Год кролика

Однажды Такемичи просыпается с заячьими ушками и хвостом, его родителей нет дома, и ему больше некому позвонить, потому что он слишком растерян и напуган. Его семья предупреждала его, что это может произойти в Годы Кролика, но это не должно было произойти так скоро. Его двоюродные братья, тети, дяди; даже его отец, все они пережили свое первое превращение примерно в возрасте 17 лет. Ему 14, и в его постели спрятан плачущий беспорядок. Он рад, что, по крайней мере, он не превратился в кролика, или его жанр изменился во время трансформации, как это случилось с его отцом. Но все же, иметь два больших черных уха - это немного... Он отправил сообщение своим друзьям, в котором сообщил им, что заболел и что не сможет присутствовать на собрании Томана сегодня вечером, прежде чем выключил телефон, чтобы вздремнуть. Это будет долгий день, и он морально не готов справиться с этим в 8 утра. К сожалению, то, что могло быть идеальным сном, превратилось в невыносимый ад, из-за которого он переворачивался в постели с боку на бок. Его тело горит, и он испытывает странный прилив энергии, он не знает, откуда она берется. Ванну, которую он принял, было недостаточно, чтобы унять жар его тела, и, повозившись еще полчаса, он, наконец, избавился от шорт и нижнего белья. Если холодная вода не помогала, ему приходилось принимать другие меры, чтобы справиться с этим. Он не знает, который час, и это его не волнует. Несмотря на сильный запах спермы в его комнате и на простынях, Такемичи все еще не чувствует удовлетворения. Его запястья болят, но он не может заставить себя перестать дрочить свою задницу и поглаживать свой член. Он чувствует, что кто-то входит в его дом, но он слишком не в себе и возбужден, чтобы обращать на это внимание. Он может догадаться, что это потому, что он слишком громко стонет, и это вызвало чей-то интерес. Его дверь не закрыта полностью, поэтому он может видеть высокий силуэт, смотрящий на него с другой стороны. Это Дракен или Хаккай? Он не может сказать наверняка, но, по крайней мере, он надеется, что они либо оставят его в покое, либо насладятся шоу, потому что сейчас он не остановится. Он сильнее раздвигает ноги, вводя в себя четыре пальца, и стонет громче, двигая бедрами. Кем бы ни был этот человек, Такемичи чувствует желание пригласить их присоединиться. "П-пожалуйста... Ты мне нужен. Пожалуйста, не оставляй меня одного... Мне-мне нужен твой член... Дай мне свой член..." Он умоляет, издавая очень отчаянный и аморальный голос. Человек по другую сторону двери придвигается немного ближе, позволяя ему бросить короткий взгляд на его голубые волосы и холодный и опасный взгляд. Небольшой остаток здравого смысла говорит ему, нет, кричит на него, чтобы он не делал этого. Что он совершит ужасную ошибку, если назовет его имя, потому что у этого человека уже есть партнер, и все же… "Х-Хаккай... Хаккай-нгх, пожалуйста..." У Хаккая пересыхает в горле в ту секунду, когда он видит Такемичи во всей его красе, стонущего его имя без всякого стыда. Он знает, что что-то не так, потому что Такемичи не стал бы так себя вести. Был ли он накачен наркотиками? "Хаккай..." Его член снова дергается при упоминании его имени, и он чувствует, как его затаскивают в комнату, в то время как Такемичи продолжает стонать его имя, как мантру. Хаккай пытается сохранять хладнокровие, но это очень трудно, когда Такемичи трет его промежность ногой, чтобы завлечь его еще больше. Когда он видит заячьи ушки, он потрясен; он благодарит момент осознания за попытку заставить Такемичи объяснить, что произошло. Это было тяжело, но светловолосого подростка в конце концов успокоили, и сквозь слезы и икоту Хаккаю удалось немного разобраться в проблеме. Сначала он подумал, что это просто какая-то повязка на голове или какие-то причудливые заколки для волос. Он не мог спросить Такемичи больше ни о чем по этому поводу, потому что низкорослый подросток уже обхватил его талию ногами, а шею руками; вопрос с его ушами, хвостом и Мицуей был забыт. Такемичи жадно целует его, пользуясь небольшим вздохом, который издал Хаккай, чтобы ввести свой язык ему в рот, пока он двигает бедрами против одетого члена Хаккая. Хаккаю требуется немного времени, чтобы подчиниться горячему поцелую и движениям Такемичи. Хаккай прикусывает губу Такемичи, ухмыляясь восхитительному зрелищу под ним. Он снимает рубашку быстрее, пока Ханагаки расстегивает молнию на брюках, чтобы освободить его ноющий член. Шиба опускает нижнее белье достаточно, чтобы не загораживать ему путь внутрь Такемичи. Прижав обе ноги Ханагаки к себе, он подстраивает свой член достаточно близко, чтобы потереть их друг о друга, не обращая внимания на жалобы Такемичи. Он знает, чего хочет другой, но Хаккай не может не наслаждаться его нуждающимся лицом, когда он требует, чтобы его наполнили. Он даже лишил его возможности прикасаться к себе; видя, как он слишком остро реагирует на минимальное трение между их телами, у Хаккая создалось впечатление, что он мог бы заставить его кончить одним этим, и он не собирался упускать эту возможность. Он зажимает запястья над головой левой рукой, пока пожирает его губы и продолжает сводить члены вместе, пока его теория не подтвердилась, и Такемичи не испытал оргазм, выплеснув на его живот и грудь жидкость, которую Хаккай с удовольствием пьет. Он нападает на один из его сосков, пока, наконец, удовлетворяет желание Ханагаки. Шиба хватает его за бедра, прежде чем одним движением ввести свой член внутрь. Это безумие, насколько горячи внутренности Такемичи, он чувствует, как стенки сильнее сжимают его член, тем не менее, он не думает о том, чтобы остановиться сейчас. Он бьет своим размером в твердом, но медленном темпе, он не хочет причинять боль Такемичи, ударяя сильнее, чем сейчас, когда он не полностью готов принять его так глубоко. Поэтому он продолжает двигать бедрами, стремясь доставить ему тоже удовольствие. Его губы путешествуют от сосков к шее, в то время как их руки сплетены вместе. “Все... все в порядке, Хаккай, ты можешь двигаться быстрее...” “Хорошо, но ты сам напросился на это”. Не теряя ни минуты, Хаккай долбит свой член быстрее и глубже, чем раньше, оставляя Такемичи со сдавленными стонами и ногтями, впившимися в его лопатки, как будто от этого зависит его жизнь. Это так приятно, это было то, что нужно было Такемичи, чтобы унять свой жар, когда его вот так глупо трахали. Хаккай заменил руки Ханагаки своими лодыжками на его плечах, чтобы сильнее вколачиваться в него. “Такемичи, если ты так сильно хотел, чтобы тебя трахнули, ты должен был сказать об этом. Зачем держать это при себе? Или ты ждал, пока кто-то другой наполнит тебя? А?” Ханагаки не смог дать ему должного ответа, поэтому Хаккай заставил слова слететь с его губ, когда начал поглаживать свой полутвердый член. “Я задал тебе вопрос”. “Нет! Я- я не хотел беспокоить к-кого-либо, особенно тебя...” Его ответ, казалось, не удовлетворил Хаккая, и он наклонился ближе, задев новое место, что заставило Такемичи выгнуть спину и он громче простонал имя Хаккая. “Там хорошо? Ты думаешь, кто-нибудь из парней мог бы заставить тебя чувствовать себя так хорошо? Ты думаешь, они могли бы заставить тебя вот так выкрикивать их имена? Трахать тебя вот так?” С каждым ядовитым вопросом Хаккай наклонялся вперед к Такемичи, пока расстояние между их грудями не составило пару сантиметров друг от друга. “Скажи это, Такемичи. Скажи, что я нужен тебе только для того, чтобы быть удовлетворенным”. Ханагаки не знает, откуда взялось это странное чувство собственничества, это была та сторона, которую он никогда не представлял, что Хаккай может иметь. Это заставляет его дрожать от смеси страха и возбуждения, потому что он действительно заставлял его чувствовать себя ужасно чудесно, что это пугает его. Это было неправильно, но Хаккай яростно толкается, заставляя его достичь оргазма во второй раз, заставляя его разум побелеть, затуманиться из-за удовольствия, которое он испытывал. Теперь было слишком поздно останавливаться; они оба знали это. “Нуждаюсь в тебе… Д-просто нуждаюсь в тебе, Хаккай. Только Хаккай, мне- мне нужно...” Сумбурные слова Такемичи заставляют Шибу приятно ухмыльнуться, если светловолосый подросток не смог сформулировать все по порядку, то он проделал хорошую работу. Затем Хаккай решает вознаградить его страстным поцелуем, продолжая раскачивать бедрами в невозможном темпе, шипя на стенки, все сильнее сжимающие его член, когда он достигает кульминации внутри себя, не снижая ритма толчков, пока не будет выпущена последняя капля его спермы. Хаккай остается неподвижным пару минут, прежде чем забрать свой у Такемичи. Заплаканные глаза блондинки, приоткрытый рот и тяжелое дыхание - все, что нужно было Хаккаю, чтобы восстановить свою выносливость. Ханагаки был слишком соблазнительным зрелищем, чтобы им пренебречь; он молод, глуп и уже несколько месяцев не чувствовал себя