***
В Малаховку Женя приехала в первый же свой выходной. Как назло, Ларисе пришлось с утра уехать в офис — очередные инспекторы приперлись, но к пяти она обещала быть дома. «Заебали в этом месяце: то Роспотребнадзор, то налоговики, теперь вот экологи — сил уже нет», — пожаловалась она по телефону и, тут же понизив голос, спросила: — Соскучилась?» — Очень, — ответила Женя, привычно счастливо обмирая от этой интимной хрипотцы. Поздоровавшись с гавкнувшим для порядка Ахметом и сонно мурчащим на крыльце Игнатом, она торопливо переоделась в свою «спецодежду» — старые джинсовые шорты и порванную в нескольких местах выцветшую майку с надписью «Your loss, baby» и вышла в сад. Заметив на земле падалицу «белого налива», она начала собирать с дерева еще не успевшие переспеть яблоки. Решила, что до того, как Лариса вернется, вполне успеет сварить варенье. В погребе на полках ровными рядами уже стояли несколько видов солений и маринады, которые она успела закрутить до отъезда в Турцию. «Вот ты неугомонная», — усмехалась Лариса, но помогала, когда не была занята. «Гляди-ка, не потеряла я еще сноровку, бабка моя на том свете счас небось радуется, — сказала она, ловко орудуя закаточным ключом, — все меня учила: если сто бутылей на зиму не закрутила, значит, хуевая хозяйка. Кто авосьничает, тот и постничает — поговорка у нее любимая была». За пару часов пересыпанные сахаром и корицей нарезанные дольки яблок пустили сок. Уставшая после прополки, Женя вернулась в дом, вывалила их в большую толстодонную кастрюлю, долила немного воды и поставила на медленный огонь. Помешивая выварку деревянной ложкой, она размышляла: как прекрасно было бы не помнить о том, что завтра ей придется вернуться домой. Если бы она умела жить в моменте. Без всяких душащих «но», которые не давали сполна насладиться ароматным коричным запахом, прохладой мраморного пола под босыми ступнями, уютным тиканьем напольных часов и легким, как щекотание пера, возбуждением, охватывающим ее всякий раз, когда она смотрела на Ларисин портрет в гостиной. Расслабиться в счастливой эйфории мешал осадок от вчерашнего разговора с Мишей. — Завтра еду в Малаховку, — сказала Женя за ужином. — Там в саду все заросло. Может, останусь с ночевкой, — добавила она, нарочно глядя на него в упор, — Приехать не успели, и ты уже несешься, — произнес он, жуя. — Тебе там будто медом намазано. — Нутеллой, — парировала она и, уже не контролируя себя, выпалила, — Как меня достало все это, если бы ты только знал. — Что именно? — спросил он, перестав жевать. — Давай разойдемся, — слова сорвались с языка прежде, чем мозг успел включить тормоза. — Не понял, — оторопело произнес он, уставившись на нее с нескрываемым изумлением. — Что не понял? — Женю все сильнее захватывало упоительное ощущение свободы — у нее словно стремительно отросли крылья. — Задолбало твое занудство. Хочу и еду туда! Не нравится, подавай на развод. — Хуйню не неси, — буркнул Миша и ушел в комнату, не доев. Весь вечер они не разговаривали. А утром он разбудил ее колючими поцелуями. «Давай по-быстрому, подними мужу настроение». Не разлипая глаз, она раздвинула ноги и даже сквозь сон сымитировала довольный стон — только чтобы он, получив реванш, отъебался поскорее. Увидев, что варенье начало кипеть, Женя поставила рядом с плитой тарелку и взяла шумовку. В детстве она с нетерпением ждала этого момента, и как только мама снимала первую пенку, тут же хваталась за ложку. «Ну как, вкусно?» — немного обеспокоенно спрашивала мама. Она