Майк не особо сведущ…

Майк не особо сведущ… …в девушках. И его бесит, что Лукас неожиданно (!) становится мастером в этом виде спорта. Кажется, будто он и Макс решили пройти курс «от средней школы до развода» экстерном, и по несколько раз, двигаясь туда-сюда по этой странной прямой. Его бесит, с каким отчаянием он приходит к Лукасу каждый раз, стоит что-то в их отношениях с Оди пойти не так. Его мозг будто стирает всю предыдущую информацию о том, как следует поступать, и Лукас снова, очень терпеливо, рассказывает ему о том, что да, просить прощение нужно, если ты ведешь себя как кусок говна. Да, подарки — круто, и нет, дарить Оди в качестве извинения старый рисунок Уилла — это не то же самое. Тебя беспокоит то, насколько она тобой одержима? Её комнату покрывают символы имени тебя, Майка? Смирись, чувак, это потому, что она по уши в тебя влюблена. У тебя же в комнате тоже есть подобный алтарь? И вот тут программа в голове Майка ломается окончательно. Потому что нет, нету. Он, барахольщик, который заваливает и свою комнату, и подвал вещами, не может сохранить ни одной записочки от Оди, потому что… а почему? Потому что внутри него возникает странное ощущение, что оно не вписывается. Вот новый рисунок Уилла — вписывается, Майк даже докупает металлические кнопки, чтобы у него всегда был запас на подобные случаи. Вписываются новые фигурки, которые они с Партией покупают в молле. Вписываются пустые коробки с пиццей, исписанные сюжетами игр тетрадки, грязные носки, его неловкие абстрактные стихи на тему любви… Это всё имеет место. А вот небольшой клочок бумаги с рисованным вручную орнаментом радуги по краям почему-то нет. И Майк испытывает смутную тревогу по этому поводу, но не настолько сильную, чтобы, когда мама просит его убраться в комнате, не смести со стола в мусорную корзину все смятые бумажки, не задаваясь вопросом, что там. Важного в этом всё равно нет. Волосы Оди отрастают всё сильнее, и она принципиально их не стрижет. Лишь заявляет как-то, что хочет себе чёлку на манер Джойс, чем вызывает у женщины тёплую, даже какую-то трогательную улыбку. А Майк, глядя на это, не понимает, что ему не нравится в этой картине. А ему явно, определенно, не нравится, хотя ещё немного, и его собственные чёрные кудри достигнут такой же длины. Он убирает руки девушки, когда она пытается в поцелуе обнять его лицо и запустить пальцы в его волосы, потому что кожу неприятно колет. Майку кажется, что он в целом стал намного менее тактильным. А иначе как это объяснить? Но при этом когда мама треплет его по голове, как маленького, Майк злится, но тепло маминой руки всё ещё отзывается где-то в животе. Как и тяжесть ладони Хоппера. Как и дружеские похлопывания Дастина или, — чёрт, кто бы мог подумать, — Стива. А когда они толпятся у аркадного аппарата, рука сама тянется потрепать выигравшего в Пакмана Уилла по гладким волосам, пахнущим чём-то домашним и тёплым. «Ах, как бы я хотела сходить со всеми вами в кино, » — сокрушается Оди как-то вечером, когда Майк собирается отчаливать после полуторачасовой сессии поцелуев. А у Майка внутри всё обмирает. Он на самом деле немного боится того момента, когда «комендантский год» Оди кончится, потому что иначе — что? Всякий раз, когда она встречается с Партией на внутренних посиделках, ей откровенно скучно. Она не играет в DnD, смотрит на Макс с каким-то внутренним напряжением, словно знает что-то такое, чего не знает Майк. Льнёт к нему, не отпускает руки, и каждые полчаса смотрит с таким умоляющим выражением лица, словно спрашивает молчаливо, как собака: «А когда домой?». Иногда она решается и просто говорит это вслух. Майк, не в силах отказать своей девушке, соглашается. Они возвращаются в хижину Хоппера, и Майк снова оказывается в своём «дне сурка»: они с Оди сразу же начинают целоваться. Как-то раз девушка предлагает Майку посмотреть вместе с ней телевизор, когда Хоппер задерживается на работе. Она включает какую-то мелодраму — одну из тех, что смотрит его собственная мать, — и Майк понимает, что уснул только тогда, когда Оди с силой трясёт его за плечо на финальных титрах. Сюжет серии он так и не запомнил, а они с ней тогда впервые по мелочи цапаются. Домой Майк возвращается разозлённым и подавленным. Он так и не понял, почему Оди была на него обижена. Больше вместе они ничего не смотрят, и у Майка внутри почему-то складывается впечатление, что Оди вряд ли будет, как Уилл, трястись от страха, но всё равно получать удовольствие, сидя в соседнем кресле в кино и жуя конфетки. А кино Майк любит. Он же задрот. С течением времени всё превращается в рутину. Майку действительно становится всё более и более скучно, и он начинает выдумывать предлоги, чтобы приходить в хижину реже. Целоваться всё ещё прикольно, но ни он, ни Оди не знают, что делать дальше — они застревают в той стадии, когда сидят в футе друг от друга и тянутся, чтобы поцеловаться, но ничего большего. Майку всё также не нравится, когда девушка пытается быть ближе, его почему-то пугает перспектива того, что её грудь может прижаться к нему. Она его… отталкивает. Он не говорит этого ей напрямую, и ему нравится, что Оди носит старые фланелевые рубашки или огромные футболки, снятые с чужого плеча. Но в один из дней лета она вдруг по какой-то магической причине сближается с Макс (это всё не иначе, как происки Лукаса!). Девчонки пробегаются по моллу, и вечером счастливая до невозможности Оди предстаёт перед Майком в новой, вырвиглазно-яркой, но совершенно точно женской одежде. Майк чувствует сначала, что его язык присыхает к нёбу. Ему хочется накричать на Макс, но вместо этого он испытывает смятение и довольно грубо спрашивает у самой Оди: «Тебя что, выпустили в полный народа молл?!». Девушка не понимает такой реакции её парня, и они снова ссорятся — на этот раз куда серьёзнее. Уходит из хижины Майк с чётким пониманием того, что его привычный мир начинает рушиться. Когда Майк на эмоциях делится этим с Партией, Лукас выдает ему одну-единственную фразу: «Майк, это НЕ КРУТО». Майк раздражён, ему хочется кричать. И он сам не понимает, что именно во всём этом ему не по душе. Словно… словно он боится, что два его мира, замечательно уживающиеся по соседству, наконец-то пересекутся, и… и что? А что должно случиться? Вернее, что изменится? Этот вопрос мучает Майка, потому что Оди уже зависала с Партией, и это было… Осознание прошибает его, как током. Ему действительно не нравилось, когда Оди была вместе с ними. Они отлично работали в команде, когда дело касалось поиска Уилла два года назад. Но сейчас… Когда Оди с ними, Майку кажется, будто он теряет все свои прошлые связи. Он чувствует, что не может выделить должного внимания своим друзьям, когда девушка оттягивает всё его существо на себя. Майк с ужасом понимает, что ни разу даже не обнял Уилла в присутствии Оди. А он ведь делает это постоянно! И прерогатива потерять с Уиллом всяческую связь пугает его больше всего. Когда они познакомились с Оди, Уилл был потерян. Когда он вернулся, потерялась уже сама Оди. И в голове у Майка эти два человека будто бы заняли одну ключевую нишу, и ему необходимо было держать их подальше друг от друга, потому что… потому что на одном стуле не могло усидеть двое. И, судя по поникшему Уиллу в последнее время, ему удавалось отхватить это местечко всё реже и реже. «Иди к Стиву», в те же посиделки тихо, чтобы не услышал Лукас, произносит Дастин. Майк сначала уходит в отрицание — зачем ему идти к этому придурку Стиву?! Но Дастин объясняет, и Майк, спустя целую неделю тяжелых раздумий, так и не помирившись с Оди, всё-таки приходит в «Скупс Ахой» один. Там его ждёт не только Стив, но и его странная напарница Робин. Когда парни разговаривают (вернее, Майк с неожиданной для самого себя откровенностью вываливает на взрослого товарища все свои беды), она мельтешит где-то поблизости. Майк очень хочет, чтобы она ничего не услышала, но скорее всего