Карта на удачу

Мама с папой всегда говорили мне: "Казуо, мир жесток. Не позволяй ему отнять твою честь." Когда они погибли, эти слова стали щитом, прижатым к израненному сердцу. