Карта на удачу

Учитель говорил, что детям гулей читают вполне человеческие сказки. Но есть и особые истории, переходящие через гульи поколения. В них герои проявляют хитрость и смекалку, учатся быть стойкими. Учатся скрывать правду и скрываться самим. Они охотятся только на плохих людей, обычно – главных злодеев, а хорошим помогают, не раскрывая себя. Я задумываюсь... А что чувствует гуль, впервые убивший кого-то "хорошего"? Растянувшись на диване, разглядываю белый потолок в комнате Казуо. Непривычно милую люстру с нежно-розовыми плафонами – цветами. Так контрастирует с моими ощущениями. Они скорее... чёрные. И красные. Память о словах Сумире преследует меня. Она знала кто я, и всё же стояла на своём. Знала, что рискует умереть... Мысль о том, что она, быть может, хотела этого... повергает в ужас. Иссушает меня, как пустыню. Я стал невольной гильотиной для хрупкой шеи, палачом, казнившим невиновного. И теперь значение фразы "нет выбора" приняло совсем иной оттенок. У меня выбор был – спасти одну жизнь ценой другой жизни или навсегда распрощаться с наставником. На заводе я себя совсем не контролировал, но Сумире... я сделал этот выбор осознанно. Мама говорила: "Убийство – страшный грех. Добрый человек предпочтёт умереть сам, нежели загубить другого. Добрый человек и не помыслит о таком. Не найдёт греху никаких оправданий. Для Господа есть лишь свет и тьма, и все убийцы перешагивают на сторону мрака." Будь она жива... отреклась бы от меня? От гуля, который больше не хочет ни умирать, ни терять? От гуля, который шагнул бы во мрак ради неё? Кажется, Курео Мадо был прав на наш счёт. Мы все – убийцы. Никуда от природы не деться. Только вот меньшими сволочами CCG от этого не становятся. Как человек, я мог пойти в полицию и сказать, что мне угрожают. "Меня пытаются убить, защитите, пожалуйста..." Я мог вызвать бригаду врачей: "Мой учитель умирает, приезжайте скорее, пожалуйста..." А теперь у меня нет никаких прав. Я – монстр. Я должен сам защищаться и защищать тех, кто дорог. Казуо тоже не ошибался, говоря о несчастьях... "Дерьмо случается". Всё, что я могу – стараться не допускать подобного. Его наставления выжигаются внутри, как гравировка на металле. Смывают слова матери, как солёная волна – надпись на песке. Вспахивают мою душу как плуг - чистое поле. И страдаю от этого не я один. - Эй, Канечик? – говорит автоответчик голосом Итори. - Забирай батю из бара. Ладно бы просто пил, так он же с другими посетителями дерётся. Решайте свои тёрки как-нибудь подружелюбней, мальчики! Закрыв глаза, со стоном прислоняю к лицу ладони. - Звездец. Поднимаюсь с дивана. На телефоне горит огонёк ещё одного сообщения. Это Мию. - Слушай, Канеки, мы всё понимаем - Казуо раскис! Крутился вечно как белка в колесе, почти без отпусков, потому и заболел. А после – забухал. Ты просто скажи, что мы его до сих пор ждём, и увольнять пока не намерены. Целая куча клиентов не идёт и абонементы не продляет, зная, что групповые сейчас ведёт не он. Пусть проспится и возвращается, никто косо не поглядит! Да, да... Деньги они теряют вместе с клиентами. Если б не убытки, уволили бы в первый же день запоя. Что ж, делать нечего, надо идти за ним. Пусть и дуется, не желая со мной говорить. На кухне выпиваю заваренный, давно остывший кофе. В телевизоре – лица Нимуры Фуруты и доктора Огуры. Разумеется, учёный не мог не взять интервью у гуля, который привык ко славе и вниманию. Глядя на последнего, можно сказать, что он вообще родился под камерой и с микрофоном на лице. <Смотрите, сейчас я исполняю обязанности правительственного чиновника. До этого учился в институтах и писал научно-популярные статьи. Как человек. Разве питание имело значение для моей деятельности? Я – высшее звено пищевой цепи, но я же и ячейка общества, понимаете?> - Огура мелко кивает, внимательно слушая, и политик продолжает. - <Вам наверняка хорошо известно открытие старичка-Дарвина об общем предке людей и гулей – грубо говоря, все мы раньше кушали бананы, кидались говёшками и вычёсывали друг у друга вшей. Но что-то произошло потом – метеорит, мутация или иной катаклизм сделали часть обезьянок хищными. У всех появились RC-клетки, эти необычные малютки, без которых мы, гули, чахнем и едем шифером. Я годами изучал вопрос о выращивании RC-клеток учёными в лабораторных условиях или создании аналога человечины. И знаете что выяснил? Эти исследования свернули ещё в девяностых, под предлогом их небезопасности. Полный запрет над RC-разработками всеми, кроме CCG. Не хочу тыкать пальчиком и кидаться обвинениями, но кому-то, похоже, выгодна наша вражда.