это не так: он то и дело повышает голос на эмоциях, и лицо Робин в этот момент как-то странно искажается. Она будто что-то знает. Но КАК она может что-то знать, если видит его — какой? Третий, четвертый раз в жизни? И пока Стив переваривает молча всё услышанное, Робин довольно-таки нагло двигает его на красном диване, падает рядом и впивается в оробевшего Майка своими знающими глазами. — А ты не задавался вопросом, что эта девчонка, Оди, тебе не особо-то и нравится? И большего бреда в своей жизни Майк не слышал. — В смысле — не особо нравится? Ты меня вообще слышала?! — Слышала, — авторитетно кивает Робин. Выставляет вперед растопыренные пальцы и начинает их загибать прямо под носом у Майка. — Я слышала, что: у вас нет общих тем для разговора, вы только целуетесь, тебе не особо-то и нравятся эти поцелуи, тебе не нравится её грудь (хотя камон, да кому вообще не могут нравиться сиськи! но я отвлеклась), ты не хранишь памятные вещи, связанные с ней. Далее! — Она выставляет вперед вторую руку и всё ещё держит в поле видимости полностью зажатый кулак. — Ты с куда большим удовольствием ходишь в кино с этой вашей Партией или вообще одним Уиллом. Тебе нравится заниматься вашими задротскими вещами в кругу парней. Ты обнимаешь маму. И ты обнимаешь Уилла — единственного из всего вашего кружка задротов. В воздухе остаётся висеть один-единственный позорный мизинец. — Мне кажется, или вывод очевиден? — поднимает брови Робин. — Да какой вывод?! — психует Майк. — Что мне нравится тусоваться со своими друзьями?! Ну спасибо, Шерлок! Я с ними тусуюсь с младших классов! Робин страдальчески вздыхает. Стив тоже странно морщится. — Я тоже не въехал, к чему ты ведешь, Робин… Девушка лишь закатывает глаза. И, чёрт побери, как она похожа на Уилла в этот момент! — А имею я в виду то, что ты, Майк, любишь проводить время без девчонок. Парень некрасиво морщится. — Я не против сходить в кино в компании вместе с Макс. — Да. Но Макс — девушка Лукаса, и тебе она не интересна как девушка. А в кино ты обычно сидишь рядом с кем? — С Уиллом, — говорит Майк. — С Уиллом, — торжественно кивает Робин. А парень всё ещё не догоняет. — Да что не так-то?! Уилл — мой лучший друг. С ним всегда прикольно посмотреть фильм и потом поболтать об этом! Улыбка Робин становится практически змеиной. — А что ещё прикольно делать с Уиллом? — спрашивает она. Майк неопределенно пожимает плечами. — Да всё. — Что — всё? — Ну всё. Мы можем читать комиксы, болтать обо всём, ходить в кино или аркады. Нам всегда есть чем заняться вместе. — А может, стоит добавить к этим занятиям ещё одно? — Какое ещё? — Ну не знаю… поцелуи? — Что?! Майк и Стив выглядят одинаково пораженными. — В смысле, Робин?! — Да, в смысле? Уилл же парень! Девушка лишь пожимает плечами. — Ну и что? Вы как будто впервые слышите о том, что парни могут целоваться с парнями, а девушки с девушками. — Нет, но… это же… — Стив кривится. А Робин смотрит на него с нескрываемым отвращением и осуждением. — Что, Стив? Если тебе не нравятся парни, это не значит, что они не могут нравится другим. Например, Майку. — Мне не нравятся парни… — насупленное и тихо бурчит Майк. — Тебе и девушки не нравятся, судя по тому, что я услышала, — довольно жестоко припечатывает Робин — и уходит, оставляя Стива и Майка в одиночестве со всей этой информацией. На это ни одному из них нечего сказать, и Майк покидает «Скупс Ахой» ещё более запутавшимся, чем раньше. Попросить прощения у Оди за своё поведение у него так духу и не хватает, но девушка с помощью Макс очень естественно всё-таки интегрируется в их Партию. И Майк… Майк в целом оказывается доволен этим. По крайней мере, её дружба с Макс не мешает ему тусоваться с мальчишками. Иногда они делают это все вместе, и когда парни режутся в DnD, девочки сидят на диване и занимаются своими делами. Конечно, они не могут высидеть все восемь или десять часов, и уходят, но то, что они не мешают друг другу, Майку нравится. Он