***
Я с детства часто думала о смерти. Я не боялась её. Не боялась однажды оказаться в другом мире. Ведь я знала, что жизнь после… только начинается, и она – бесконечна. Но в реальной жизни, как оказалось, смерть любимых я переживала паршиво. Когда ушла бабушка, я несколько недель не выходила из дома и очень закрылась в себе. Не хотела ни с кем общаться, не хотела гулять. Я тихонечко плакала в углу комнаты, вспоминая каждый наш момент вместе. Возможно, память стёрла многие мои воспоминания, связанные с тем моментом. Со временем ведь многое забывается. Горе притупляется, боль заглушается. Когда умер Люци, я будто потеряла опору, словно земля под ногами обрушилась. Я не знала, что можно испытывать такие сильные чувства к животному – не было такого опыта. Но то, что я испытала, увидев его маленькое неподвижное тельце, не сравнить ни с чем. Такую боль не описать, да и не нужно. И в ту секунду, в тот момент, когда ко мне пришло осознание потери, я лишь успела взмолиться силам, чтобы это был сон. И потом… я ничего не помнила потом. Очнулась я в какой-то светлой комнате. Меня ослепил яркий свет лампы. Пахло неприятно: лекарствами. Придя немного в себя, я поняла, что нахожусь в больнице. Я была одна в палате. Вокруг ни души, словно время остановилось. Судорожно начав вспоминать последние события, я вновь испытала ужас и горе. Горе, горе, горе. На вкус оно было, как что-то прогнившее. Что-то, от чего больше никогда не отмыться. Будто ты полностью пропитан этим запахом. Навсегда. По щекам покатились слёзы от осознания, что я больше не увижу Люци. По крайней мере, пока сама не окажусь в другом мире. Печаль сдавила грудь, а в горле стало першить, словно я задыхалась. Казалось, что даже воздух стал другим: будто тяжелее, тягучее. Будто бы дышать теперь сложнее. Через силу. Следом за горем меня накрыла ярость, ведь я вспомнила, хоть и обрывочно, что Люци убили. Какая-то тварь положила моего маленького дьявола в коробку, сука, с бантиком. И этот пион… меня тошнило от одной мысли об этих цветах теперь. Отныне… пионы навсегда будут напоминать мне об этом дне. О дне, когда я потеряла Люци.«Мразь, я найду тебя и придушу собственными руками», – пронеслось в голове.
Да, следом за яростью пришла месть. Я мечтала о ней, продумывая десятки идей, как расправиться с тварью, которая так поступила. В спешке я стала озираться вокруг в поисках телефона. Мне нужно было фото Люци, чтобы понять, кто убил его. Мне нужно было провести ритуал. Сейчас же. Повернувшись в сторону, я вздрогнула от неожиданности. Мою голову будто сдавили стальные оковы. Словно десятки иголок впивались в мозг, а в глазах стреляло от боли.«Ах! – вскрикнула я, – как же болит…»
Я дотронулась к затылку и почувствовала там что-то странное, будто бы не моё. Пока я пыталась понять, что с моей головой, в палату вошёл мужчина в белом халате. – С возвращением, – бодро сказал он, проверяя какой-то прибор. Только сейчас я заметила, что всё это время к моей руке была проведена капельница. – Что со мной произошло? – неуверенно спросила я, трогая голову. – Лилит, не трогайте затылок, у вас там швы, – серьёзно сказал мужчина, – вы упали и ударились головой об угол кровати. – Что… – прошептала я. – Да, рана достаточно глубокая, пришлось зашивать, – он принялся осматривать мою голову, – вам повезло, что удар не пришёлся на висок. Так можно было и убиться. – Сколько я спала? – спросила я, пытаясь собрать картинку в голове. – Пару часов, – ответил врач, – хорошо, что вас сразу нашли друзья. Они сказали, что вас что-то огорчило, и вы потеряли сознание от шока. – Да… – я стала понимать суть, – да, меня кое-что очень огорчило. Мысли в голове словно путались, сознание было неясное, будто я очень пьяная или сонная. Было сложно воспринимать информацию, сложно думать, сложно дышать. – Когда я смогу поехать домой? – задала я самый главный вопрос. Находиться в этой палате было невыносимо и тошно. Стены тут давили, а больничная атмосфера всегда удручала меня. – Лилит, вам нужен покой, у вас сотрясение головного мозга средней тяжести, – серьёзно посмотрел на меня мужчина, – сегодня мы ещё последим за вашим состоянием, а завтра – посмотрим… – Я не хочу тут быть… – прошептала я сама себе. – Придётся потерпеть, – спокойно ответил он, – я сам больницы не люблю, но… работа обязывает.«Блять», – всё, что я могла подумать.
