудил её исполнять приказы. Лея стала спускаться по острым осколкам, оставляя густые следы багровой крови.       Нажим на плечо, словно в это место впился дикий лев, заставил Верону послушно сесть на ковер в центре гостиной. Когда надзирательница встала позади, послышались тяжелые шаги на верхнем этаже.       Неровный, покачивающийся шаг до боли знакомый с самого детства. Няня Рами всегда будет узнаваема Леей, как и сейчас. В сопровождении желтого света ничего не подозревающая женщина утиной походкой спускалась к источнику странного шума, который внезапно вырвал её из сна.       Как бы не извивалась и не брыкалась Лея ей не удалось предупредить любимую няню об опасности. Женская рука лишь больнее придавила губы к зубам.       Плотную даму в ночной сорочке перехватили в том же месте, что и её воспитанницу, но уже другой воришка, крупнее ростом и мощнее в мышцах. Испуганную до смерти няню Рами усадили рядом с госпожой, поставив между ними вторую лампу. — Мы вас не тронем, — проговорил некто третий у окна, откуда исходило странное шелестение. — Если будете сопротивляться и издавать ненужный шум, придётся вам навредить.       Сквозь плотную ткань, закрывающую лицо бандита, прозвучал мужской голос. Звонкий ли, грубый или мягкий, он отдавал лишь барабанной глухотой. — Забирайте всё, что хотите, и проваливайте к чертям! — прорычала юная хозяйка дома, когда кивок призрака во тьме велел освободить ей рот.       Богатство Лею не волновало, а возможно острая боль в ногах и спине заглушала всякие чувства перед нарушителями покоя. — Мы так и сделаем, — ответил тот самый прозрачный голос.       Но те двое, нависшие над ней и няней Рами, не сдвинулись с места. Теперь из темноты, словно крыса, выполз четвёртый бандит в такой же облегающей одежде. В руке он держал большой мешок и скользил по гостиной в поисках чего-нибудь драгоценного.       Пока глубина мешка поглощала ценности комнаты, Лея всматривалась в лица бандитов. Все четверо прятались за полыми капюшонами и платками чёрного цвета. Выглядывали лишь глаза, и то спрятанные тьмой ночи.       Старинные часы, привезённые матерью с родины, исчезли в мешке; туда же упала коллекция фарфоровых статуэток; антикварная ваза осторожно потонула там же. Но этого для четвёртого воришки было недостаточно. Он полез вверх по лестнице. И тогда Лея почувствовала первый укол тревоги…       Шкатулка бабушки на туалетном столике наверняка привлечёт внимание своей позолотой. Лея, конечно, ценила давний подарок, но больше всего она боялась за нераскрытое письмо матери, лежавшее в шкатулке под замком.       Верону бросило в холодный пот, ногти больно впились в ладони. Она стала молиться, чтобы вор ослеп, упустив шкатулку с письмом. Сейчас она впервые пожалела о том, что так и не раскрыла его.       Итак болезненная цветом кожа побледнела в разы сильнее, когда грабитель вернулся с заметно потолстевшим мешком: — Чисто, — голос четвертого воришки выдал в нем женщину.       Насколько чисто? У них ли шкатулка? Лее хотелось заплакать от собственной беспомощности в ещё один переломный момент жизни. Будь под рукой оружие, она бы не кусала до боли нижнюю губу… — Уходим, — вновь отрывистая фраза, которую Лея уже не слышала из-за зарождавшейся злости. В голове метались сотни мыслей и идей, как действовать дальше. И Верона твёрдо решила биться с беспристрастным сердцем до конца, как учил её старший брат.       Уверенные в себе воришки спешили скрыться в ночи через вскрытое окно. Единственной их оплошностью стала не связанная веревкой Лея в полном сознании.       В ту же секунду, как женская рука спала с её плеча, а внимательность снизилась, Лея, игнорируя жуткую боль в стопах, схватила железную лампу, которую поставили между ней и няней Рами, и одним четким взмахом руки ударила неизвестную по колену. Глухой стук, и она упала на второе колено. Освещённость комнаты снизилась в разы, но сумрак не помешал Вероне нанести следующий удар по лицу, но чуть слабее.       Истошный взвизг раненной наполнил каждый угол гостиной. Преступница упала навзничь, ворочаясь из стороны в сторону и пытаясь остановить хлынувшую из носа кровь.       