В последний раз

2018 год, январь — Основываясь на клинических критериях, можно сказать, что ваш муж сейчас находится в вегетативном состоянии. Присутствуют фотореакция зрачков и некоторые безусловные рефлексы, но пока он в контакт не вступает, и говорить о возвращении сознания мы не можем. Несколько дней понаблюдаем, а потом сделаем ПЭТ. В интонации врача, как и раньше, сквозила профессиональная отстраненность, граничащая с холодным равнодушием. Даже мастера в автосервисе говорили о неисправных машинах с большей эмпатией. «Главное, что он лучший», — повторяла Женя про себя. Стаценко вышел, и Женя с Ларисой остались наедине с Мишей. Все это слегка напоминало сюжет черной комедии. Кощунство с доброй долей цинизма. Только смешно Жене не было. Ей хотелось выть. Супер-комфортабельная VIP-палата была оснащена не хуже гостиничного номера люкс в пятизвездочном отеле: специальная функциональная кровать с электроприводом, бесшумный кондиционер, большой экран на стене, кожаные кресла, журнальный столик, холодильник, микроволновка и даже гребаный электрочайник. Жаль только, Миша не мог встать и налить себе чай. Женя смотрела в безразлично уставившиеся в потолок карие глаза и ощущала внутреннюю панику, которая медленно заполняла ее легкие и, точно пар в сауне, мешала дышать. — Мне в офис надо ненадолго, — Лариса подошла к окну и подняла опущенные жалюзи. — Снег, вроде, прекратился. Подъеду за тобой часа через два. Нормально? Жене не хотелось здесь оставаться. Хотелось вместе с Ларисой вернуться в уютный салон «Лексуса» и, прислонив голову к ее плечу, слушать успокаивающий звук хрипловатого голоса. — Не надо. Езжай домой, я сама доберусь. — Ладно, — Лариса прошла мимо нее к шкафу, достала свою шубу, перекинула ее через руку и уже у двери обернулась и посмотрела на Мишу. — Все будет хорошо, — произнесла она, обращаясь непонятно к кому, и вышла. В окне на фоне тускло-серого неба мрачно чернели верхушки деревьев и убегали в бесконечную чужую даль провода. Придвинув кресло к кровати, Женя села и тихим ровным голосом начала рассказывать про Даню и Мишиных родителей. Смотрела в пустые, ничего не выражающие глаза и ощущала себя актрисой, произносящей монолог перед пустым залом. В какой-то момент она устала и прервалась на полуслове. — Я сегодня на стройке была. Тебе привет от Олега… И от Демидова, — сказала Женя после длинной паузы. — Говорит, ты уволиться хотел… Что же ты молчишь? — она осторожно дотронулась до его руки, безвольно лежащей на одеяле. — Довела я тебя. Да? Извини… — Женя погладила отекшие пальцы. — Что же с тобой случилось? Это бригадир? Скажи. Это Костя? Он на тебя напал? Мишино лицо оставалось абсолютно непроницаемым. Дверь открылась. Медсестра вкатила в палату тележку с лекарствами и перевязочным материалом. Девушка поздоровалась, наклонилась над Мишей, ловко перевернула его на бок и начала обрабатывать его спину мазью. — Чтобы пролежней не было, — объяснила она, прежде чем Женя успела спросить. Закончив, медсестра принялась влажной губкой вытирать его лицо. — И вот ротик протрем, и носик, чтобы инфекция не попала, — в ее певучем голосе слышался протяжный восточный акцент. — Давайте, я помогу, — Женя вскочила с кресла. — Не надо, девушка. Мы сами со всем справляемся, — медсестра улыбнулась. — Не волнуйтесь, пожалуйста. Мы уже с родственницей вашей обо всем договорились. Все в порядке. Книжку ему какую-нибудь почитайте или вон, телевизор посмотрите, у нас тут кабельное — пятьдесят каналов. «Родственницей?» — Женя усмехнулась про себя, взяла пульт и, включив телевизор, нажала на первую попавшуюся кнопку. «Есаул, есаул, что ж ты бросил коня?!», — с веселым укором прокричал с экрана седой Газманов. Она вырубила звук и уселась в кресло. Газманов ехидно улыбался и скакал по сцене, изображая, очевидно, коня, которого так и не пристрелили. Медсестра закончила процедуру и, заботливо поправив подушку, удалилась. — Ты ей понравился… — сказала Женя и переключила канал — на экране замелькали мультяшные богатыри. — Вот начнешь разговаривать, и будешь с ней флиртовать. А может, даже влюбишься и женишься. Миша молчал. Она взяла телефон и со вздохом произнесла: — А сейчас позвоним твоей маме. 1995 год, ноябрь В туалете, находящемся в полуподвале, никого не было. — Ты охренела? — Лариса толкнула Аду к стене. — Мы же договаривались. При людях ведем себя прилично. Перед глазами в чересчур открытом декольте колыхалась грудь, вся такая мягкая, податливая, будто просила взять ее в ладони. — Да что я сделала? — насмешливо улыбаясь, Ада поднесла к губам пластиковый стакан, но, сообразив, что в нем не осталось ни капли, с сожалением швырнула его на пол, усеянный окурками, смятыми стаканами и обрывками салфеток. Лариса вдруг ощутила невыносимое желание провести рукой по нежной розоватой щеке. — «Любовь моя?» — передразнила Лариса. — Это были мои соседи! Он в газетенке типа «Спид-инфо» работает, сплетни городские собирает. Ему два плюс два сложить за нехер делать. Да они вообще могут Валере что угодно напиздеть потом. — Да что здесь такого? Бабы сплошь и рядом по пьяни целуются, никого это не волнует. Болотисто-крыжовниковые глаза насмешливо заискрились — Ада ничего не воспринимала всерьез. Порой Ларисе казалось, и ее тоже. — Не делай вид, что ты не понимаешь. Тебе просто похуй на то, о чем я прошу. — Да не бойся ты, господи, — взгляд у Ады вдруг сделался жестким, почти презрительным, но она не сопротивлялась, руки высвободить не пыталась. — Ходишь, дергаешься все время, как нервно больная. Обнимать при ком-то нельзя, приезжать к тебе нельзя, звонить тоже… — Ну брось меня, — с обидой произнесла Лариса и, ослабив хватку, прислушалась — показалось, что на лестнице раздаются шаги. — Не сердись на меня, Ларочка… — Ада вдруг прильнула к Ларисе, прижалась к ней бедрами и зашептала с горячей страстностью: — Ты моя богиня! Ударь меня молнией, покарай, делай со мной что хочешь. Я твоя раба, я буду ползать перед тобой на коленях, лизать тебе буду… Чувствуя моментальную слабость в ногах, Лариса, уже не владея собой, откинула голову назад, позволяя поцелуям спуститься вдоль горла к ложбинке груди. — Всю тебя вылижу… Хрипловатый шепот и волосы, щекочущие кожу, будоражили так, что удержаться становилось все труднее. — Идем, — она потянула Аду за руку. Поднявшись по ступенькам, они свернули в полутемный коридор, загроможденный строительным мусором, рискуя сломать не только каблуки, но и ноги. Спрятавшись за грудой мебели, накрытой полиэтиленом, Лариса задрала Адино платье спереди, забралась рукой под тугие колготки. — И вот меня настигла божья кара, — Ада издала сдавленный смешок и тут же застонала, обхватила Ларисину шею, зашелестела возле уха горячим: «Накажи меня, выеби, как самую последнюю шлюху». — Так и есть…шлюха… потекла уже… — от похоти язык еле ворочался. — Поцелуй… Ада впилась губами в ее рот и по-животному заскулила, заелозила на пальцах. — Вот так, да? Так? Так хорошо тебе, Адочка моя? — тонкая глубокая нежность переполняла ее в эту минуту. — Ты моя богиня, — задыхаясь, бормотала Ада, — моя госпожа. Трахай меня, не останавливайся. Лариса уже и не могла остановиться. — Губы… — выдохнула она. Дразня, обвела кончиком языка послушно приблизившийся рот и, наслаждаясь судорожным стоном, углубила поцелуй. На пару мгновений замедлила движение пальцев, а затем снова ускорила, уже не отвлекаясь ни на что, кроме яростного ожесточенного трения. «Люблю, чтоб до искры», — шутила Ада. Ада больше не произносила ни звука, даже не стонала, будто экономила энергию, чтобы потом взорваться громким вскриком. Из полумрака они вышли в узкую полоску света, поправляя волосы. — Фрол зовет в Кратово на дедову дачу, — Ада приложила руки к груди, становясь похожей на маленькую трехлетнюю девочку, которая выпрашивает новую куклу. — Поехали? Я никогда не бывала раньше на генеральских дачах. — Ничего интересного, поверь, — пробурчала Лариса, мысленно уже соглашаясь. — И делать там нечего. Отказывать Аде хоть в чем-то представлялось абсолютно невероятным, ей непрестанно хотелось угождать, баловать, задаривать подарками и кормить ее с руки, как капризного ребенка. — Как это нечего? — Ада чуть наклонила голову и посмотрела на нее с иронией, вновь превращаясь во взрослую женщину, — мы будем бухать, курить травку и трахаться на чужой даче, и ты наконец расслабишься. Твой муж возвращается только через два дня. Чего ты боишься? — Ничего, — Лариса криво ухмыльнулась и строго произнесла, — переночуем, и утром сразу домой. — Ладно, — кротко сказала Ада и в глазах ее заиграли смешливые искорки. — А вдруг тебе понравится. — Сомневаюсь.

