⋇⋆✦⋆⋇
В дальнем углу комнаты кто-то коротко и подло засмеялся, я холодно склонила голову на бок и увидела, как скрылся в стенах теневой прихвостень Матери. Если её не было рядом, то это не значило, что можно было вздохнуть с облегчением — Мать неотрывно наблюдала за мной, создав эфемерные потоки свежести и свободы. Я понимала, что это была жестокая попытка приободрить пойманную дичь в клетке, чтобы поедать её живьём было в разы упоительнее. Я перестала отдавать здравый отчёт тому, где засыпала и просыпалась, день или ночь на дворе — время и пространство смешались в грязный клубок, где нельзя было отличить реальное от грёз Матери. Дверь отворилась, и на пороге появились завитки теней, удерживающие поднос с чаем. Они пару раз крутанулись вокруг меня в воздухе. Поигрались с кипятком у моего лица и, растеряв ко мне всякий интерес, уныло оставили заварной чайник и сервизные кружки на столике. А после ускользнули быстро прочь. Я равнодушно посмотрела на чайник, чьё содержимое было за гранью понимания, и тяжело вздохнула. Чтобы ни происходило в этом чистилище, Мать всегда пыталась напоить меня чаем. Я посидела в тишине совсем ничего, а потом обвела глазами комнату, остановившись на охотниках, которые, не шевелясь, сидели на полу рядом со мной. Когда я проснулась, первое, что увидела перед собой, были бездумные лица мечников: побледневшие, словно мёртвые, поджавшие крепко посиневшие губы, дышащие тяжело и трудно. В ту секунду я осознала, что действовать нужно было в моменте — здесь и сейчас, не дожидаясь следующего дня, иначе тот мог оказаться для охотников последним. Я с любовью погладила Кёджуро по руке, приподняла его запястье и легко коснулась губами ладони, очертив на ней линии холодной дорожкой поцелуев. На короткий миг мужская ладонь дрогнула, словно мой возлюбленный, заточённый в собственном теле, отреагировал и дал понять, что был всё это время рядом. Я оторвалась от его ладони, с теплотой посмотрела на мужчину, легонько приподнялась и осторожно прикоснулась устами к его виску. Неспешно отстранилась и потёрлась носом о его щёку, вдохнув родной аромат лаванды и мёда. Я ласково погладила мужчину по волосам и осела обратно, не отводя взгляд. Потом порывисто приобняла Кёджуро за руку, прижавшись к нему горячо и крепко. — Когда я была маленькой, то часто складывала со своей бабушкой бумажные самолётики. Мне казалось, если запустить их в небо, они прилетят к тем, кто давно не был рядом, и принесут за собой следом отголосок долгожданного тепла, — зашептала я деловитым голосом, будто рассказывала одну очень старую и важную историю. — Я тогда сделала более ста самолётиков! Складывала их каждый день и раскрашивала крылья. Одним вечером запустила разом из окна, когда взрослых не было рядом. Была поймана с поличным соседским стариком — тем ещё ворчуном. Сколько шуму было! — я тихо засмеялась и прикрыла рот ладонью, коротко взглянув на неизменные лица охотников. — Долго же он на меня кряхтел и ругался! Заставил собирать все самолётики. Только один забрал с собой, сказав напоследок что-то о «вещественных доказательствах» и «детской преступности», да так широко и весело улыбнулся! — Я на мгновение прикрыла глаза, перебирая пальцами локоть мужчины. — Славные были времена, — наконец, закончила и вновь посмотрела на возлюбленного. «Какой ты всё-таки необыкновенный человек, Кёджуро! Единственный на всём белом свете. Нигде такого, как ты, не сыскать. Да и не надо! Мне так повезло повстречать и полюбить тебя всем сердцем. Найти свой долгожданный дом в твоих глазах. Разве нужно больше для счастья?» Я вздохнула, едва ли не заскулила, охваченная тоской и бессильным отчаянием. Меня грызла горечь, я чувствовала, как тайный страх из-за всех событий уже до краёв наполнил льдом сердце. Ощутила колючее сожаление, надвигающуюся