понимает, что ему всё равно придётся поговорить с Оди, но пока что у него нет на это ни времени, ни желания, да и сама девушка не инициирует разговор. Общаются они между собой довольно прохладно, но без явно выраженной вражды. Зато, и Майк это отмечает помимо воли, Уилл словно расцветает. И парень, памятуя странный разговор с Робин, начинает за собой замечать вещи, которые раньше для него были характерны, но… не так ярко выражены, что ли. Или Майк просто не акцентировал своё внимание на этом. Для Уилла у Майка есть свой голос. Более спокойный и низкий, что с учётом его подростковой ломающейся гортани становится чем-то совсем уже неприличным. Но разговаривать с ним напористо, немного с вызовом у Майка не выходит. Маленький Уилл всегда заставляет его автоматически понижать голос. А ещё Уилла приятно касаться. Причём всегда, неважно что происходит. Майк видел Уилла всяким, но его никогда не отталкивало в нём… ничего: ни грязь, ни пот, ни мертвенно-бледная кожа и синяки под глазами размером в Алабаму. Нет, Уилл бы своего рода… совершенным. Это сбивало с толку, смущало, однако Майк всегда же к нему так относился, делов-то. Но сейчас он начинает ловить себя на… странном. Майк словно зависает каждый раз, когда Уилл заговаривает с ним. Их большая разница в росте сохраняется ещё какое-то время, и Уиллу приходится поднимать лицо на Майка, и тогда его глаза становятся просто огромными. Майк порой отключается от этого взгляда, и тогда опускается к губам, чтобы хоть так уловить смысл того, что говорит Уилл. Но вместо этого в его голове всплывает ехидное Робиновское: «поцелуи», и Майка пробивает по позвоночнику странным жаром. Такое… такое он испытывал, когда впервые поцеловал Оди в двенадцать. Вернее, даже не совсем такое: тогда было волнение, и какое-то странное ощущение в животе по типу порхания. Новое, необычное. Оно постепенно сошло на нет, причём довольно быстро, сменившись на комок из каких-то других чувств — более острых, эгоистичных. Они заставляли его нервничать, раздражаться, постоянно пикироваться с Лукасом, когда тот начинал наезжать на Майка из-за опозданий. Выводили из себя. Майку казалось тогда, что он буквально сходит с ума. Но сейчас он понимает, что его чувства к Оди, хоть и были новыми и путающими, не приводят его в такой ступор, как чувства, вызываемые Уиллом. Он всё ещё хочет быть рядом, касаться его, разговаривать с ним. Всё то тёплое, приятно тёплое, что он испытывал рядом с ним всегда, никуда не делось… но при этом каждый раз по пальцам словно проходится электрический ток. А в голове возникают непрошеные вопросы «а что, если потрепать Уилла по голове и коснуться за его ушами кончиками пальцев?», «а если не просто сжать его ладонь, а чуть погладить нежную кожу?», «а каков вкус?..». И Майк буквально падает в пропасть от всего этого. Когда накануне перехода в старшую школу Уилл встречается с Партией, Майк видит, что его обычная стрижка под горшок изменилась, стала короче и немного иной формы, открывающей уши и шею. Они все вступили в тот возраст, когда изменения с их телами происходят каждый день, но из-за этой постоянно стрижки Майк не обращал внимание на изменения Уилла, а сейчас… сейчас он очень чётко видит, каков Уилл. И внутри у него отчего-то очень сладко ноет. А ещё к сентябрю Хоппер и мама Уилла, наконец-то, окончательно сходятся, даже съезжаются, и теперь Уилл становится с Оди если не родственниками, то кем-то довольно близким. Майк не знает точно, что теперь происходит в их общем доме, они всегда в основном зависают в подвале дома Уилеров, но и Уилл, и Оди… меняются. Это видно. Шутка Лукаса про «двойняшек», брошенная вскользь, прошибает Майка с ног до головы как молния. Уилл и Оди действительно похожи, как брат и сестра. Намного сильнее, чем тот же Майк с Нэнси. И, он не знает, наверное, Уилл так хорошо влияет на девушку, но именно она оказывается тем, кто в конце концов инициирует их Тот Самый Разговор. Начинается