полноценным… Прямо сейчас он счастлив; даже если это ложь, он хочет верить, что Такемичи чувствует то же самое. Он наклоняется ближе, чтобы поцеловать его; он улыбается, когда Такемичи отвечает ему взаимностью и обнимает его за шею. Мало-помалу он опускает губы к изгибу шеи, в то время как его руки путешествуют по изгибу спины, выгибающейся дугой, когда он снова чувствует рот Хаккая на своих сосках. Синеволосый подросток поглаживает свой член одновременно с его атаками на свои грудные мышцы, зарабатывая тихие стоны и вздохи. “Хаккай, пожалуйста...” Вышеупомянутый ничего не говорит в ответ, слишком занятый тем, что осыпает свое тело любовными поцелуями и следами укусов. Каждое прикосновение губ Хаккая к его коже, каждый кусочек его тела, который он посасывает и покусывает, заставляет Такемичи дрожать в экстазе. Одна его ладонь ласкает его волосы, пальцы запутались в длинных прядях его волос, следуя за его движениями. Здесь чертовски жарко. Это слишком большое удовольствие для его разума, чтобы справиться с этим. Слишком поздно сожалеть об их грехах… “Хаккай, поцелуй меня… пожалуйста”. - Говорит Такемичи застенчивым голосом, глаза цвета индиго смотрят на него с удивлением, которое через несколько секунд сменяется смягченным выражением. Поцелуй слаще, чем те, что они разделяли раньше. Нежность этого прикосновения усиливает его интенсивность, но не в грязном виде; это опьяняло их чувства, заставляя их желать большего вкуса губ друг друга. Жаркие ласки и вялые толчки заставляют их сменить позы в постели. “Теперь моя очередь, так что не двигайся”. Ханагаки требует через поцелуи, устраиваясь на коленях Хаккая, чтобы снова взять его член в себя после того, как избавится от остальной одежды. Он кладет руки на бедра Хаккая, чтобы поддержать его вес, и начинает нетерпеливо скакать на нем. Трансформация его тела придает его ногам больше силы, так что он мог продолжать подпрыгивать на своем члене сильнее, чем обычный человек, без быстрого истощения. Движения Такемичи и заячьи ушки, покачивающиеся из стороны в сторону, невероятно эротичны; благодаря его стройной фигуре Хаккаю легче с восхищением наблюдать за выпуклостью, появляющейся в нижней части его живота. Это потрясающе. Эта сторона Такемичи действительно потрясающая. Настолько похотливая, что для него невозможно не следить за каждым его движением, уделяя ему огромное внимание. Звук его голоса становится все более и более хриплым, когда он продолжает двигать бедрами вверх и вниз. Он хотел, чтобы Хаккай достиг кульминации первым, но его тело уже было переполнено. На этот раз синеволосый подросток не дал ему отдохнуть; он толкнул его на кровать, поцеловал и положил себе на живот. “П-подожди, Хаккай! Я- я только что ...” Все слова и жалобы застряли у него в горле в тот момент, когда Хаккай снова проник в него. Темп не был ни медленным, ни нежным, как раньше; он грубый, интенсивный. Это разрушает его внутренности, и Такемичи может только выкрикивать свое имя сквозь ломаные слоги и сильные спазмы. Которое усилилось, когда он прижал одну руку к ушам, а другой погладил свой пушистый хвост; они довольно чувствительные, думает Шиба про себя. Причитания Такемичи - аморальная мелодия для его ушей, стимулирующая порочный ритм, который он выбрал для нападения на свой внутренний мир. Стоя лицом к слегка приоткрытой двери своего общежития, Ханагаки мельком замечает тень другого человека в своем доме, прежде чем Хаккай тоже замечает их. Однако Шиба не подает знака, чтобы он скоро остановился, поэтому Такемичи лежит, прижатый к матрасу, позволяя ему использовать себя в качестве фонарика. Когда он пытается сказать ему, чтобы он был помягче, синеволосый подросток прерывает его серией резких шлепков по ягодичной мышце. Внезапное подергивание его стен не осталось незамеченным Хаккаем. “Тебе нравится, Такемичи?” Он собственнически лает, немного грубо покусывая заячье ухо; рука, которая держала его за уши, теперь поглаживает его ноющий член. Человек под ним напрягся, и стены сильнее сжали его член; его тело ответило на его вопрос быстрее, чем Ханагаки смог подобрать слова. “Такой мазохист. Никому не показывай эту свою сторону, слышишь меня? Только я могу видеть тебя такой, поняла?” “Да! Да, Хаккай, только т-ты! Мне это чертовски нравится! Пожалуйста, не останавливайся! Мне- мне нужен только ты, Хаккай. Я только п-хочу тебя! Хаккай, пожалуйста...!!” “Шшш, все в порядке, драгоценный, ты можешь кончить. Кончи ради