***
– Милая, чем бы ты хотела заняться на Новый год? – спросила буднично мама. Она копошилась на кухне, готовя очередной шедевр кулинарии. С тех пор, как я вернулась домой, тут ели только мои любимые блюда. Не было больше запеканки из брокколи и цветной капусты. Не было кабачковой икры или супа-пюре из тыквы, который так обожала мама, и который так ненавидела я. В холодильнике появились очень вредные газировки и тонна сладостей, которые обычно были под неким негласным запретом в доме. И всего… было в избытке, словно мою дыру внутри можно было заполнить шоколадными конфетами и обернуть в золотистый бантик. Но и те блюда, которые я обожала, сейчас не приносили мне никакого счастья. Только лишь очередное напоминание о том, что как прежде… не будет. Что мои вкусовые предпочтения навсегда изменились. И вся я… переменилась. Тоже безвозвратно и навсегда. А от конфет меня вообще тошнило. Будто бы я стала старушкой, резко понявшей, что горький шоколад не такой уж и плохой, а от молочного можно впасть в сахарную кому. И эта перемена вкусов во мне… убила внутри меня ребёнка. Лишила очередной маленькой радости. – Я бы… осталась дома, – расплывчато ответила я, – может, мы посмотрим фильм? Такой вариант празднования казался мне самым безопасным. Мне, конечно, мало представлялся какой-то другой Новый год. С громкими гуляниями и вечеринками. С салютами и хлопушками. С толпой людей вокруг и тостами. Такого… мне не хотелось никогда, тем более… сейчас. – Конечно! – поспешно согласилась мама, чуть ли не подпрыгнув на месте. – Мы можем посмотреть «Иронию Судьбы», как всегда. Ты же любишь этот фильм? Наверное, её порадовала малейшая инициатива с моей стороны. Малейшее желание хоть что-либо сделать. Например, посмотреть кино. Только вот эта новогодняя драма казалась мне сейчас до ужаса абсурдной и глупой. А самое главное – печальной. Ведь они лишь сделали друг друга несчастнее, повстречавшись на пути. Пронеслись, как вспышка, в судьбах другого, оставив после себя пепел и тихую грусть. Хотела бы я отделаться несчастной горсткой пепла внутри. Хотела бы… Только вот меня сожгли полностью, и теперь я сама превратилась в пепел. Такое не снимут в кино и не покажут по телевизору. Такое никто не захочет смотреть. И я бы не стала. Но отныне я была немым свидетелем своего собственного фильма ужасов. Переключить канал возможности не предоставлялось – пульт выкинули. Поэтому приходилось смотреть. Жить тоже… приходилось. – Люблю… – безразлично ответила я, уткнувшись в тарелку. Слово «люблю» теперь имело парализующий для меня смысл, и произносить его было как-то… неправильно. Странно. С этим чувством я всё-таки столкнулась, как бы сильно не бежала. Как бы не пряталась… оно настигло меня. Лавиной. Лобовым столкновением. И оказалось, что бежала я не в ту сторону. Всегда не в ту. Бежать нужно было от Димы, а не прямиком к нему в руки. Теперь я понимала, что исчерпала весь жизненный запас чувств. Во мне больше не осталось ничего, что смогло бы любить. Ничего, что могло бы вновь поверить. И всё моё естество было заперто и запечатано от любых проявлений. Любила я отныне только маму, Агату и Люцию. Больше моё сердце не выдержит – я знала это наверняка. Я даже успела проверить свою теорию. На себе же. И я много думала об этом, будучи в изоляции. Размышляла о том, как же всё-таки я была права. Как моя интуиция меня не подвела в тот самый первый день. Она никогда не подводила. Ведь я знала с самого начала, чем всё закончится. Только масштабы этой трагедии виделись мне чуть иначе. Менее… травмирующими. Теперь я могла доказать свою теорию любому, кто осмелился бы со мной поспорить. Любовь – самая большая слабость для человека. Самое жестокое и ранящее чувство. И без любви… жить намного проще. Легче даже и не знать, что это такое. Никогда не подвергать себя такому насилию. Ведь, если бы мне предложили никогда не познать это чувство… никогда не встретить Диму… я бы сама закрыла себя на замок и проглотила бы ключ. Я бы сделала всё, лишь бы не чувствовать то, что испытывала сейчас. Пустоту. Отчаяние. Боль. Бесконечную боль, преследовавшую меня ежесекундно. Это были последствия любви. Такой побочный эффект, о котором никто не предупреждает. Потому что о таком… принято молчать. Даже в кино. И я молчала. Уткнувшись в тарелку… я молчала, сглатывая слёзы. Считая секунды до нового часа и нового дня, когда мне, возможно, станет чуть полегче. Но легче не становилось. Жизнь переломала меня, заставляя изменить все свои предпочтения и вкусы. Заставляя разлюбить сладкое и «Иронию Судьбы». Это было наименьшим моим изменением. Большее… таилось глубоко внутри.***
