«Мы виделись не так давно, но я уже безмерно соскучился. Должен быть занят делами, а вместо этого думаю о тебе, и рука сама выводит буквы на этом листе. И пусть он потом сгорит в огне. Мне нужно хоть куда-то выплеснуть свои чувства, пока мы вдали друг от друга. Смеющаяся госпожа... Ты подарила мне Солнце...»
Сулейман даже не дочитал, прекрасно понимая, кому были адресованы эти строки... Пятая вспышка Всё. Кажется, он потерял рассудок окончательно. В беспамятстве брёл по коридорам дворца в тишине, пока эти твари... тени, что изводили его теперь даже днём, скользили следом по стенам. И вот мужчина оказался пред картиной, которую никто не должен видеть. На полу лежало тельце, а над ним возвышалась сгорбленная фигура. Тени позвали его туда... Закружили над ними, подстрекая совершить возмездие... Сулейман даже не осознавал, что в тот момент лишал жизни убийцу своего сына, а когда закончил, то так и не узнал мертвецов перед собой. Просто ушёл... Пустота. Сознание прекратило подкидывать издевательски воспоминания. В данный час мужчина пока был в рассудке, но как же разрывало изнутри от того, что он совершил... Его собственные руки по локоть в крови. И чьей? Теми, кем Сулейман дорожил... А из-за кого? Кто был спусковым механизмом? Предатели... Лучше бы Султан ничего не помнил, как это было изначально. На следующее утро после убийства сестры, он проснулся так, будто ничего не произошло. Это просто стёрлось из головы. Воспоминания обрывались на моменте, когда Хатидже только зашла к нему, а дальше пустота. После сообщения, что она пропала, Сулейман искренне беспокоился, не находил себе места, а после того, как узнал, что женщина мертва, душу разорвала горечь. Всё вспоминать и понимать Сулейман начал после убийства Гюльфем и то не сразу. Муки совести разрывали в клочья без того больную душу. Он больше не мог спать и есть. Всё больше терял связь с реальностью... А уж после смерти сыновей стало только хуже. Ко всему прочему прибавилась обострённая мнительность. Ему казалось, что всем вокруг всё известно, а тени нашёптывали об опасности, поэтому Султан снова заперся в покоях, впуская только стражников и, когда уже нестерпимо хотелось есть, заставлял прямо перед собой дегустировать еду. Но что ему теперь делать с ещё одной горькой правдой? Те строки снова поплыли перед глазами, а разум начала заволакивать привычная дымка. Внутренний голос нашептывал решение проблемы...***
Солнце ласково обволакивало лучами, даря тепло телу, но и лёд в сердце Хюррем Султан тоже дал трещину. Забывшись в горе, она совсем не думала о том, что ещё главным оставалось в её жизни. Впервые за эти долгие, мучительные дни, она выбралась в сад в компании Мехмеда и Михримах, желая сполна провести с ними время. Конечно, тяготило то, что с ними привычно не было Селима и, будто сговорившись, они по очереди кидали тоскующие взгляды на место, где обычно сидел рыжий мальчишка и всегда улыбался даже глазами. Хасеки сделала глоток горького кофе и кинула в рот кусочек лукума, твёрдо для себя решив, что больше никогда в жизни хотя бы капля вина не попадёт в её рот. Она ни раз порывалась напиться, когда упивалась трагедией, однако Сюмбюль быстро напоминал, чем это для неё однажды обернулось. Тогда на замену пришёл зерновой напиток, который отменно варил евнух. Взгляд сам по себе наткнулся на султанский балкон и рыжеволосую передёрнуло от понимания, с кем всё это время они жили под одной крышей. Супруга женщина последний раз видела тогда, когда он единожды пришёл к ней в покои Селима и больше о себе никак знать не давал. Не приглашал и не появлялся. С одной стороны это было даже хорошо, а с другой сильно настораживало. Кто знает, что там с ним происходило в стенах покоев... Вчера, когда Хюррем раскрыла правду Ибрагиму, то потом они долго спорили и не могли сойтись во мнении, что всё-таки предпринимать. Сначала славянка