тьму, сквозь которую пробивалась жгучая, спасительная любовь — та самая! От которой всё внутри сжималось, ворковало и трепетало. Хотелось кричать во весь голос, как я любила. Повторять бесчисленное множество раз, что отдала сердце одному и единственному. И просто хотеть жить! Никогда не расставаться с Кёджуро, с решимостью держать его за руку, целовать его губы и щёки, прижиматься к широкой груди, расцветать счастьем и радостью. Я хотела всего и сразу, быть ближе, чем сейчас. Слышать его нежный голос, который бы повёл меня в светлое будущее. Хотелось сбежать с родным туда, где бы никто и никогда о нас не услышал, любить в моменте и никогда не думать ни о каких демонах. Но как бы я ни была ослеплена своими чувствами, всё ещё понимала, что никакой побег бы не решил текущие проблемы, которые холодом дышали мне в спину. Я не помнила, как пришла к этой идее, она просто возникла сама по себе и понесла меня на руках к надежде. Последняя окрылила и дала возможность трезво мыслить. Может, всё хорошо сложится? Для всех невинных душ, заточённых в поместье? Всё оказалось запредельно просто и сложно одновременно: выманить дьяволицу на свет и сжечь её дотла. Но как это осуществить, если сила Матери в грёзах и её теневой свите? Даже без своих верных помощников она оставалась самоуверенной, горделивой и догадливой. Но как бы Мать ни была могущественна, даже у такого существа, как она, были уязвимые места, по которым я намеревалась нанести удар. Мать оставалась дьяволицей, которая не переносила яркий свет и глицинию, цветущую на заднем дворе. Проходя мимо последней, она уродливо морщила лицо и прятала его в рукавах кимоно, уходя в противоположную часть поместья. Шипела, завидев играющие вдалеке лучи солнца, и радостно улыбалась наступлению ночи. — Этой ночью мне пришлось о многом подумать… — заговорила я небрежно и посмотрела на небольшое окно с задёрнутыми шторами. — Знаете, я и для вас сделала бумажные самолётики! И даже для Санеми, представляете? Спрятала их под своей кроватью! — Искусственно улыбнулась и хлопнула в ладоши. — Хорошо, что его нет сейчас с нами. — И перевела взгляд на Шинобу. — Ты всегда была добра ко мне, я не заслуживаю такую подругу, как ты. — Я тепло улыбнулась. Лицо молодой мечницы не дрогнуло, оставшись таким же холодным и неприступным. И только слабый блеск, всколыхнувшийся на дне её глаз, показался попыткой сопротивления чарам Матери. — Мы никогда не говорили об этом, но я знала, что именно ты всегда прятала персики в моей комнате. Когда я впервые попала в поместье, ты спросила, что из еды мне нравилось. Я тогда сболтнула что-то о персиках, и после они мистическим образом появлялись на столе в моей комнате. — Я попыталась отдышаться. — А ещё ты их оставляла на кусочке рисовой бумаги, которая была только в твоём кабинете. Шинобу. Спасибо тебе, правда. Я очень ценю это. — Я ожидающе взглянула на женщину, словно верила, что та могла в любой момент ожить. Но чудо не случилось, и я понимающе вздохнула, переведя взгляд на Танджиро. — Береги свою сестру, она наверняка сейчас волнуется и не понимает, что с тобой происходит, — сказала слабо, сдержав себя от ненужных эмоций. — Я вижу, какое доброе у тебя сердце. Пожалуйста, не забывай о себе. Пусть у вас двоих сложится всё наилучшим образом. Я смолкла и какое-то время ни о чём не говорила, собираясь с мыслями. После крепко и порывисто обняла Кёджуро и заговорила, не размыкая объятия: — Спасибо тебе, Кёджуро, ты изменил мою жизнь в лучшую сторону, — и зашептала так, чтобы было слышно ему одному. — Я тебе не говорила, но ты — мой первый. Единственный и последний. Я люблю тебя. — Я ощутила, как мечник напрягся всем телом. Мне тотчас захотелось горько расплакаться. Я приподнялась и заглянула в его лицо, испытав нестерпимую тоску. Какое-то мгновение всматривалась в его глаза, пытаясь запомнить их, словно навсегда прощалась. А после развернулась и ушла.⋇⋆✦⋆⋇