Свирепости Леи не было предела. Суровый взгляд исподлобья, широко расставленные ноги, вытянутая рука, держащая лампу с мерцающим светом и неправильно согнутый кулак — своеобразная боевая стойка юной хозяйки большого дома выдавала в ней неумелого бойца со звериным желанием отобрать законную собственность. Сердце страшно колотилось, но то был не страх, а боль, накопившаяся за два месяца траура.       Няня Рами больше не узнавала свою добрую и нежную воспитанницу, эта отчаянная девушка с оскалом хищника была ей совершенно чужда.       Грабители так же не ожидали подобного поворота, застыв на месте. Даже самый отпетый убийца королевства не обладал столь жуткой аурой, какой Лея задавила всех вокруг.       Мужской силуэт, что нависал над няней Рами, бросился к соратнице, которая уже залила бежевый ковёр своей кровью. — Дьявол! — выругался прозрачный голос, доставая из-за пояса охотничий нож. Четвёртый из них судорожно пытался выволочь украденное добро.       Лея не отступила даже, когда высокая фигура мускулистого парня медленно к ней подбиралась. Нож в его широкой руке угрожающе сверкал. Но спрятанный под капюшоном взор внимательных глаз наблюдал не за Леей, а то, как раненная соратница с чужой помощью пытается выползти через окно. — Оставьте мешок и никто не пострадает, — Лея тряхнула лампой, чтобы успокоить содрогающийся огонек, осветив вокруг себя небольшое пространство.       Своим хрупким видом: низким ростом и миниатюрным телом, — она не вызывала особой нужды в осторожности у грабителя. Но он стоял наготове, ведь никогда не недооценивал врага. — Думаю, мешок будет нужней нам, — обладатель прозрачного голоса развёл руки в стороны, указывая на стены с отделкой из красного дерева, массивную мебель из ещё более дорогого материала. — Быстро наверх, — обратилась Лея к няне Рами. И полная женщина, спотыкаясь о собственные ноги, поспешила скрыться.       Лея любила наблюдать за тренировками брата, часто слушала его советы, которые он давал во время коротких перерывов между ударами по манекену. Однако, строгость матери и её прозорливость не позволяли применить всё на практике даже в тайне. Порой, пока старший брат отсутствовал вместе с отцом, Лея получала плетью по спине, чтобы впредь не совалась в учёбу старшего наследника дома. И скрытые под туго затянутым корсетом и платьем удары никто не видел, как и слёз Леи…       Верона сделала первый выпад, проверив соперника на испуг. Прозрачный голос даже не шелохнулся, лишь увереннее схватился за рукоять острого лезвия.       Медлить было нельзя. Имущество в мешке ускользало.       Лея бросилась напролом. Но была достаточно умна, чтобы на время избежать битвы с крупным оппонентом. Лампа полетела прямо в него. Стеклянные вставки разбились, выпуская масло и окутывая рукав грабителя ярким пламенем. Он выронил нож, стал сбивать пламя, пока оно не распространилось дальше.       С яростью зверя Лея кинулась к окну, борясь за мешок возможно со шкатулкой внутри. И в конце концов смогла вытолкнуть грабительницу через окно первого этажа, получив колючий удар по скуле. Послышались хруст голых веток кустов и ругань, смешанная со стонами боли.       Чьи-то руки вновь легли на плечи хозяйки и со всей силы отбросили к противоположной стене.       Глухой стук. Кровь тонким ручейком полилась по правому виску. Лёжа на полу, Лея медленно теряла сознания от столкновения с краем камина. Её глаза были все ещё открыты, когда Прозрачный голос топтался у окна, глядя в её сторону, а его оставшиеся соратники спешно выползали из дома. Доля секунды. Он сделал неуверенный шаг к Лее, но в голове вновь что-то заклинило, и он нырнул в уличную темноту от нависших облаков.       Щебетание птиц разрывало голову на части. Никогда Лея так ещё не проклинала пробуждение. А ещё этот беспокойный шёпот и шорох в комнате. — Проснулась! — няня Рами выскочила из-за угла комнаты, где секунду назад сидела на кресле и убивала время за вязанием. Старик Бекинс, только собиравшийся покинуть владения хозяйки, тоже подлетел к кровати с взволнованным взглядом на оливковом лице, полном морщин. — Госпожа, как вы себя чувствуете?! — Бекинс, видя, что Лея хочет принять сидячую позу, помог ей привстать, а няня Рами поправила подушки. — Голова трещит по швам, и щека…       В голову Леи врезались воспоминания вчерашней ночи. Её словно молнией ударило и девушка поспешила вылезти из постели. Как только её стопы коснулись дубового паркета, она с грохотом повалилась на пол. Ноги сковала острая боль, отчего по телу прошла волна адской дрожи. Лея взглянула на них. Плотная марля окутывала конечности до самых щиколоток. Местами стала проявляться кровь.       