Письмо Алины к Малу

      Дорогой Мал, я пишу тебе в последний раз. И хоть ты не ответил ни на одно из моих писем, я надеюсь , что у тебя все хорошо, ты в безопасности и ни в чем не нуждаешься. Я все еще иногда вспоминаю Керамзин. Знаешь, у меня никогда не было того места, которое я могла назвать домом, не знаю даже , так ли это для тебя. Я ведь никому и никогда не была нужна, надеюсь ,конечно, кроме тебя. Ведь неважно, где мы с тобой оказывались, в приюте, в казармах первой армии или на корабле, несущемся в тот темный каньон, мой дом всегда был рядом с тобой. Ты стал моим домом. Но я потеряла тебя. Потеряла еще там на корабле, когда пыталась спасти тебя, чуть позже в палатке, когда Генерал нашел во мне гриша повелевающего солнцем, и в твоих глазах, Мал, я увидела, что стала тебе чужой. В них горел страх. Меня впопыхах затолкали в карету, растерянную, напуганную, черт возьми, да мне даже не дали ни объясниться , ни хотя бы проститься с тобой. По пути к дворцу на нас напали, меня волокли по снегу в противоположную от гришей сторону. Я пыталась вывернуться и ранить его кинжалом, но лишь рассекла землю и обронила его. Я ведь картограф, а не солдат, что я могла противопоставить мужчине. Он занес кинжал на моей головой, пробормотал что-то на своем языке, больно похожее на молитву, и замахнулся. Перед моими глазами не пролетали прожитые годы или памятные моменты радости, потому что ничего такого в моей жизни не было. Я видела лишь тело убийцы, рассеченное пополам. В жизни обыкновенной сироты из Кермзина, ставшей картографом не было абсолютно никаких запоминающихся моментов. Что ж, теперь есть. Генерал Кириган стоял чуть поодаль, я похолодела , это он рассек того мужчину, после чего, оглядываясь вокруг в поиске других угроз, двинулся ко мне, протянул руку помощи и уточнил, цела ли я. Едва удостоверившись в безопасности, он бегло стал оглядывать сначала меня на предмет ранений, затем остальных гришей, все это время удерживая мене за предплечье. Впервые за семнадцать лет жизни, обо мне волновались, пусть не как о человеке, а как одном из гришей, как об оружии, как о выгоде для страны, но, все равно, волновались. После пережитого, мысли путались, меня трясло. Святые, Мал, он ведь убил человека на моих глазах. Но коней было мало, до дворца нам придется ехать по двое на лошади. Он протянул мне руку, помогая забраться в седло, после чего обернул ее вокруг моего живота, прижимая ближе к себе. Я никогда ранее не была так близко к мужчине, к тому же вид убитого все еще появлялся перед глазами, едва я их прикрывала. Седло было тесным, я была напряжена и, должно быть, доставляла ему неудобства. Тогда тяжело вздохнув, он заговорил, сказал, что идет война и меня буду пытаться убить чаще чем остальных гришей, чаще чем даже его. Святые, мне стало так стыдно, я испугалась человека, который спас мне жизнь. Я обдумывала слова извинений и не заметила, как уснула, откинувши на его плечо. Позже целители сказали, я была истощена всеми событиями последних часов, чего мой организм не выдержал. Мы сделали всего несколько остановок в пути прежде, чем поздно вечером прибыли, наконец, в Малый дворец. На второй день меня представили Царю и Царице, гришам и придворному двору. Меня, сиротку из Керамзина, представили как надежду Равки. Это ведь просто смешно. Я оглядывалась на людей. Но никто не смеялся, они праздновали. В Малом дворце было красиво, комфортно, но при том абсолютно неуютно. Женя, конечно, скрашивала одинокие вечера за кружкой кваса, но она ведь не ты. Я скучала. Гриши не знали, как живут за пределами дворца, не знали ни холода, ни голода. Генерал же почти всегда находится в разъездах по стране с малым отрядом. В его отсутствие меня передали Багре на обучение, хотя как по мне, скорее уже на мучение. Ее стиль не применим к моим силам, в ее темной пещере едва найдется лучик света, который я смогу притянуть. Месяц шел за месяцем, а прогресс был маленьким, совсем не таким, каким хотелось бы поделиться с Командующим войсками Второй армии, самым могущественным Гришем в Равке. Он всегда возвращается ночью. Из-под дверей военного совета горит свет только в дни бессонницы Генерала, когда перегруженный тяжелыми мыслями он не мог уснуть. В тенях его движения становились мягче, появлялись морщинки в углах впавших глаз, а ведь он просто мужчина, несущий тяжелое бремя на своих плечах, изнеможденный этой бесконечной войной, смертями гришей, поиском средств для содержания армии. Когда однажды он начал тонуть в своей тьме, я впервые прикоснулась к его руке первая, осветив зал светом Солнца. Это было так просто, рядом с ним взывать к Солнцу было так легко и естественно, как никогда. Храбрость растворилась вместе со светом. Вернувшись в свои покои, я была смущена, но мне было спокойно. Через год после моего прибытия во дворец Царь пожелал представление от Заклинательницы Солнца, видимо, чтобы оценить, насколько сильнее стала я. В тот день на мне был новый кафтан, сшитый по приказу Генерала. Он был черным. Не торопясь, крепко удерживая меня за руку Генерал проводил меня на сцену. Две тени, что поднялись над всеми. Его речь была тихой, спокойной, но вдохновляющей, он свел руки вместе, и все вокруг накрыли тени, глубокие и темные. Я же, улыбнувшись, взмахнула руками, призвав к себе Солнце и осветив весь зал его яркими лучами. Десятки глаз неотрывно следили за моими движениями с разными чувствами: ненавистью, страхом, завистью, недоверием, надеждой, счастьем, и только одни глаза смотрели на меня с гордостью и благоговением. И знаешь, Мал, я снова почувствовала себя дома. Я всегда буду любить тебя, помнить и скучать, но теперь я смогу жить без тебя. Прощай Мал, твоя Алина.