Зрение, слух, обоняние смешались в неприглядное месиво. Я вновь закрыла глаза и провела рукой по волосам. Сделала пару коротких вдохов и почувствовала едкий запах палёных волос и скисшего молока. Я ощутила дурноту и поспешила склонить голову. Мой лоб заблестел испариной, а в горле застрял сухой ком, мешая дышать. Я закашляла. Тошнота отступила, я захрипела и выпрямила спину. Было жарко и душно, словно в натопленной бане. Я уставилась в темень, притаившуюся в конце узкого коридора, окрашенного темно-бордовой краской, и постаралась дышать глубоко и размеренно. Вытянула правую руку и опёрлась о стену, но тотчас одёрнула её обратно, ощутив под ладонью липкую и горячую субстанцию. Я рвано повернула голову в сторону: на некогда гладких и аккуратных стенах тянулись огромные, зловонные кишки, опутанные слизью и человеческими волосами. Охваченная острым и волнительным страхом, я не сразу поняла, что шум, который загудел эхом в ушах, был звуком моего сердцебиения. Я брезгливо зажевала губы и вытерла ладонь об подол платья. Тяжёлая злоба зашевелилась в моей душе, и мне захотелось прямо сейчас изрезать лицо Матери кинжалом. Несколько капель упало на мою голову. Я тотчас прикоснулась к ней, поднесла пальцы к лицу и увидела, что те были измазаны кровью. Тогда я запрокинула голову и возвела взгляд к потолку. Лучше бы я этого не делала. Измятые болью и страданиями, на меня смотрели с потолка головы охотников. Их белки мёртвых глаз потемнели и налились кровью. Из беззубых, порванных ртов струилась грязная слизь. Я не закричала и даже не расплакалась, только устало вздохнула, а после крепко зажмурилась. «Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь…» — считала я про себя. Дойдя до пятнадцати, я вновь открыла глаза, обнаружив, что все кишки и головы исчезли. Хотелось уснуть прямо на холодном полу, проспать всю ночь, очнуться и осознать, что всё было дурным сном. Мне не хватало терпения, но я понимала, что требовалось время, чтобы довести свой замысел до совершенства. Я приобняла себя за плечи и успокоила себя тем, что кинжал от Шинобу всё ещё был при мне. Сначала я не понимала, почему дьяволица не забрала его. Неужели она не поняла, что в нём был яд глицинии? Скорее всего, подобное дозволение было прямым ответом от Матери. Она не воспринимала меня всерьёз. Едва ли кто-то из охотников мог приблизиться и ранить её. Что могла ей сделать я, обычная женщина без сверхъестественных сил и навыков истребителя. «Она слепа из-за своей гордыни. Это и станет её ошибкой!» — холодно подумала я. Заскрипели потолки и стены, и декорации вокруг меня спешно переменились на другие: я всё ещё была в коридоре, но теперь в стенах образовались окна, сквозь которые остриём пробивались лучи солнца. Я не спешила что-либо делать или говорить вслух. Потому что зачарованное поместье вновь решило предоставить мне возможность стать случайным зрителем чужих воспоминаний. Раздался топот чужих ног и громкие женские крики. Передо мной предстала хорошенькая, молодая девушка с аккуратными чертами лица, пухлыми ножками и маленькими ручками. Она захлюпала носом и вздёрнула голову, смахнув со лба густые кудри, переливающиеся золотом. К ней тотчас подбежала Мать в человеческом обличии и громко замычала. Я посмотрела на её чёрные, живые глаза, пылающие эмоциями. Она так мало напоминала мне привычную дьяволицу, что я едва сдержала себя от едкого смешка. — Сестрица Фудзико, куда же ты, куда ты уходишь… — Дьяволица криво улыбнулась, спрятав искусанные, голые груди, запахнув дзюбан. — Останься… — Это всё неправильно. Ты должна встать на другой путь, — устало зашептала женщина. Дьяволица схватила её за запястье, вовлекая