великолепно готовила, но все равно каждый раз переживала, что делает что-то не так. Эта неуверенность касалась абсолютно всего, что происходило в ее жизни. «Чересчур робкая ты, Алка, так нельзя. С твоим опытом и способностями могла бы давно сама директором магазина стать», — выговаривала маме подруга Светка. Жене Света не нравилась, она была слишком громкой, слишком яркой и подавляющей. Рядом с ней мама терялась. Становясь словно ниже ростом, она слушала советы тети Светы со слегка смущенной улыбкой неудачницы. Как-то Женя подслушала их разговор. Мама спросила: «Ты вот говоришь, Генку любишь… как же с Подвойским у тебя в постели получается?» И Светка, расхохотавшись, ответила: «Ну а чего. Он же муж. Это как стакан воды выпить». Женя теперь не раз вспоминала эту фразу, когда давясь, пила эту самую воду. В калитку позвонили. Ахмет залаял надрывно и зло, как обычно, когда за воротами стоял кто-то чужой. На экране красовалась Катина кислая физиономия. «Какого?!..» — Женя ткнула нужную кнопку и тут же бросилась назад к кастрюле. Как выяснилось, Катя приехала по делу — Лариса заказала на пять маникюр. — Звонила мне недавно. Сказала, скоро будет, — объявила Катя, раскладывая свой бьюти-кейс. — А ты тут что? Все на хозяйстве? — насмешливо спросила она. — А я тут отдыхаю, — спокойно ответила Женя, снимая шумовкой пену. — Как на даче. — Варенье-то зачем варишь? — Катя рассмеялась. — Она им, что ли, водку будет закусывать? Тетя Лариса у нас сладкого не любит. Ты что, не знала? Матчасть учи, если уж в доверие втираешься. — А ты все не уймешься никак, — Женя не могла понять, что именно ее сейчас раздражает больше: Катины выебоны или то, что Лариса не сочла нужным предупредить о ее приезде. — А ты думаешь, что все будут видеть, что творится, и помалкивать? Жене показалось, что обжигающая янтарная масса сейчас выплеснулась ей в лицо. — Не понимаю, о чем ты, — как же она ненавидела сейчас себя за эту трусливую фразочку. За панический страх, за истерично застучавшее сердце и за дрожь в руке, продолжающей тупо мешать сладкое месиво. — Все ты понимаешь, — с уже нескрываемой злостью произнесла Катя. — Не надо из себя дурочку строить. Знаем мы вас, тихих скромных провинциалок. Ждешь, что она на тебя завещание оформит, что ли? Не жди, ничего не выйдет. Родная кровь есть родная кровь. Так что зря стараешься. Женя вздохнула с облегчением. Судя по всему, ничего конкретного эта тупая сука не знала, просто так бред несла, чтобы посильнее ужалить. — Ну раз не выйдет, чего ж ты тогда так нервничаешь? — спросила она с притворным миролюбием. — Я не нервничаю. Противно просто смотреть на твои жалкие попытки угодить. Помидорки, вареньице, блять, это так смешно. Дверь хлопнула до того, как Женя успела произнести сакраментальное: «А не пошла бы ты нахуй». — Чо, девчонки, тухло у вас тут? Чо не бухаете? — Лариса выглядела усталой, но глаза ее весело сверкали. — Так нельзя мне, за рулем же, — Катя засияла, заулыбалась так, словно для нее не было события приятнее, чем лицезреть тетю мужа. Женя мрачно кивнула и подцепила шумовкой очередную порцию мутной пены. — Да видела, видела я твою обновку, из штанов-то не выпрыгивай, — подойдя к раковине, Лариса быстро вымыла руки. — Смотрю, под домом красное «ауди» стоит, думаю, неужто ко мне миллионер какой пожаловал. — Ой, ну Лариса Максимовна, — Катя засмеялась, но как-то слишком деланно. — Ну что вы такое говорите. Обычная тачка, со вторых рук. По дешевке Саша нашел. Они уселись за стол. — А деньги твой Саша