Заметив моё расстройство, мужчина поспешил ободрить меня: – Вас заждались друзья, кстати, они всё время сидели тут, – он улыбнулся и вышел из палаты. Спустя пару минут я увидела ребят, которые с перепуганными глазами зашли ко мне. Они принесли цветы и шарики, что показалось очень милым, но… будто бы неправильным. Ведь… Люци умер. А я… как я могу сейчас вообще чему-либо радоваться? Как мне теперь вообще улыбаться? Как захотеть хоть на минутку стать счастливой? Расталкивая всех локтями, ко мне выбежала Агата. – Лилит! – вскрикнула она. – Как же ты напугала меня, чёрт возьми! Как ты, зай? На душе стало спокойнее, что подруга здесь. Сразу будто бы полегче. По щекам потекли слёзы. – Прости, я… – голос дрожал, – я не хотела так вас пугать. Просто Люци, он… он... – я не могла сказать это вслух. – Я знаю, милая, – прижала меня к себе Агата, – я знаю. Всё будет хорошо, я так тебя люблю. Я лишь молча кивнула в подтверждение её слов. Хотелось верить, что несмотря ни на что, всё будет хорошо. Только вера у меня и осталась. – Мама знает? – спросила я. – Нет… – замотала головой подруга, – сама ей скажешь, как будешь готова. Я не стала говорить Моне, чтобы она с ума не сошла. Ты же знаешь, какая твоя мама паникёрша. – Правильно, – согласилась я, – спасибо. – Ведьмочка, – Влад высунул голову из шаров, – ну ты нас до усрачки перепугала, конечно. Хорошо, что ты в норме. – Лилит, как ты себя чувствуешь? – спросила Лина. – Всё немного кружится вокруг, голова болит, – сказала я, вытирая слёзы, – а так… ужасно. Где Люци? В палате повисло молчание. Кажется, все экстрасенсы не знали, что сказать. – Мы отнесли его в подвал, там… прохладно, – начал Саша, – нужно похоронить. – Да-да, – закивала я, – надо похоронить. Меня завтра выпишут, и я сразу займусь… – Лилит, тебе нужно отдыхать… – возразил Костя. – Нет! – вскрикнула я. – Без меня не хоронить. Это моё желание. – Ладно, зай, – Агата взяла меня за руку, – только не нервничай. Я искала глазами Диму весь разговор, но его нигде не было. Не было рядом. Как и всегда, Матвеев исчезал сразу, как только приближался ко мне. Сейчас это меня совсем не ранило. Ничего сейчас не могло перекрыть то, что я переживала. Никакие качели Димы не станут вровень с таким горем и болью, которые я испытывала.«Пусть хоть сквозь землю провалится, чёртов эгоист», – подумала я.
– Лилит, – спокойно сказал Олег, – я чувствую, что к смерти Люци… причастен мужчина. Молодой. Больше увидеть не могу, будто стоит защита. – Да, – кивнула Виктория, – я тоже смотрела – ничего, кроме того, что эта тварь мужского пола, не увидела. Я молча смотрела на них, а в голове потихоньку собирался пазл. Приходило осознание того, во что я отказывалась верить. Наступала та самая... точка невозврата. Дима не любил Люци. Он единственный относился к нему с отвращением. Никогда не трогал, не гладил, даже не смотрел в его сторону. Дима… его энергию я не чувствовала, его не могла прочитать. Пионы… Дима ненавидит пионы. Он знал, что я их люблю. Почему на теле моего бедного Люци лежал пион? Что за извращённые игры? Мог ли Дима так бесчеловечно поступить?«Мог…» – пронеслось в голове.