в грубые объятия. — Моя семья не поймёт. Они будут против нашего общения… — Но, сестра, твоя семья — это я. — Глаза Матери болезненно сверкнули. Спутница, словно очнувшись от наваждения, рвано оттолкнула её от себя и тяжело задышала. — И твой ребёночек. — Женщина не обратила внимание на перемену в настроении и атмосфере. Она ласково склонила голову и посмотрела на плоский живот спутницы. Та, ощутив на себе колкий взгляд, испуганно прикрылась ладонями. — Родится прекрасная девочка… Мы все вместе заживём счастливо. Ты будешь счастлива… Вспышки ужаса и отчаяния отразились в глазах Фудзико. — Очнись же, ты погрязла в своих иллюзиях! Я уже счастлива! Аяме! — Она накрыла лицо ладонями и разрыдалась. Образы закружились и взмыли ввысь, растворяясь бесследно в воздухе, и я сдержанно проводила их взглядом. Временами я думала, что поместье существовало отдельно от Матери, обладая волей и разумом. Словно дьяволица окутала чарами всё поместье и сказала, чтобы то само разбиралось, как быть дальше. Мать же проявляла инициативу только, когда наступал час чаепития и развлечений со мной — последнее не требовало её личного присутствия. Я постояла на месте и двинулась дальше. Коридор так и не заканчивался, зато обстановка перестраивалась каждую минуту: день за секунду переходил в ночь, чистота обращалась в грязь. Мне было уже безразлично, что на этот раз могли придумать для меня Мать и поместье. Скоро я надоем дьяволице своим поведением, и она захочет от меня избавиться. Поэтому мне следовало убить её первой. Я остановилась, когда доски под ногами звонко заскрипели, а на одной из стен образовался огромный осколок зеркала. Я повернула голову и всмотрелась в него. Моё мутное отражение дрогнуло, искривилось тёмной дымкой и приобрело знакомые очертания старухи. Мы обе глянули друг на друга осторожно и тоскливо, подняли руки, поднесли их к зеркальной поверхности и соприкоснулись с плоскостью. Я ощутила под кончиками пальцев будоражащий холод и заговорила первой: — Почему передо мной появляешься именно ты? — безучастно спросила я и заглянула старухе в глаза. — Снова будешь молчать? — Её лицо не шевельнулось, только слабый свет нечитаемых эмоций отразился в глазах. Она оторвала руки от зеркала и пробежалась по мне печально-пытливым взглядом. Добрых десять минут мы стояли тихо. Стоило мне единожды взглянуть на старуху, как по сердцу прокатывались непривычные тоска и одиночество. Страх не терзал меня, как в момент первой встречи. Только обречённая горесть скребла стенки сердца, и я сама не понимала, почему так происходило. — Говорят, зеркала могут открыть двери в самые потаённые уголки души, — бархатно донёсся голос в откровенном шептании, я бегло обернулась и заметила поодаль себя алого пса, а потом холодно отвернулась и вновь заглянула в глаза старухе. — Они обнажают перед человеком истинную личину его страхов. — Алый пёс заулыбался и прикоснулся пальцами к моим волосам, перехватил шелковистую прядь и накрыл её устами. — Посмотри внимательнее, что ты перед собой видишь, — продолжил он, не отрывая от меня зоркого взгляда. Я брезгливо скривила рот и ударила алого пса по руке. — Старую женщину, — с рыком ответила я, скрежеща зубами. — Только ли? — ласково протянул мужчина и встал за моей спиной, положив руки мне на плечи. Я ощутила, как затылок обдало дыханием. — Она совсем одна, — неуверенно продолжила я. Старуха в зеркальном отражении мне улыбнулась. — Верно, Мэй. — Чуть склонился алый пёс и зашептал мне на ухо горячо и злобно. Я вся вмиг сжалась и стремительно похолодела. — То, что ты видишь сейчас перед собой — твой самый главный страх. — Его шершавые губы коснулись мочки моего уха. Моё сердце больно заколотилось от ужаса. Я застыла на месте с прямой спиной. Шея покрылась колючими мурашками, ладони заледенели и