предложила банальный, изученный и, как она думала, действенный вариант – просто яд, на что визирь хохотнул. — Ну во-первых, он теперь редко питается, во-вторых стал слишком мнительным и проверяет пищу на наличие отравы. Или ты хотела использовать средство, которым убила шехзаде Мустафу? — Паргалы прищурился, но беззлобно, кажется совсем смирившись, а Хюррем поджала губы, вспоминая те события и вдруг озарила идея. Хасеки подумала подослать Фирузе, однако энтузиазм быстро испарился, ведь она поняла, что Султан точно больше не желал принимать наложниц, да и девушку жалко стало. Вообще она подумывала уже отпустить её. — Не цепляйся за прошлое! Думай о настоящем. Раз твой ум так велик, предлагай свои варианты, Паша, — огрызнулась на него рыжеволосая. Действительно, отношения они могли выяснить в любой другой момент, однако идеи, которые пришли на ум мужчина отмёл. Мешала чрезмерная закрытость Сулеймана. — Может попробовать снять с него это проклятие? — сдался грек, но всё же не вполне серьезно, а Хюррем взглянула на него так, что он прямо в её глазах прочитал вопрос: ты идиот? — Нет, я настаиваю на своём варианте, раз ты не можешь предложить альтернативу, — госпожа уже мысленно прикинула, что должна встретиться с Рустемом и попросить добыть тот яд снова. — В принципе, ты тогда и не нужен. Ибрагим даже дар речи потерял от того, как просто и непринуждённо эти слова слетели с её уст, будто между ними никогда ничего не было, а потом почувствовал дикое раздражение этим безразличием. Зачем она это делала? Нестерпимо хотелось выяснить. — Подожди, — визирь поймал славянку у дверей и настойчиво развернул к себе, цепляясь взглядом за то, как она забеспокоилась. — Может поговорим нормально? — О чём? — рыжеволосая упрямо продолжала делать вид, будто искренне его не понимала. — Не о том твои мысли, визирь. — Хюррем выдернула свою руку, однако на пороге замерла и кинула через плечо. — С самого начала всё шло к концу. Ей казалось, что воздвинь она между ними пропасть, то он отступит, но упустила схожую черту: упрямость. Спустя столько пережитого, Хасеки знала, что как нечто большее существовать они не смогут, только всё-таки хранила в сердце те светлые моменты. — Госпожаа! Хюррем дёрнулась и сразу нашла глазами Сюмбюля, что склонялся перед ними, ловя на себе любопытные взгляды наследника и госпожи. Евнух просто так её не тревожил, поэтому, как-то виновато улыбнувшись детям, Хасеки поднялась и они отошли в сторону. — Что такое? От Рустема вести? С конюхом она встретиться успела, только тот предупредил, что яд редкий и нужно время, чтобы его достать снова. — Нет... Повелитель вызывал меня к себе, — славянка аж вытянулась, а евнух продолжил. — Сказал, что сегодня ждёт вас вечером. Внутри заскребла тревога, а вдоль позвоночника пробежался морозец. Что-то не нравилось ей это приглашение. С чего бы вдруг? — Зачем? Он не сказал? Сюмбюль только отрицательно качнул головой, и в Хасеки заворошились сомнения. Оставаться наедине с безумцем на его территории – ещё большее безумие. — Ибрагим Паша во дворце? Хоть какая-то подстраховка ей была нужна... — Нет. Он уехал полчаса назад. Хюррем сжала кулаки и шёпотом выругалась: — Вот Шайтан!***
Ближе к вечеру, пока Хасеки готовилась к встрече с Султаном, Сюмбюль ненадолго сбежал из той суматохи, одолеваемый разными сомнениями. Он закрылся в своей комнате и в спешке достал небольшой свёрток, в который раз его перечитывая.А я то думал, Вы счастливая,
Когда одна на склоне дня
Вы шли такая горделивая
И не взглянули на меня.
А я то думал, Вы счастливая.
Я думал, Вы счастливей всех,
Когда смотрел в глаза игривые,
Когда весёлый слышал смех.
Глаза то нежные, то строгие,
Но в них тревога, в них беда.
Наверно, Вас любили многие.
Вы не любили никогда.
На Вас глядят глаза влюблённые.
Им не понять издалека,
Что в Вас тоска неутолённая,
Святая женская тоска.