тоже где-то нашел. Ты меня не лечи, я ему не столько плачу, чтобы он мог такое купить. Играл? Катя включила лампу. Засуетилась, звякая инструментами, рассованными по кармашкам кейса. — Играл и выиграл, Лариса Максимовна. — Какой цвет будем делать? — Ох, дура ты Катя, — беззлобно сказала Лариса. — Цвет… Жень, какой мне цвет сделать? — громко спросила она, не поворачиваясь. — Понятия не имею, — ответила Женя и отвернулась к плите. — А чего так не нежно? — Лариса ухмыльнулась. — Налей мне, кстати. Там в холодильнике начатая стоит. Обмоем нетрудовое приобретение. Давай красный, Кать. Катя опять рассмеялась. Женя даже не шелохнулась. Помешивая густеющую массу, она думала о том, что в словах Катиных, возможно, есть часть правды. Действительно смешно. Нахуя Ларисе варенье? Лариса сказала что-то тихим голосом, и в ответ снова раздался звонкий смех. Они заговорили о Катиной знакомой парикмахерше, судя по репликам, Лариса ее тоже знала. Под интенсивное жужжание насадки Катя с жаром в голосе описывала злоключения этой дамы. Развод, раздел имущества, предательство любовника, смерть любимого хомячка. Лариса слушала ее с интересом, вставляя время от времени язвительные комментарии. Про водку она, казалось, напрочь забыла. Как и про Женино присутствие. Пузырьки на поверхности рождались, набухали и лопались. Женя макнула палец в остывшую пенку и облизнула его. Вкусно. Выключив газ, она, аккуратно взяв кастрюлю прихватками, вынесла ее во двор и вывалила содержимое в кучу компоста. Вернувшись, поднялась на второй этаж, приняла душ, переоделась и спустилась с сумкой на плече. — Мне пора, — сказала она негромко, проходя мимо столовой, где все еще были поглощены увлекательным диалогом. Никто не обратил на нее внимания. И только когда она уже была у входной двери, Лариса крикнула: — Жень?! — Что? — так же негромко спросила она. — Жень, ты что-то сказала? — Сказала, что ухожу! — на этот раз она повысила голос. — Подойди сюда, пожалуйста! Она вернулась в столовую. Левая рука Ларисы уже лежала в сушке, Катя работала над правой, бережно придерживая Ларисину ладонь. Женя отвела глаза, смотреть на это было еще более тошно, чем слушать их разговоры. — Ты куда собралась? — спросила Лариса. — Домой, — спокойно ответила Женя. В глазах закипело от подступающих слез. Неизвестно, почему ее так задели слова какой-то тупой Кати. Но чувство было такое, что по душе основательно поскребли пилочкой. — Дождись меня, пожалуйста, — Лариса бросила на нее многозначительный взгляд. — Поговорить надо. — Не могу, — Женя качнула головой. — Если что-то срочное, звоните, — развернувшись к двери, она услышала сердитое: «Женя!» И Катин крик: — Ну вы что, Лариса Максимовна! Нельзя же. — Да, блять, Женя, стоять. Я кому сказала. Женя обернулась. Катя с силой удерживала Воронину за руку, а та смотрела на Женю то ли с мольбой, то ли с угрозой, сложно было разобрать. В любом случае, никто больше не смеялся. Женя подошла к холодильнику, достала из него ополовиненную бутылку водки и демонстративно вылила ее в раковину. Лариса молча смотрела на нее, на губах ее играла легкая усмешка. — Полчаса, — процедила Женя. — Слышала? — обратилась к Кате Лариса. — Давай пошустрее. У меня тут начальство строгое. — Ну это уж как получится, — недовольно ответила Катя. — Быстрее чем положено, не высохнет. — Подуешь, — жестко сказала Лариса. — Так устраивает, ваше величество? — она одарила Женю многообещающей улыбкой. Ничего не ответив, Женя вышла из столовой.***