> <Вас боятся, господин Нимура,> - предполагает он без толики осуждения. - <Даже получив независимость от человечины, гули всё также остаются сильнейшими созданиями на планете.> <Да бросьте, док. Один человек с фамилией Гитлер утопил мир в крови, используя силу слов.> <Сам-то кончай трепаться,> - шикает на него голос Маруде за кадром. - <Разработки контролируют CCG, чтоб до них ваши пакостные лапы не добрались. Аналог человечины или RC-клеток создать невозможно. Это на грани фантастики, в один ряд с лекарством от рака. Благо, немцы оказались умней и создали взамен биооружие!> <Не "Зиг Хайль" его, случайно, назвали?> - политик глядит в камеру, подняв большой палец вверх. - <С вами был Нимура Фурута, ставьте лайки, подписывайтесь на канал... Ой, забыл совсем.> Заправившись кофе, выключаю несмолкающий TV. Застёгиваю пуговицы бордовой рубашки, одну за другой. Закатываю рукава. Футболок-то уже нет ни одной. И денег нет из-за моей сессии и пьянства Казуо. Подаренный велосипед я пригнал домой, чтобы кататься в свободное время. Ежедневная практика дала свои плоды – езжу гораздо уверенней, хоть и шлёпнулся уже разок, затормозив слишком резко. Гулья кожа крепка – ни царапины не получил. Только одежду испортил. Народу на улицах здорово поубавилось – повлияли сообщения о бойцах Аогири, нападающих на патрули "голубей" и выходящих на охоту при свете дня. Учитель говорил, что они берут в плен обычных гулей, если те заходят на их территорию. А своей территорией они, судя по всему, сочли весь город – как под землёй, так и на поверхности. В двадцатом районе пока тишина, но мы уже готовимся к нешуточным сражениям. Готовимся погрязнуть в хаосе. Какое-то время спустя, не без помощи навигатора, прибываю в четырнадцатый район. Ниточка очень вкусного, сладкого запаха дразнит нос, отвлекая от езды. Похоже на ваниль, на булочки, на сладости из риса. Чем сильней его близость, тем больше слюны под языком. Не выдержав, поворачиваю в сторону моста, в сторону аромата. Может, найду труп? До сих пор неуютно от мысли, что я могу вот так "приходить на готовенькое" и есть. Но, как говорит учитель: "Дают – бери." Других гулей там нет – запах приводит меня одного. Патрулей поблизости тоже нет. К большому разочарованию, вижу лишь длинную расколотую кость, наполовину скрытую в мелководье. Даже не похожа на человечью. Присев на корточки, разглядываю ароматный остаток чьей-то трапезы. На белых, блестящих связках болтается рваный лоскуток мяса. Гнилого мяса. Я могу судить об этом по палитре коричневых, охряных и серых оттенков на тканях. По слизи на моих пальцах. А ещё по вьющимся вокруг мухам. Но почему у него настолько вкусный, дурманящий запах?.. Сковыриваю лоскуток ногтем – мясо легко отделяется от связок, чуть распадаясь на бледные, землистые нити. Кладу в рот и пережёвываю. Никакого вкуса тухлятины. Оно склизкое, мягкое, но... приятное. Вяленое. Боже. Я-таки съел падаль. Я учуял и съел гнилую мертвечину. Видел бы Хиде, на что я променял стейки и гамбургеры... Облизнувшись и убедившись, что никто не видит как я познаю мерзейшую сторону гульей природы, кладу кость обратно. Но, уезжая, встречаю ещё парочку гулей, идущих в том же направлении. С максимально правдоподобным видом честных граждан на прогулке. Интересно, CCG приходило в голову оставить где-нибудь дохлятину со скрытой камерой? По пути застаю на одной из улиц работу смерти. Патруль "голубей" исследует свежие трупы – бойца Аогири, скрючившегося в позе эмбриона, и раскинувшегося "звездой" обычного гуля. От следователя с фотоаппаратом пытаются отогнать овчарку – кобелёк самозабвенно сношает его ногу. Припарковав велик у торгового центра, защёлкиваю антиугонную цепь. Водитель стоящей вблизи дорогой иномарки следит пренебрежительно и свысока – смотри, мол, студентик-нищеброд, чего я добился, в отличие от тебя. Продемонстрировать бы, чего добился я сам, но косой взгляд – ещё не призыв к драке. Усмирив тлеющее раздражение, поднимаюсь в бар. Клиентов тут меньше не стало. И это хорошо – в общем гомоне, звяканьи стекла и музыке два голоса будут незаметны. Без лишних слов сажусь за барную стойку, рядом с мастером. Выглядит он неспортивно – непричёсанные тусклые волосы, на лице недельная щетина и бледность. Мутный взгляд переплывает от отражения в бутылке вина ко мне. Глаза, как известно – зеркало души. Можно не шевельнуть ни единым мускулом на лице, но глаза будут говорить за тебя. В глазах Казуо – обида и