Мухлиси
Сюмбюль тяжело вздохнул и поджал губы, не зная, как быть. На этот свёрток он наткнулся в покоях шехзаде Мустафы, когда пришла весть о его кончине. Евнух тихо забрал письмо, потому как узнал этот почерк... Таким же писали странные записки Хюррем Султан. И нелёгкое осознание легло на плечи. Сюмбюль терзался: показать госпоже или нет? В конечном счёте решил, что на её долю без того выпало немало потрясений, а если ещё и вскроется такая правда, то совсем себя изведёт. Он желал ей только всего хорошего. Поэтому поднёс бумагу к свече...***
С каждым шагом ноги подкашивались. Хюррем старалась не терять самообладание, но чем ближе становились покои Султана, тем заметнее она дёргалась. Сердце бешено толкалось в груди. На миг она замерла напротив кабинета Великого визиря. Сегодня его весь день не было в Топкапы, из-за чего рыжеволосая переживала ещё больше, а так же злилась на мужчину, терзаясь вопросом, где он шляется. Правда быстро одёргивала себя. Какое ей дело? Когда перед собой она увидела знакомые двери, то даже на миг задержала дыхание, после чего испустила вздох и вздёрнула подбородок. Главное быть уверенней в себе. Переступив порог, Хюррем почувствовала привычный аромат кедра с ладаном и увидела, что покои были пусты, однако дверь на балкон оказалась открыта, как бы приглашая туда. Подавляя тревогу, женщина прошла на террасу и склонилась в поклоне, а когда выпрямилась, то впала в ступор, так как помимо Сулеймана там был Ибрагим... — Повелитель, — промолвила рыжеволосая почти одними губами, теряясь в догадках. Что это всё значило? — Проходи, Хюррем, садись, — добродушно отозвался Повелитель и улыбнулся краешками губ. Казалось, чувствовал он себя прекрасно, но внешне выглядел плохо, хоть и старался скрыть свои терзания. Сглотнув в горле ком, Хасеки прошла к небольшому, накрытому столику и уселась напротив визиря, поймав на себе его пронзительный, сверкающий взгляд. Поёжилась. — Приветствую, госпожа, — нарочито вежливо обратился к ней Ибрагим, как будто насмехался, хотя просто пытался скрыть, что тревожился тоже. Приглашение на ужин от Султана его тоже удивило, а присутствие при этом славянки вовсе шокировало. Не излечился ли сам Сулейман? Сейчас он не был похож на сумасшедшего. Хюррем же в ответ только кивнула и коротко улыбнулась. Атмосфера не давала расслабиться. То и дело рыжеволосая была готова к какому-то подвоху. Мельком поглядывала в стороны, но ничего подозрительного не замечала. — Последний месяц был тяжёлым для всех нас. Многих мы потеряли. Но нужно учиться с этим жить и я рад, что сегодня вы рядом со мной, — говорил Сулейман, а сам внимательно наблюдал за реакцией жены и соратника. Оба поджали губы, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не прыснуть со смеху, однако эмоции быстро сменились, так как что у Хюррем, что у Ибрагима промелькнули воспоминания об ночах в Старом Дворце. Уколол стыд. Не сговариваясь, потянулись к стаканам и сделали по глотку чая, смачивая горло. — Это честь для нас, Повелитель, — наконец нашёл что ответить грек за них двоих, так как госпожа сейчас явно не была готова что-либо говорить. Дальше в основном говорил Сулейман, а точнее задавал вопросы. Спрашивал у Хасеки как Мехмед и Михримах, что с её вакфом, всё ли нормально в гареме. У Ибрагима интересовался делами государства. И вот вроде бы всё было как обычно, но подлинная реальность то и дело напоминала о себе. Из-за этого невозможно было расслабиться. Даже свежий воздух не помогал. — Ибрагим, может быть сыграешь нам что-нибудь? — вдруг попросил Султан, а Паргалы аж растерялся. Хюррем же удивлённо вскинула брови, только сейчас заметив скрипку рядом с визирем. — Конечно... Ибрагим поднялся, прихватив с собой инструмент, и против воли мельком глянул на славянку, что в этот момент смотрела на него. Было сложно не наблюдать друг за другом. Грек встряхнулся и полилась знакомая мелодия, унося каждого блуждать по просторам сознания. Хюррем вспоминала, как раньше не раз слушала визиря и наблюдала тайком, потом каждую встречу, разговор, нечаянное касание, эмоции, что он в ней вызывал. И снова охватила печаль, потому что всё безвозвратно потерянно. Направляя смычок, Паргалы сначала смотрел на Сулеймана, пытаясь понять, что в этот момент с ним происходило, а потом неосознанно перевёл взгляд на Хюррем и сердце заныло от того, что он посмел упустить эту женщину. Так бы всё сложилось точно иначе... А Султан упирал невидящий взгляд в пол, снова теряясь в тумане. Он перелистывал каждый миг жизни с этими двумя, а потом вдруг пронзительно посмотрел на каждого и вздохнул, понимая, что им осталось так мало...Слова смолкали на устах,
Мелькал смычок, рыдала скрипка,
И возникала в двух сердцах
Безумно-светлая ошибка.
И взоры жадные слились
В мечте, которой нет названья,
И нитью зыбкою сплелись,
Томясь, и не страшась признанья...
Рассвет пролил свет на одинокий балкон, где спали вечным сном три тела. Вместе с госпожой и визирем Султан казнил себя. Чай... в нём крылся смертельный яд...Конец