меня, Такемичи”. - Требует Хаккай хриплым голосом, сильнее поглаживая свой член и яростно вбивая его внутрь себя. Глаза Ханагаки почти закатились назад, и под ним образовалась уродливая лужа слюны. Костяшки его пальцев изо всех сил вцепляются в простыни, и хриплые стоны срываются с его губ, когда он достигает оргазма в последний раз. Шиба безжалостно трахает его до оргазма, прежде чем снова наполнить огромной порцией спермы. Затем Хаккай осторожно несет его, чтобы лечь рядом с ним на кровать. Они примут ванну после небольшого сна. “Я-я сожалею, Хаккай. Я- я заставил тебя сделать кое-что ужасное… Я- я сожалею”. Извинения и крики Такемичи заставляют Хаккая насторожиться; более высокий подросток без колебаний обнимает его и целует в виски, чтобы успокоить его болезненные стенания. “У Т-тебя есть Мицуя, и все же я...” Услышав это, Шиба быстро заставил его замолчать поцелуем в губы. “Тебе не за что извиняться или чувствовать себя виноватым, Такемичи. Мы с Така-Мицуей расстались ...” Эмоция на его лице не была печалью, как ожидал Такемичи; он знал, как сильно Хаккай любил его. Было странно видеть в его глазах такое неприятное чувство, как разочарование. “Но все в Томан знают, что вы оба все еще вместе... Мне это не нравится, Хаккай”. Чувство вины Ханагаки вызывало у него тошноту, никто в банде ничего не упоминал об их расставании, так что… “Мы могли бы сказать, что официально расстались сегодня, но мы расстались несколько месяцев назад. Клянусь тебе, к тому времени, как я переступил порог твоей комнаты, у меня больше не было отношений. Мы не сделали ничего плохого, Такемичи. Ты не сделал ничего плохого, ты мне доверяешь, верно? Это долгая история, но я расскажу тебе после того, как мы немного отдохнем, хорошо?” В его глазах и голосе говорит только искренность, поэтому Такемичи мягко кивает, прижимаясь к нему теснее. Хаккай не из тех людей, которые играют чувствами других людей. Через пару минут тихое фырканье Ханагаки дает Шибе понять, что светловолосый подросток крепко спит; заячьи ушки делают его более очаровательным, чем обычно, доброе выражение его лица сменяется ужасом, когда он успешно оставляет его одного в постели. Используя полотенце, которое он позаимствовал со стула Такемичи, он выходит из комнаты. “Чего ты хочешь, Мицуя?” Его голос холодный, даже злобный. И взгляд, который он направляет на подростка с сиреневыми волосами, ничем не отличается. “Какого хрена ты делаешь, Хаккай? Если бы ты хотел расстаться, ты должен был так и сказать! Это не что-то сложное сделать, черт возьми! Я не знаю, что на тебя нашло в последние дни...” Кажется, ни одно из слов Мицуи не вызвало реакции у более высокого подростка, кроме отвращения. “ Заткнись . Я ни черта не хочу слышать от парня, который изменил мне в нашу годовщину с моим братом ”. Кожа Мицуи побледнела от обвинений. “Да, я знаю. Я знаю, ты говоришь другим, что ходишь со мной на свидания, но вместо этого ты ходишь к Тайдзю. Скажи мне, Мицуя, когда мы в последний раз разговаривали? Ты можешь проверить наши переписки, последние сообщения - мои. Одно в ночь нашей годовщины. Другое от сегодняшнего дня, в нем рассказывается, как я устал от твоей трусливой задницы и бросил тебя ”. С уязвленной гордостью и разоблаченной ложью Мицуя достает свой телефон только для того, чтобы увидеть, что Хаккай был прав. Старое ‘Я люблю тебя’ четырехмесячной давности, за которым последовало довольно длинное сообщение с упоминанием каждой его ошибки и оправданий, которые придумал Мицуя, чтобы отменить их свидания. Он был зол, но не было смысла отрицать или пытаться навязать ему заранее подготовленную ложь о том, что Хаккай ошибался, а он был прав. Было бесполезно говорить ему правду, что Тайдзю тоже порвал с ним, потому что он тоже раскрыл его нечестные секреты. “Теперь уходи, я должна вернуться к Такемичи. В отличие от тебя, он заслуживает моего внимания”. Хаккай не удостоил его взглядом; он был рад, что Мицуя не упомянул заячьи ушки или хвост, возможно, он также подумал, что это какие-то аксессуары. Сон блондина был немного нарушен, когда он присоединился к нему в постели, но Шибе удалось заставить его снова заснуть. Хотя его отношения с Такемичи еще не ясны, но до этого он знает, что должен разделить с ним все фиаско, случившееся с его бывшей. К счастью для него, Такемичи был совсем не похож на Мицую, поэтому у него такое чувство, что после сегодняшних сумасшедших событий между ними произойдет что-то позитивное.