тяжесть. И, наверное, было бы проще, вырази он недовольство языком драки. Влепил бы мне пощёчину, как на заводе, или поставил фингал. Треснул бы "блином", как Цукияму. Нет, он говорит со мной иначе. - Сессия закончилась, учитель, - обращён к нему мой спокойный голос. – Скоро я заработаю денег и буду приходить сюда, чтобы пить вместе с вами. Вы мой наставник. Я буду делать то же, что и вы. Морщинки меж его бровей углубляются. Не хочу вот так манипулировать и ставить ультиматумы. Но не знаю, как ещё повлиять на него. Да и не пустые это угрозы – я пойду за ним хоть в Ад и выпью хоть мочу скунса, если это уменьшит его боль. - Я буду танцевать на барной стойке и петь в караоке, - добавляю я. – Вам не понравится. Долгие минуты молчания тянутся, как расплавленный битум. - Посмотри на себя, - наконец произносит он чуть заплетающимся языком. - Ты научился охотиться. Толпа жрунов Цукиямы получила от тебя леща, - он кивает, встретив моё удивление. – Думал, я не узнаю? Ты ещё и с "голубями" отлично дрался. Защитил женщину, как нормальный взрослый мужик. Блин, Канеки, ты выглядишь как взрослый мужик! – звучит не без гордости. Но и с огромной болью. - Зачем тебе я? Я умираю от тоски, когда вас нет дома. Хочу, чтобы мы вновь проводили время вместе. Мне больно, как и вам. Мне невыносима сама мысль, что я могу вас потерять. - Вы ещё столькому могли бы меня научить, - убеждаю я, пытаясь заглушить в себе бурю чувств. Давних. Новых... Уместных ли?.. - Стольких защитить, стольких спасти... А сидите и пьёте из-за того, что я вас спас. - Да ты полный озвездень там устроил. Ты убил Сумире... – в голосе боль, память о том, как я собирал по кускам его тело. Как помогал есть. Как пригрозил, что нассу на его могилу и сдамся CCG, если откажется и умрёт. Мы сидели там, в темноте, по глаза в крови, человечьей и гульей. Я придерживал его голову и плечи, слушая дуэт из стонов и матюков, глядя, как потроха скрываются в животе, а прирастающие ноги постепенно начинают двигаться. Я не боялся ни мрака, ни вида кишок. Я боялся, что его сердце перестанет биться. - Мне невероятно жаль. Но я сделал бы это снова, зайди речь о вашей жизни, - срывается с губ искреннее признание. Срывается маска с лица... - Вы тоже убивали ради меня, мастер Казуо. А ведь мне, бывшему человеку, тяжело было такое принять. Я беру недопитую им бутылку вина и отдаю Роме, обменяв на стакан воды со льдом. Возмущений не слышу – похоже, заставил задуматься. - Впереди бои с Аогири и горелая задница Банджо. Вашей чести здесь не место. Нетрезвый взгляд задерживается на мне, сквозь прислонённый ко лбу ледяной стакан. Простонав, он растирает лицо ладонями. Вздыхает как заключённый на каторге. Если учитель здесь – значит, ему по-настоящему плохо. Но алкоголь не решит наших проблем. Как и моя прокрастинация. Казуо медленно, нестойко поднимается. Я тоже поднимаюсь. И, не выдержав, делаю шаг вперёд. Сжимаю его в крепких объятиях, прямо как он, когда вытащил меня из лап Линдау. Меня мама в детстве также обнимала. Больше никто. - Да перестань, парень, - ворчит он. А сам, помедлив, стискивает меня в ответ. Прижимает к груди. Подбородок покалывает мою макушку щетиной. Он пахнет вином, дешёвым шампунем и кофейными зёрнами. И мне так спокойно... Будто полком солдат прикрыт. Мы выходим из бара, к велосипеду. - Я сдал все зачёты и курсовую, - говорю я. - На "отлично". - Молодец... Не договорив, Казуо сгибается пополам, прямо к раскрытому окну иномарки. Щедрая бурая струя рвоты заливает заднее сиденье. - Совсем охренел, мужик?! – вопит оттуда гордец-водитель. – Вот же пьянь, щас мордой вытирать будешь! Я наклоняюсь к закрытому окну пассажирского места и стучу костяшкой пальца. От ногтя до сих пор веет дохлятиной. - Я твоей мордой всю улицу вытру, если ещё раз его пьянью назовёшь, - посылаю я острый одноглазый взгляд через стекло. – Катись к чёрту, пока не наваляли! Что-то подсказывает человеку, что с нами связываться – себе дороже. Плюнув и ругнувшись под нос, он уезжает. Не чувствую никакого стыда. Только стихающий гнев. - Как ты себе это представляешь? – скептично указывает мастер на велосипед. – Я пьян в зюзю, а ты новичок... Огонёк злости угасает до лёгкой улыбки. Застёгиваю на его голове ремешки шлема и сажусь, подождав, пока он пристроится на решётке багажника. Наверное, пара крепких мужиков смотрится странно, разъезжая так по улицам. Наверное, кажемся непутёвыми. Пропащими. Мне наплевать. - Я не позволю вам упасть, учитель. У Казуо есть "стадо овечек", которых он защищает. А у меня есть он.