Няню Рами и старика Бекинса чуть не схватил инфаркт в этот момент. Они окружили госпожу и со старческой неуклюжестью пытались вернуть её в постель. — Тебе ещё нельзя вставать, Лея, — заверещала няня Рами. — Шкатулка! На столе должна быть шкатулка! Проверь, Виктор! — Виктор Бекинс кинулся к столу. Внимательно оглядел от угла до угла, но никакой шкатулки не увидел. — Одни бумаги, госпожа, — расстроенно произнес он. — Проверь в тумбочках! — старик Бекинс стал смущенно шариться внутри стола. Но и там не нашёл ничего похожего на шкатулку. Глядя на Лею, он пожал плечами. — Черт! — выкрикнула хозяйка, что аж няня Рами подпрыгнула на месте. — В шкатулке было что-то особенное? — поинтересовалась она. — Письмо матери, — тяжёло дыша, ответила Лея. В комнате воцарилась гробовая тишина. — Кто ж мог такое сотворить?! — покачал головой старик Бекинс. — А то ты не знаешь! Мы не первые, кого Белый Ворон грабит вместе со своей гадкой шайкой, — занервничала няня Рами. — Три месяца тому назад ограбили дом Закеров, а теперь вот мы. Эти лесные собаки всё не насытятся. — Белый Ворон? Ты что, женщина, умом тронулась? — старик Бекинс не умел вести галантные разговоры ни с кем из женщин, кроме Леи. — Это ты умом тронулся! Сидишь месяцами в своем подвале, поди не знаешь, какой сейчас месяц, — перепалка между няней и поваром так бы и продолжалась, если бы Лея не вмешалась. — Что за Ворон, няня? — Белый Ворон. Так его народ прозвал, не знаю почему, но они его очень любят. Говорят, он их защищает от богатеньких любителей поглумиться над слабыми. Вот и любят за это наверно. Он обкрадывает состоятельные семьи, чтобы раздать деньги голодающим и бездомным. Помнится, король пытался избавиться от него, чтобы аристократы не возмущались. Отправлял в лес небольшую группу солдат, но никто так и не вернулся. Так повторялось три раза. Больше в лес аристократы не суются. А бедняки чувствуют себя там намного уверенней. — Тот лес, что на границе с западным королевством? — поинтересовалась Лея. — Да, — няня Рами подозрительно взглянула в задумчивые глаза госпожи. И не на шутку перепугалась. — Тебе туда соваться не стоит. Если они не трогают бедняков, не значит, что пощадят девушку из богатой семьи. — Да-да! — поддержал старик Бекинс. — А как ещё мне вернуть письмо матери? Я его даже не вскрыла. Если хотите меня остановить, то придётся навсегда привязать к кровати.       Няня Рами всегда уступала протестам своей маленькой госпожи. Но сейчас был другой случай. — Ну что ты собираешься делать? Не ворвёшься же в их логово с требованием вернуть письмо? — Лея наивно похлопала глазами, удивившись проницательности няни. — Что ещё делать-то? — Точно не врываться в лес с криками вернуть письмо. Милая, я не шучу, говоря, что они настоящие звери по отношению к богатым людям. Вчера ты в этом убедилась. Ещё чуть-чуть и я бы тебя потеряла.       Няня Рами не удержала слез. Сердце итак было изранено недавней смертью матери девочки, а тут ещё и потерять свою воспитанницу… Старик Бекинс тоже не скупился на слезу, хоть и всегда относился к смерти весьма странно. Ведь видеть каждый день убитые тушки животных тоже кое-какая закалка. — Я понимаю, как тебе важно это письмо. Но я не думаю, что покойная госпожа, мир ей на небесах, одобрила бы всё это. Лея, золотце мое… — Нет, няня, не надо этих горьких слез. Я тверда в своем решении. Тебе могу пообещать лишь одно, что буду осторожна и не буду понапрасну рисковать. А теперь оставьте меня одну. Моя голова сейчас лопнет от разговоров.       Лея скрестила на груди руки и отвернулась к окну, незаметно для себя надув губы. Няня Рами понимала, если госпожа приняла данную позу, то смысла продолжать разговор нет. Лея делала так с самого детства, когда не хотела больше говорить. Тогда из неё даже звука невозможно было выудить.       Старики молча пошаркали к выходу, сгорбив спины. — Если будет что-нибудь нужно, колокольчик всегда рядом, — напоследок тихо промолвила няня Рами. Но Лея даже не моргнула глазом, застыла, словно статуя. Лишь маленькая грудь заметно вздымалась от волнения.       Дверь закрылась, и няня Рами больше не побеспокоила госпожу.