Я лежала, глядя в потолок и пытаясь уснуть. Сегодня я ночевала одна, поставив маму и Агату перед таким фактом. Конечно, их поддержка была важна и, наверное, необходима, чтобы окончательно не сойти с ума. Но сейчас… после того раза, когда я впервые заплакала… рыдать мне хотелось постоянно. И ночами, когда они лежали рядом со мной, сдерживать себя было сродни пытки. Поэтому, прикрывшись личным пространством и желанием побыть наедине со своими мыслями, я тихонько плакала всю ночь напролёт, засыпая лишь под утро. Это был мой секрет. И его я заветно хранила, никому не раскрывая. Этот день не стал исключением. Очередная ночь, наполненная страданиями и болью, – почти что обыденность для меня. Так я и лежала на спине, вздрагивая и вспоминая всё, что так мучительно ярко въелось в память. Переживая заново момент встречи с парнем. Его тёмные глаза и мои первые мысли о нём. Его ледяные руки, резко схватившие меня за запястья впервые. Его грубые слова и стальной тон. Всё в нём тогда… кричало мне лишь об одном…«Бежать… бежать… бежать…» – это фонило у меня на подкорке всё время, а я не слышала.
Это я чувствовала с первого взгляда. С того самого момента, как обледенела под его напором. Тело, которое безошибочно трактовало сигналы об опасности… оно знало намного больше, чем я. – … я приглашаю тебя на свидание… – его голос будто звучал в моей голове… – … набей мне татуировку, Лилит… Я практически задыхалась от этих воспоминаний. Они рвали моё и без того разорванное в клочья сердце. А это чёртово тату я заклеила пластырем в первый же день, как пришла в себя, лишь бы нечаянно не коснуться его взглядом. Не вспомнить. Мысленно я пообещала себе, что когда смогу выйти из дома, обязательно сведу это паршивое слово со своего тела. Закрашу новыми чернилами, если потребуется, ведь сейчас… я готова была содрать с себя кожу или оторвать руку, лишь бы не видеть эти лживые буквы вновь. Они больше не имели значения. Они были враньём и самым гнусным обманом. Жестокостью, въевшейся в меня навсегда. Одно лишь обещание он сдержал с лихвой – разбить мне сердце. Все остальные слова – стёрты в пыль. Все молчаливые клятвы – нарушены. Разбиты. Разломаны и забыты. Жаль, что некоторые истории остаются не только в памяти, но и на теле. Кровавым отпечатком. Как доказательство совершённых ошибок. И… как вечная боль, впечатанная под кожу чернилами. Но Дима… он был не единственной причиной моих терзаний. Основной, но не последней. Липкие мысли о моей сути убивали меня изнутри, но я не знала… была ли это правда. На самом ли деле я та, о которой рассказывал мне он? Безжалостная и бессердечная Лилит, убившая своё дитя. Неужели я могу быть её перерождением? Неужели я… совсем не знаю себя? Я пыталась вспомнить хоть что-то, связанное с моими прошлыми жизнями, но это было невозможно. Каким бы сильным практиком ты не был… это не постичь. А все те, кто утверждают обратное, – лжецы и мошенники. Никто не имеет силы, способной охватить такую информацию. Это переломало бы все жизненные линии. Перевернуло бы время и реальность. Раскололо бы все родовые системы. И я терялась в догадках. В постоянных мыслях о своём существовании и о том… почему он отпустил меня? Если я действительно та, которую он так ненавидел… почему дал право жить дальше? Мог ли обычный человек вынести такой болезненный вихрь вопросов, на которые не находилось ответов? Я не знала, ведь сама еле справлялась. Вернее… я сходила с ума. Теории о моей забытой жизни сменялись бесконечными фразами Димы из прошлого. Эти фразы сменялись моим криком и погоней по заснеженному лесу. Погоня сменялась пожаром и лезвием у горла. Кровью и пеплом, а затем… я просто вырубалась. Организм сдавался, и я наконец могла уснуть. Можно ли было такую жизнь назвать «жизнью»? Вряд ли. Но все неизменно повторяли мне: «Какое счастье, что ты выжила, Лилит!». «Счастьем» такую жизнь тоже сложно назвать, но я лишь слабо кивала в ответ на эти возгласы. Знали бы они… какие муки я переживала благодаря этому счастью. Если бы только они знали… Когда слёзы начинали меня душить, я вставала и расхаживала по комнате. Босиком, чтобы никто не услышал моих безутешных шагов. Практически паря над полом. Чтобы никто не узнал об истязающей меня бессоннице и о моём безумии. Но сегодня впервые… я остановилась в своей агонии. Прямо у окна. Что-то внутри меня среагировало быстрее, чем я смогла бы подумать. На уровне инстинктов я, абсолютно не думая, открыла настежь окна, высовываясь на улицу. Глубоко вдыхая грудью, словно никогда прежде не дышала. Холодный ветер со снегом ударил в лицо, заставляя сморщиться. А мой мозг будто бы быстрее заработал, ощутив прилив кислорода и свежего воздуха. И пока в моих глазах картинка становилась чётче… я стала различать силуэты во дворе. Деревья и кусты, усыпанные белоснежной пеленой. Столик на заднем дворе и лавочка. Сад мамы, за которым она так бережно ухаживала. Земля, по которой я так много раз ходила, будучи другим человеком. Но потом мой взгляд устремился куда-то глубже… дальше. И там… там я увидела силуэт, который бы ни с чем не спутала. Вернее… ни с кем. Никогда. Дима стоял в отдалении от дома, чуть спрятавшись за деревом. Будто подглядывая. Я не могла разглядеть его лица сквозь эту темноту, но видела, как ярко горели его глаза. Всё тем же дьявольским огнём. Обжигающим и завораживающим. Тело пробила мелкая дрожь, и я закрыла рот ладошкой, чтобы не закричать. Да. Первым моим порывом был... крик. Да такой громкий, чтобы меня наверняка услышали все в этом доме. Но я, ведомая старыми привычками, сдержалась. Не захотела выдавать себя, ведь была уверена, что сплю. Наверняка… я сплю.«Сплю… это просто сон…» – прошептала я еле слышно.
Моргнув пару раз, я пыталась собрать остатки сознания в кучу. Действительно ли то, что я сейчас так отчётливо вижу? Реален ли он или мне вновь стали сниться кошмары? Неужели он… неужели он посмел опять пробраться в мою голову? Протерев глаза до боли в веках… сцепляя до скрежета зубы… ничего не изменилось вокруг. Я не проснулась, как бы не хотела. И он… он не исчез. Он был здесь и сейчас. Практически под моим окном. В нескольких метрах от меня. И он… просто молчал. Стоял и молчал, сверля меня взглядом. Меня стало подташнивать, и всё внутри сжималось в узел. Колкий и едкий узел, стягивающий все мои органы до судорог в теле. Я стала задыхаться, и хриплые вздохи уже вырывались изнутри. А воздуха, заполнившего комнату так стремительно быстро, было мало, чтобы надышаться. Как бы часто я не хваталась за него… мне не хватало. Всё моё тело горело, как при сильной температуре, а ключица начала сильнее ныть. Вернее… она стала жечь под пижамой. Будто к коже приложили утюг и выпустили горячий пар. Но я не могла не смотреть на него. Не могла отвести взгляд, ведь у меня… было так много вопросов… так много гнусных и печальных слов внутри… так много ужасного для него хранилось во мне… и всё это… всё это я никогда ему не скажу. Никогда. Не потому, что я задыхалась, нет. Я бы нашла кислород на последние пару слов ему. Я делала уже это прежде. А потому, что я знаю… если я скажу хоть слово… если произнесу хотя бы звук… я могу вновь не выбраться из этих его складных предложений. Никогда не выбраться из его сетей, ведь он всегда забирал все мои слова, переиначивая их на свой лад. Перекраивая. И я могла вновь… погибнуть. Ком встал в горле, а слёзы капали на пол. Мне кажется, я даже слышала, как они приземлялись на деревянные дощечки. С каким грохотом эти капли летели вниз. С таким же грохотом летела и я. Вновь в пропасть. Вновь… из-за него. Дима сделал шаг вперёд, выходя под свет фонаря, и в ту же секунду я почувствовала… почувствовала знакомую энергию в комнате. Всепоглощающую и до ужаса парализующую. Кости заломило, а мои коленки стали подкашиваться. – … Лилит… – практически беззвучно пронеслось позади меня. И во всей Вселенной лишь этот голос… до боли мне знакомый… мог заставить меня оторваться от взгляда Димы. Я в ужасе обернулась, рывком закрывая окна. И тут же… очутилась на полу. Коленки не выдержали и всё-таки подкосились, а я, судорожно обнимая ноги руками, чтобы укрыться… прижималась к стенке. Передо мной было нечто… что невозможно описать