всё довольно неловко, Майк до сих пор не понимает, что ему нужно говорить. Они не оставались с Оди наедине с того самого дня, и Майк отмечает, что вырвиглазный стиль у его девушки (?) всё-таки находит компромисс со старыми фланелевыми рубашками и потёртыми джинсами. Это ему нравится куда больше, но всё равно не вызывает такую бурю эмоций, как торчащие из-под чёлки уши Уилла. Они сидят бок о бок на крыльце дома Уилеров, Майк чувствует как бедро девушки прижимается к его, и сердце лишь чуть-чуть ускоряется, и то, наверное, больше на прохладу вечера. — Спасибо, что дал мне пространство для подумать, Майк, — начинает Оди первая. — Это было очень полезно. Майк лишь неопределенно хмыкает. Не говорить же ей, что это вышло непреднамеренно. — Я действительно не понимала, сколько места в моей жизни ты занимаешь, пока не подружилась с Макс. А потом не оказалась с Уиллом, и Джойс, и Джонатаном под одной крышей. И знаешь… — Оди на мгновение останавливается: — Оказывается, ты не такой уж и интересный парень, Майк. — Что?! — Майк возмущённо поворачивается к Оди. — Я имею в виду, что твои… увлечения… ну, знаешь, DnD и всё такое… Это не самые интересные штуки на свете. Даже комиксы — у вас они все про парней, и это, конечно, прикольно, но комиксы Макс про Чудо-женщину мне понравились куда сильнее. Джонатан показал мне свою коллекцию музыки, и там столько всего интересного! А ещё я пробую макияж, модные журналы и всё такое… Мальчишки всё ещё классные, но есть вещи, которые вам не интересны. А мне наоборот. Я действительно наслаждаюсь временем, проведенным с Джойс и Макс. Майк молчит, не понимая, что ему сказать на это всё. — А ещё… — Оди подступается к этой теме как-то очень аккуратно, подбирая слова, — у нас появились «большие семейные вечера». И я… понимаешь, Майк, это то, что наполняет меня. Мне становится так здорово и тепло, когда мы после общего ужина садимся играть в Скрабл или просто смотрим фильмы из проката с попкорном. Я делала все эти штуки с Хоппером, но когда нас много… это действительно очень, очень здорово. Я чувствую себя в такие моменты счастливой, как никогда. Глаза Оди красиво сверкают, и Майк вдруг чувствует, о каком тепле говорит девушка. Ему приятно видеть её такой. Приятно по-особенному. В этом нет жара и томления, в этом есть что-то несказанно правильное. Поддавшись порыву, он вдруг обнимает Оди как не делал никогда раньше, и девушка доверчиво утыкается носом ему под ухо. — Я рад за тебя, Оди, — совершенно искренне проговаривает Майк. — Джейн, — тихо поправляет его она. — Джейн, — кивает парень. Они сидят так некоторое время, а потом Оди (нет, Джейн) отстраняется. — Кстати, ты знаешь, что Уилл умеет рисовать по памяти? Я как-то зашла к нему в комнату и увидела, как он рисует тебя. Я ещё очень поразилась тому, насколько хорошо у него это вышло. — Меня? — Майк моргает. — А, ты имеешь в виду меня-Паладина? Да, он часто это делает… — Нет. Я имею в виду тебя-тебя. Мне кажется, ты был в той клетчатой рубашке, которую он нарисовал, на прошлые выходные, когда вы собирались в аркады. Эта новость немного выбивает Майка из колеи. Уилл часто рисовал их всех или каждого парня по отдельности с самого детства, когда они только придумали своих персонажей. Но это были именно что персонажи. А так, чтобы Уилл рисовал Майка… Сердце парня чуть заходится в трепетном предвкушении. Ему очень хочется посмотреть на этот рисунок. — Ладно, — кивает Майк с тонкой улыбкой. — Я дождусь, когда Уилл закончит, и посмотрю, что вышло. А то вдруг он запомнил мой нос слишком длинным. — Он и так у тебя слишком длинный, Майк! — смеется Джейн. Напряжение между ними истаивает, как дым на ветру. Майк сидит на крыльце рядом с девушкой и понимает, что они никогда раньше с ней вот так не разговаривали — просто, на какие-то пустяковые темы. Как с другом. Он чувствует нечто невыразимо правильное в этот момент — и никак не может отделаться от мысли про невиденный им рисунок Уилла.