Вовсе не похожа на змею

      — Петров Антон. — в голосе матери слышалось явное раздражение. — Если ты сию секунду не объяснишь что все это значит... — фраза намеренно не была закончена, отчего звучала еще более жутко, вызывала чувство какой-то необычайной безысходности.       Конечно, острую реакцию мамы можно понять, но и я уже далеко не маленький ребенок, так что ничего удивительного в подобных вещах, как по мне, нет. Я понимал, что независимо от ответа результат будет один — выкрутиться не выйдет. А все мои отговорки в силах лишь накалить обстановку, только усилив родительский гнев. Думаю, лучший вариант — просто промолчать. Так я и сделал.       На кухне воцарилась напряженная тишина, изредка прерываемая звуками сильного ветра и отдаленного лая собак, доходящего с улицы. В горле пересохло, а дыхание заметно участилось. Секунды, по ощущениям, длились как часы.       — Так и будешь молчать, да? — мать тяжело вздохнула. — Я надеялась, что ты за ум возьмешься, школу хорошо окончишь... А на деле сначала дружбу с этими хулиганами завел, а теперь вот до чего дошло. — каждое мамино слово звучало громче предыдущего, казалось, сейчас она сорвется на крик. — Не таким я тебя воспитывала. — так и произошло. — Нажила проблем на голову... Муж - идиот, сын - извращенец, крутящийся в компании местных бандюганов.       Тут не выдержал уже я. Слова, сказанные собственной матерью, переходили все границы.       — Мне эти "местные бандюганы" дороже вас с отцом стали, между прочим, а... — договорить мне не дали. Довольно сильная пощечина оборвала фразу на половине.       — Марш в свою комнату, Петров! Если еще раз услышу от тебя что-то подобное - дома можешь больше не появляться.       Несмотря на эту угрозу, которая, вроде бы, должна являться весомым поводом, чтобы заткнуться — я решил продолжить.       — Эти люди, которых ты называешь хулиганами и бандитами дали мне понимание того, чего никогда не давали вы. — слова звучали жестко и уверенно, сам не понимаю как у меня еще выходит контролировать свою речь. — Они показали мне что такое свобода. А это... — я указал пальцем правой руки на любовный след, оставленный Катериной. — Это признак того, что я начал ее обретать. Ты говоришь что "не таким меня воспитывала"... А я не хочу жить "таким". Не хочу жить так, как вы с отцом считаете нужным. Не хочу жить зайцем в клетке, которого вы пытались из меня сделать с самого рождения. — слезы начали проступать на глазах, но я старался держаться до последнего. — Мам, пойми... Внушать родному сыну что его друзья конченые отморозки, обвинять по любому поводу и не давать собственной дочери выйти даже на крыльцо - это не воспитание - это полнейший бред. Все что вы можете это орать друг на друга... — пришлось склонить голову, чтобы благодаря упавшим вниз волосам скрыть плачущее лицо. — Ненавижу... — последнее слово было сказано шепотом. После него я пулей вылетел из кухни и, спотыкаясь, чуть-ли не падая на ступеньках, помчался к себе в комнату.       — Н-ненавижу! — заорал я во все горло. Слезы текли ручьями, дыхание сбилось настолько, что кислород, по ощущениям, и вовсе не поступал в легкие, грудную клетку вновь сдавила ноющая боль, но уже с трехкратной силой, а сердце безумно закололо. Казалось, будто его одновременно проткнули тысячью самых острых, а к тому же раскаленных игл. Все попытки успокоиться были тщетны.       В порыве гнева я собственноручно сорвал все рисунки, бережно прикрепленные к стене канцелярскими кнопками. Ожидаемо, многие из моих лучших работ оказались порваны, а впоследствии и смяты. Ящик стола с грохотом отправился прямиком в стену. Не представляю как он не развалился на несколько составных частей, но теперь по всей комнате были разбросаны выпавшие из него карандаши, тетрадки и прочая мелочевка. Стул постигла та же участь, но он оказался не настолько крепким, ведь одна из ножек с треском отвалилась после удара. Я упал на колени и начал со всей силы бить матрас руками, отчего тот начал немного проминаться.       Стоило мне попытаться отдышаться и предпринять что-либо — очередная волна, порождающая в сознании хаос, накрывала меня с головой. Хотя нет, там даже не волна... Скорее цунами, не оставляющее шансов выплыть, выбраться из этого состояния. Мысли путались, не позволяя полной картине ситуации проявиться в голове.       В один момент в мозгу что-то переклинило — я со всей скорости помчался на первый этаж, поспешно запрыгивая в ботинки и накидывая на себя куртку. Не успел никто в доме опомниться, как мой след простыл.       