Он поступал бесчеловечно со мной каждый раз, заставляя переживать самые ужасные эмоции. Может… может, он совсем сошёл с ума, а Люци стал для него просто орудием? Чтобы уничтожить меня полностью… Чтобы стереть в пыль. Димы не было в комнате утром… Куда он пошёл? Почему не остался со мной на всю ночь? Мог ли он? Мог ли? Мог?«Мог», – эхом отзывалось в голове.
Почему энергию убийцы не чувствуют сильнейшие экстрасенсы? Почему не могут посмотреть глубже? Больше? Потому что Диму не видно. Потому что на Диме стоит защита. Потому что… Дима… убил Люци. От такой догадки, которая буквально в секунды укоренилась в моём сознании, тело пробрала дрожь. Я чувствовала, как в висках эхом отбивается пульс. Всё сходилось. Больше… больше некому было так поступать, да и незачем. Если Дима зашёл слишком далеко, если он, может, приревновал… Приревновал, что Люци стал частью моей жизни. Разозлился, что я могу быть счастливой без него… Мог ли?«Мог, – поняла я наконец, – он мог».
Мысли отрывками путались в моей голове, всё тело словно обмякло. От осознания, что это Дима… меня стошнило. Агата в последний момент успела схватить мусорный бак, чтобы помочь мне. Вокруг началась суета, все стали искать воду и салфетки. Очень шумно… В висках гудит. Голова… раскалывается. Пришёл врач и попросил всех уйти, чтобы я отдыхала. – Выздоравливай скорее, крошка, – обняла меня Агата. – Всё будет хорошо, – подмигнула Лина, сжимая мою руку. – Идите уже, ей нужно поспать, – ворчал врач. Я провалилась в сон, как только дверь палаты закрылась.***
На следующий день меня выписали из больницы. Физическое состояние немного улучшилось, по крайней мере, меня не тошнило каждые полчаса. Морально же стало только хуже. Я была разбита. Сознание без конца прокручивало в голове картинки с Люци. Я не могла перестать думать о том дне, когда увидела его в последний раз. Такого маленького, беззащитного и… мёртвого. Меня привезли домой Олег с Агатой, которые бесконечно расспрашивали меня обо всём на свете, лишь бы отвлечь. Не получалось. Как бы ты не старался, от такого не отвлечься. Такое нужно просто пережить, если это вообще возможно. Зайдя в комнату, я попросила всех не трогать меня пару часов, чтобы я смогла настроиться на похороны. Мне нужны были силы, терпение и тишина, чтобы пережить это. Ничего из перечисленного во мне сейчас не было. Даже на процент. Я уже полчаса стояла под горячим душем, уставившись в одну точку. Слёзы ручьём стекали вместе с водой, а тело содрогалось от судорог. Не хотелось выходить отсюда. Хотелось остаться в ванной, как в детстве перед школой, когда ты умываешься тёплой водой и мечтаешь только об одном: остаться тут навсегда. Заставив себя выйти, я принялась одеваться на похороны Люци. Смерть нужно встречать красиво – это знала любая ведьма. Поэтому через силу я надела чёрное платье в пол с шлейфом из гипюра и накрыла голову такой же накидкой. Моих глаз было практически не видно, как и лица. В целом, меня устраивал такой расклад. Быть практически невидимкой – то, что нужно. Обув чёрные лаковые туфли и накинув чёрную шубу, я вышла из комнаты. Внизу уже начинали собираться экстрасенсы, как и полагалось, все в траурном цвете. Парни позаботились обо всём, что нужно для этого печального события, и мы выдвинулись на опушку леса. – Как ты? – спросила Лина, которая шла сбоку от меня. – Терпимо, – призналась я. Перед выходом я выпила успокоительное, которое мне прописал врач на экстренный случай, ведь по-другому… просто-напросто не смогла бы это пережить. Это был самый что ни на есть экстренный случай. С ясным сознанием я бы точно сошла с ума от горя. Спустя время, кажется, таблетка подействовала. Я ощущала себя, как в вакууме. Я понимала всё, что происходит, но будто бы все чувства притупились. Будто бы это всё, безусловно, важно, но как-то недосягаемо для меня сейчас. Я была как полуживая. Без ярких чувств. Без эмоций. И… без слёз. Агата, идущая с