словами. Энергия, у которой нет формы. Она заполняла собой пространство, не давая шанса вздохнуть. Она парализовала и лишала воли. Вселяла ужас в каждую клеточку твоего сознания. И я… чувствовала её отголоски в своём теле после той ночи. – Сатана… – прошептала я, задыхаясь. Это был он, я знала. Я чувствовала кончиками пальцев, что он вновь явился ко мне. Расквитаться за обиды прошлого и закончить начатое. Он пришёл за мной, а я… не могла произнести ни звука больше. Не могла даже разглядеть его. Содрогаясь мелкой дрожью, я вновь перенеслась в ту ночь. И всё моё нутро выло от страха. Вокруг будто бы вновь пылал пожар, и пепел падал с небес. Было жарко. Душно до тошноты. Отвратительно и... очень страшно. Ведь картинка из прошлого мигом всплыла в моей голове. И я приготовилась умирать, если к такому... вообще можно было подготовиться. – Я не причиню тебе вреда… – разнёсся надорванный голос, – выслушай. Огонь пропал, будто его никогда и не было тут. Пепел рассеялся, а я поняла, что моя голова абсолютно точно больная. Сломанная. Сатана отдал мне приказ, сказанный с такой силой, что ослушаться… было просто невозможно. Да и у меня не было выбора. Моё тело не слушалось, а рот отказывался кричать, словно я вдруг стала немой. Животный страх овладел мною. И всё, что оставалось, – молча молиться. – То, что я сказал тогда… – начал он, – … что я сказал про тебя – неправда. Я думал, что нашёл тебя, Лилит, понимаешь? Я был уверен. Но это… не ты. Я пришёл просто сказать это, чтобы тебе… легче жилось. Я, кажется, перестала моргать и дышать заодно. Эти слова повисли тяжёлой тишиной посреди комнаты и будто бы не доходили до меня в полной мере. Они словно отскакивали раз за разом, достигая сознания. Как в пинг-понге. Ударялись в мозг и обратно. Ударялись... и обратно. – Ты услышала меня?! – чуть громче спросил он, разрывая тишину. – Да... – еле слышно выдавила я, практически задыхаясь от волнения. Конечно, я услышала всё, что должна была. Только вот смысл… он еле доходил до моего больного слуха. Смысл был ужасающим и облегчающим одновременно. Я смотрела в эту дымку, представляя, что сплю. Представляя, что не нахожусь в одной комнате с Сатаной, который чуть не убил меня пару недель назад. И справлялась я плохо. Никак не справлялась. Воображение сегодня подводило меня вместе со слухом. Я разваливалась внутри вновь. Переживала новую трагедию. – Могу дать тебе больше сил… ничего взамен не возьму, – вкрадчиво сказал он, – за твои… за сопутствующий от моих поисков ущерб. – Отпусти его… – слетело с моих губ, – мне не нужно больше. Гортанный хохот оглушил меня, заставляя ещё больше вжаться. Я так хорошо помнила этот смех. Тогда мне казалось, что он принадлежал Диме. Но сейчас… я так отчётливо видела эту разницу. Я её слышала. Как я могла не понять тогда? Как… – Все Лилит дуры что ли? – не мог успокоиться он. – Это просто невероятно! Его смех, резко пронзивший пространство, точно так же быстро исчез. Будто растворился в воздухе, оставляя за собой неприятный горький привкус. Осадок и волнение. Предчувствие неминуемой беды. – Это ты должна его отпустить, – металический голос вновь вернул моё внимание, – думай только о себе. И в следующую секунду он исчез. Вот так просто. Словно и не было его в этой комнате никогда. Словно он не искалечил всю мою жизнь своей ошибкой. Не раскроил по частицам моё нутро, меняя навсегда. Ведь от этой его ошибки… я больше не любила сладкое. От такой его оплошности я… я больше не могла улыбаться. И от этого осознания стало ещё паршивее. Ещё больнее. Ведь… ведь если бы я была той самой Лилит… той, кто разрушил его жизнь когда-то очень давно… то всё это… всё это было бы не напрасно. Не зря. Тогда бы все мои крики были оправданы. А сейчас выходит, что всё, что я пережила, – лишь ошибка. Неправда. Я не Лилит.«Я не она… не она… не она…» – крутилось в моей голове.
Эти три слова я нашёптывала себе, когда стояла у зеркала, взяв ножницы в руки. Ноги сами понесли меня в ванную – я даже не заметила. Эти три слова я повторяла раз за разом, когда пряди стали падать на пол, касаясь моих голых ног. Эти три слова я сказала в последний раз, когда взглянула в зеркало и увидела там совершенно другую себя. Новую. – Я не она, – вслух прошептала я, обрезая последнюю прядь, – я… не она…