Я бежал. Бежал быстро. Бежал куда глядели окутанные пеленой из слез глаза. Бежал жадно глотая холодный воздух, но даже его не хватало чтобы надышаться, насытиться... Падал. Очень много падал, чуть-ли ни каждые сто метров. Но продолжал вставать... Решил, что буду это делать пока силы не иссякнут. Мне без разницы где я окажусь, просто хочу чтобы полегчало, а значит подальше от этого проклятого дома...       Сука... Оля же еще все слышала. Мои и мамины крики, тот погром, что я устроил в комнате и прочее. Хотел извиниться, а по-итогу бедной сестренке опять пришлось стать свидетелем очередного пиздеца, происходящего в этом дурдоме. Какой же я идиот... Прошло около получаса, на улице начинало темнеть. Сил бежать уже не было, а слезы попросту закончились. Медленно шагая около поселкового магазинчика я услышал как меня окликнули.       — Антон? — этот приятный звонкий голос я узнаю из тысячи... Одного слова сказанного им хватило, чтобы немного приподнять мне настроение, которого до этого момента в принципе не было.       Как ни странно, я не ошибся — рядом со мной стояла Смирнова, держа в руках пакет с продуктами. Ее щеки порозовели от мороза, а кристальные изумрудные глаза время от времени прикрывали вопросительно хлопающие веки.       — Что ты тут делаешь? — поинтересовалась девушка.       — Г-гуляю. — буркнул я, стараясь не выдавать своего истинного состояния и намерений, которых просто не было. Но обмануть Катерину, все же, не вышло.       — А если честно? — ее умению видеть людей насквозь можно только позавидовать. Хотя, подозреваю, что у меня буквально на лице написано "все не в порядке".       — Мать заметила... — вполголоса проговорил я, после чего добавил — Моя вина, невовремя начал рубашку расстегивать. Мы очень сильно поругались из-за этого и вот...       Катя тут же изменилась в лице — оно во мгновение стало более напряженным и беспокойным, брови нахмурились, а беззаботная улыбка исчезла.       — Ты из дома что-ли сбежал? Вообще дурак, Петров? — в голосе прослеживались нотки некого волнения и сочувствия.       — Ну... Почти. Она сама сказала, чтобы не появлялся там больше. Приду как успокоится.       — Хочешь сказать, сегодня ты домой не вернешься? — Смирнова протяжно вздохнула, ведь ответ для нее был очевиден.       — Только если утром...       — Эх, Антон, Антон... Пошли. — Катерина свободной рукой поманила меня к себе.       — Куда?       — Как куда? Проводишь меня. — девушка странно ухмыльнулась и подмигнула, одним лишь взглядом дав понять, что уже уже нашла решение возникшей у меня проблемы.       С моей стороны не оставалось ничего, кроме как пожать плечами и, по-джентельменски взяв пакет из рук подруги, пойти за ней.       Шли мы около четверти часа. Опять разговаривали буквально обо всем что придет в голову. В компании Катьки время летело незаметно, а все проблемы, казалось, исчезали, ну или, что более реалистично — просто забывались. Ее голос и внешний вид действовали на меня как сильнейший наркотик — вызывали привыкание. Один раз попробуешь и уже не в силах оторваться...       Поселок окончательно лишился лучей солнца, вместо него теперь редкие фонари, освещающие главные дороги и яркая-яркая луна, сменившая основное светило. Большинство звуков утихли вслед за наступлением темноты — лишь изредка где-то лаяли собаки, сидящие на привязи или кто-то похрустывал, расчищая снег во дворе, даже метель перестала свистеть. По этой причине наши с Катей голоса эхом отражались от домов, наполняя безжизненные улицы смехом, эмоциональными разговорами и, порой, тихими звуками телесных контактов.       Мы уже почти дошли до дома Кати, когда та остановилась, забирая у меня из рук пакет.       — Итак, жди меня тут. — Катерина, скорее всего, пыталась меня заинтриговать       — А? — непонимающе переспросил я, нарушив всю загадочность момента —Зачем?       — Скажу маме, что Полина позвала меня на ночевку, а сама побуду с тобой. Не могу же я тебя одного оставить, Антоша... — медленно приблизившись к моему лицу Смирнова провела языком по губам, давая знак, что их следовало бы приоткрыть, а затем мы, как и днем, слились в страстном поцелуе, тратящим наши запасы кислорода, пробуждающим искренние чувства и, одновременно с этим, предвещающим интересную ночь — Скоро буду, не скучай!       Ночь проведенная с любимым человеком наедине — что может быть лучше? Если честно, сам не помню, когда начал считать Катю любимым человеком, но... Она довольно быстро успела им стать...