другой стороны от меня, крепко сжала мою руку в знак поддержки. Все остальные шли молча, ведь… что тут скажешь. Подойдя к лесу, я удивилась тому, как парни всё оформили. Поляна была усыпана лепестками красных роз. Возле дуба была вырыта маленькая могилка, а рядом… стоял крошечный гроб. Я таких даже не видела никогда. – Где вы нашли такой… – я не смогла выговорить это вслух. – Сами сделали, – ответил Костя. – Спасибо, – прошептала я, пытаясь унять дрожь в руках. Я подошла чуть поближе и увидела в нём… маленькое тельце Люци. Он лежал на боку, словно он просто спит. Словно ничего не произошло, а он всего лишь задремал. Лишь маленькая чёрная повязка на животе, которая закрывала рану, выдавала, что что-то не так. На плечо легла рука Олега, который тихо спросил: – Готова? Я молча кивнула головой, прикусывая до боли язык, чтобы не упасть в обморок. Успокоительное, хоть и действовало, но сейчас, видимо, недостаточно. Парни аккуратно взяли гроб и опустили его в могилу. Все замерли, уставившись в яму. Кажется, что каким бы ты экстрасенсом не был, сколько бы ты не знал о смерти и как бы часто не практиковал, это… смерть пережить сложно. Любому человеку. – Лилит? – выдернул меня из размышлений голос Олега. – Хочешь что-то сказать? Я кивнула, беря в руки горстку земли. – Люци, – тихо сказала я, – спасибо, что когда-то появился в моей жизни. И… – голос дрожал, – спасибо, что показал мне, как сильно я могу любить. До встречи на другой стороне, – я рассыпала землю в могилу. – До встречи на другой стороне, – хором повторили ребята. Когда всё закончилось, я осталась одна у могилки Люци. Отчаянье вновь накрывало, а слёзы тихо лились из глаз. Присев на холодную землю, я припала к ней. – Прости меня, Люци, – всхлипывала я, – прости, что не уберегла тебя от него. Обещаю, он поплатится. Клянусь. Ветер, будто бы специально, завывал ещё сильнее. Было невыносимо холодно, но я словно не чувствовала этого. Словно я понимала, что могу окоченеть тут и умереть, и меня это... не волновало. За спиной послышался шорох, и я резко развернулась. Передо мной стоял Дима. Выглядел он, пожалуй, даже хуже, чем я: чёрные синяки под глазами, грязная одежда и багровеющий синяк под глазом.«Я добавлю ещё один для симметрии», – пронеслось в голове.
Резко вскочив, я приблизилась к нему, ударяя под другой глаз. Костяшки пронзила боль, но мне было плевать. Я готова была вытерпеть такую же боль ещё сто раз, ведь он заслужил. Дима лишь вскинул брови, как ни в чём не бывало, и с усмешкой сказал: – Я тоже скучал, малышка Лилит. – Ты конченный! Ты... даже не человек, – кричала я, – как ты мог? Слёз уже не было, их затмило более сильное чувство – ярость. – Не переходи грань, – его глаза почернели, – сбавь тон. Сейчас же. – Сбавить тон? – я истерично рассмеялась, – ты, блять, издеваешься? Я верила в тебя, до последнего верила, что в тебе есть хоть капля чего-то светлого. Но я ошибалась. В тебе нет ничего человеческого. Ты убийца. Ты убил Люци. И ты поплатишься за это. Я… – мой голос срывался на хрип, – я тебя ненавижу. Дима в один шаг приблизился ко мне и отвесил пощёчину. От неожиданности я прижала руку к щеке, с испугом глядя на него. В голове гудело, а мир сейчас... кажется, рухнул на части. Никогда прежде меня никто не бил. Никогда на меня не поднимали руку. Это… было больно не как физически, как морально. Дима ударил меня. Безжалостно и даже не раздумывая. Оставил свой очередной след на моём теле. Только сейчас я поняла, какое преимущество он имеет надо мной. Он с лёгкостью смог бы закопать меня прямо тут… рядом с Люци. И это меня пугало меньше всего сейчас. Самый настоящий страх был в том, что я совершенно не знала Матвеева. Никогда. – Не смей больше так разговаривать со мной, – сказал он, поправляя волосы, – я пальцем не трогал Люци, если тебе интересно. Чернокнижник подошёл к могиле, прикладывая к ней руку, и тихо сказал: – Увидимся на другой стороне, демон.