***

Легендарный «бешеный пес» — Кулик, на выставке так и не появился. Лариса этому втайне радовалась — она терпеть не могла лжеюродивых. С ее точки зрения, за всеми этими якобы дерзкими перформансами не стояло никакой идеи, одно лишь желание прославиться. Гуляя с Адой в компаниях, она почти постоянно спонсировала «бедных художников». Сегодняшний вечер не стал исключением. Лариса оплатила такси до Кратова и, попросив водителя остановиться по дороге возле продуктового, дала Фролу денег на еду и выпивку. К счастью, Валерий, при всех его недостатках, никогда не контролировал ее расходы. В этом плане он доверял ей полностью. Знал, что она деньги на ветер не бросает и нахваливал перед друзьями: «Ляля бабки делать умеет лучше меня». У них сложился прекрасный тандем: его связи, капитал и умение манипулировать людьми, и ее интуиция и деловая хватка. Она не скрывала, что не любит его, а Воронин в ее любви и не нуждался. Главное, чтоб Лариса не изменяла. Он говорил ей об этом не раз. Особенно, когда напивался и у него случались приступы злого откровения. «Мне похуй на все эти страсти-мордасти, Ляля. Это все проходит. Мне главное знать, что МОЕ никто не трогает. А если узнаю, что кто-то прикоснулся — убью». С тех пор как у нее начался роман с Адой, ее эти пьяные излияния пугали, жутко было смотреть в налитые кровью глаза и знать, что это не блеф и не шутка. И вправду ведь убьет. По ночам, слушая храп, напоминающий рычание, Лариса чувствовала опасность, исходящую от него, как животные чуют запах хищника. Чтобы хоть как-то успокоить нервную дрожь, она начинала мечтать, как сбежит вместе с Адой в бескрайнюю изумрудную степь. Туда, где шумит на ветру ковыль и пасутся табуны необъезженных лошадей. В глубине души понимала, что никуда не уедет — слишком уж привыкла к комфорту и большим деньгам. Да и Ада — богемная девочка с Арбата — никогда не захочет жить в глуши. Они уже были почти возле Кратово, когда начался снегопад. Дворники на дряхлом «Жигуленке» натужно заскрежетали по лобовому стеклу. Пожилой таксист досадливо закряхтел: — Ну все, теперь мне три часа обратно добираться по гололеду. Притормозив по адресу, он с трудом выбрался из машины и начал сосредоточенно работать скребком, счищая снег со стекла. Лариса дала ему на чай в два раза больше принятого. Никого ей не было так жаль, как людей, у которых новая власть украла спокойную обеспеченную старость, обесценив все их накопления. Дача была огромной, двухэтажной, с балконом и крытой верандой. За домом виднелся сад, простирающийся куда-то в кромешную тьму. Вокруг густела тишина, разрываемая только лаем собак вдалеке. — Дед-то жив? — спросила Лариса у Фрола, машинально подсчитывая стоимость всего этого генеральского великолепия. — Не-е, помер еще в девяностом, отец с сестрой до сих пор с мачехой судятся, никак поделить наследство не могут. — Классика, — Ада взяла Ларису под руку и заскользила по снегу. — Обожаю, когда квартирный вопрос портит людей. Это так инфернально. Фрол, а Фрол? Чего вы киллера не наймете? — Очень смешно, — буркнул Фрол, открывая калитку. В одном из окон на первом этаже сквозь щель в задернутых шторах пробивался свет.