В спальне она разделась, оставив на себе только футболку, и легла в кровать. Чтобы хоть как-то унять возбуждение, вызванное этой блядской красноречивой улыбкой, Женя принялась листать паблики Вконтакте. Лариса поднялась в спальню, как раз когда Женя проматывала ленту группы «Как я встретил столбняк» и чувствовала себя яблоком, пускающим сок на жаре. — Борзеешь, — Воронина, ухмыляясь, прислонилась к косяку. — Ох, борзе-е-ешь. Знаешь, что можно, да, Жень? Женя ничего не ответила, стянула с себя простыню, раздвинула колени, и демонстративно уткнулась в телефон. — Не стыдно пиздой своей мокрой сверкать? — произнесла Лариса хриплым нутряным голосом и подошла к кровати. — Очень стыдно, Лариса Максимовна, — усмехнувшись, Женя снова свела ноги вместе и продолжила листать ленту. Еще через несколько мгновений сильные руки развели ее бедра. Все еще судорожно сжимая телефон, Женя откинула голову на подушку и застонала еще до того, как горячий язык коснулся ее клитора. А потом не выдержав, отбросила мобильный, наклонилась, для того, чтобы запустить руки в длинные черные пряди, оттянуть их слегка назад и почувствовать сопротивление. — Оторваться не можешь, — сдавленно произнесла она, — сука ты похотливая… Лариса гулко охнула и вошла в нее тремя пальцами. Жене хватило нескольких минут. Кончив, она еще некоторое время прижималась, не отпуская. А потом, когда Лариса улеглась рядом, начала расстегивать пуговицы ее длинного льняного платья. — Погоди, — Лариса остановила ее, крепко перехватив за кисть. — Сейчас отдохну, в душ схожу и получишь все. Женя взяла ее ладонь и приблизила к своим глазам, нарочито внимательно рассматривая кроваво-красные ногти. Придраться было не к чему. Идеальная форма ногтей, идеальный маникюр. — Нравится? — спросила Лариса. — Обязательно было именно сегодня ее звать? — На вчера договорилась, но у нее не получилось, ребенок температурил. — Ну и наплевала бы. — Да ты что? Как же я тебя загорелую, красивую, только что с курорта приехавшую, буду ебать без маникюра? — с оттенком сарказма спросила Лариса. — Ты забыла «молодую». Ладонь шутливо скользнула по Жениным губам, она удержала ее, поцеловала внутреннюю сторону, между большим и указательным пальцами. Лариса шумно вздохнула и отобрала свою руку. — Не шали. Чего Катька ляпнула-то на этот раз? — Предупредила по-дружески. Говорит, напрасно стараюсь тебе угодить. Она меня насквозь видит, корыстную тварь. Скажи ей уже, что завещание на Сашу оформила, чтобы она успокоилась. — А с чего ты взяла, что на него? — На кого ж еще? — Да пока ни на кого. Я рассчитываю еще лет десять пожить, — она улыбнулась, и начала почесывать Жене спину так, словно та была кошкой. — Тридцать, как минимум, у тебя линия жизни длинная, — Женя потянулась и легла на живот. — Посмотрим, — насмешливо произнесла Лариса. — Херомантка. Варенье какого хера выкинула? — Просто так, — подавив улыбку, она отвернула голову. — Вот ты ебанутая, Женька. — Не ебанутей тебя. — Это точно, — согласилась Лариса. — Но зря ты, — сказала она со вздохом. — Вкусно пахло. — Да не ври ты уже, — усмехнулась Женя. — Не любишь ты ничего сладкого, кроме вот этого, — она провела рукой между ног. Лариса прыснула от смеха. — Посмотрите на нее только! Не вру я, не вру. Все, что ты готовишь, люблю, ты же знаешь, — она начала осыпать Женину спину поцелуями. — Хоть сладкое, хоть горькое, хоть кислое. «А меня? Меня ты любишь?» — чуть не спросила Женя, но сдержалась. Не из гордости, а потому что хотела, чтобы Лариса когда-нибудь сказала это сама, без вопросов.