взмокли. Ноги затряслись мелкой дрожью. Зло, давно знакомое мне в грёзах, вновь с морозом залетело в душу. Я ощутила приступ беспомощности, который питала, встречая недобрых обитателей из сновидений. Если дьяволица будоражила во мне боль и отвращение, то алый пёс — непреодолимые ужас и волнение. — Ты боишься провести старость в одиночестве. — Пульс участился, когда его руки скользнули по моим рукам и животу. Он плотно прижался ко мне окаменевшим телом, и я вмиг ощутила себя хрупкой и слабой. — И что мне тогда делать? — ответила я, взбудораженная чувствами. Слова лились из уст алого пса, словно дивная адская песня, убаюкивающая бдительность. Ему не требовалось проявлять магию грёз, чтобы внушить мне ужас. Всё его существо уже было воплощением истинного, мистического страха, рождённого в недрах недобрых грёз. Ощутив холод его длинных, тонких пальцев, я подумала на один короткий и тревожный миг, что вся власть была вовсе не в руках Матери, а у алого пса, который позволял последней питать эфемерное чувство превосходства. Алый пёс чуть сжал мою талию и негромко заговорил: — Все страхи — твои кандалы. Прими их, а после обуздай, чтобы взлететь в небо и подарить всем свободу. — Его глаза потемнели, как и эмоции на лице зеркальной старухи. Она вмиг ощетинилась и плотно сжала свои тонкие губы. Лицо её превратилось в бледную и нечитаемую маску. На шершавой старушечьей щеке образовался тонкий, белеющий шрам, ровной линией заканчивающийся у высушенного, помутневшего в слепоте глаза. Мои глаза заволокло красным туманом. Я быстро забормотала, не моргая: — Взлететь в небо, да? Как бумажный самолётик… — И прикрыла глаза. — Я всё ещё не понимаю тебя. Алый пёс снисходительно ухмыльнулся и отступил на несколько шагов назад. Я облегчённо выдохнула. — Потому что ещё не пришло время. Я обернулась на него через плечо и спокойно продолжила: — А когда придёт, то я должна буду всех спасти? — Верно. — Но почему именно я? — Не пойми неправильно, моя милая Мэй, — теперь его голос звучал несколько иначе. — До тебя были многие, кому я пытался поручить эту миссию. Но они не справились со своей задачей. Ты — лишь очередное лицо из тысячи других. — Он указал на меня пальцем и посмотрел немигающим, странным взглядом, от которого у меня на руках и спине всколыхнулись мурашки. Мы смотрели друг на друга какое-то время, после чего я медленно заговорила: — Я хочу спросить кое-что у тебя. — Алый пёс сощурился и сцепил за спиной руки. — Что произошло с другими охотниками за пределами поместья? Почему никто не хватился нас? — Он нахмурился, словно был разочарован моим вопросам, и его уголки губ едва дрогнули. — У неё на каждого из вас есть свой план, — заговорил несколько холодно и сдержано. — Подумай, почему никто не мог поймать дьяволицу раньше. По этой причине не могут и сейчас, — отрешённо закончил он и ожидающе посмотрел на меня. «И ни друг, и ни враг. Хотела бы я знать, что у него на уме!» — бегло пробормотала в мыслях я. Когда я смотрела на алого пса, то ощущала волнение, подобное тому, что испытывала в детстве во время игр: сладкий, дикий, непреодолимый азарт. Тягостное любопытство и отчаянный страх допустить ошибку. Хотелось отвернуть своё лицо, зажмуриться и забыться. Но стоило мне прикрыть свои глаза, образ алого пса непроизвольно вспыхивал в мыслях. Поэтому, поддавшись неконтролируемому любопытству, я быстро облизнула пересохшие губы и случайно спросила: — Скажи, а что ты видишь в зеркале? — Ничего. — Странный блеск загорелся в его глазах, похожий на испуг и удивление. Алый пёс отчаянно силился изобразить на своём лице безразличие. — Не задавай глупых вопросов, — ощетинился он, растеряв весь свой игривый задор. — Думай о своей миссии, — резко закончил разговор, повернувшись ко мне спиной. — У такого, как я, не может быть души, — добавил чуть тише и сделал рваный шаг, пройдя сквозь стену. Я проводила его взглядом и тихо прошептала: — Лжец. — И на моём лице просияла ухмылка. «Ты так печально щурился, словно был готов вот-вот расплакаться. Интересно, что ты увидел?» — тихо подумала про себя я. Вновь взглянула на зеркало. Старухи уже не было.⋇⋆✦⋆⋇
Мало-помалу всё повторялось и повторялось: стены и потолки, треща, перемещались. За короткие мгновения архитектура поместья стремительно менялась. Было интересно, что могло произойти, если бы я не пыталась перестроиться и осталась стоять на месте — меня бы задавила движущаяся стена? Или, возможно, прошла сквозь меня как призрак? Было бы у меня несколько жизней, я бы обязательно проверила. Я не помнила, сколько шла. Хотелось выйти на внутренний двор, где больше всего было солнечно света, но ничего не выходило. Потому что там росла благовонная глициния, которую так не любила нечисть. Из-за этого лабиринт поместья постоянно перестраивался и не выпускал меня из своих объятий. Но я не теряла веру в чудо. — Ты смелее, чем кажешься, — негромко донёсся до меня голос Йоко. Я покрутила головой в поиске источника звука, но никого не обнаружила. — Опусти голову, — прозвучала она мягко. Я послушалась и уставилась на старую картину, прибитую к полу. — Думаешь? — Я присела на корточки и погладила кончиками пальцев раму. Из картины донёсся приглушённый смех Наны: — Щекотно! — Прости. Мы все разом затихли, и в воздухе затрещало странное напряжение. Я тяжело выдохнула и потёрла глаза кулаком. Спустя какое-то время отозвалась Йоко, заговорив неожиданно строгим голосом: — Девчонка… Ты… — Стены зловеще скрипнули, словно напомнив о том, что говорить здесь было небезопасно. Я перебила Йоко. — Сделаю, всё что в моих силах, — шепнула я, сразу смекнув. А потом спешно поднялась на ноги. — Но сейчас мне пора, так что… ещё увидимся, — с трудом закончила и обернулась по сторонам. — Береги себя, — тихо донеслись голоса Йоко и Наны. — Не будь глупой и вытащи нас поскорее из этой картины! Сидеть здесь — та ещё задница! — добавила ехидно Йоко, и я тихо хохотнула. Стены расступились в стороны, впустив лучи света и лёгкий аромат глицинии. Я быстро зашагала, не веря собственным глазам, и в прыжке выпорхнула на полуоткрытую террасу: аккуратная крыша создавала большую тень, по которой могла перемещаться дьяволица. Окон и стен не было, вся конструкция крепилась на хлипких опорных столбах, поэтому потоки холодного ветра без труда со всех сторон обдували моё тело. Я зябко поёжилась, подошла к краю террасы и посмотрела вниз — от земли до моих ног было шесть метров, не меньше. У меня от страха закружилась голова, я шагнула назад и на короткий миг накрыла лицо ладонью. В поместье бабочек никогда не было подобного строения, и я уже подумала, не стало ли всё вокруг очередной уловкой грёз дьяволицы. «Не зови Мать человеческим именем, тогда она в тотчас явится к тебе…» — вспомнила я слова Йоко. Времени на сомнения у меня больше не было. Я осторожно нащупала кинжал и глубоко вздохнула, собравшись с мыслями. — Аяме, — негромко сказала я, подавив в себе волну ужаса. Хватило секунды, чтобы перед моим лицом предстал зловещий облик Матери, в глазах которой всколыхнулась животная ярость. Я неожиданно тепло улыбнулась ей, и она вмиг растеряла всю уверенность, не сразу осознав, где мы находились. — До встречи в аду, — пылко прошептала я, вцепившись в кимоно дьяволицы. Последняя рвано вскрикнула, подзывая к себе нечисть, но было уже поздно — мы со свистом взмыли в небо, подобно бумажным самолётикам, а после стремительно полетели к земле. Нас окутало солнечным светом, и я широко улыбнулась, обняв мёртвой хваткой кричащую от боли дьяволицу. «Сгори дотла, паршивая дрянь!» — Крепко зажмурилась я, готовясь к болезненному падению.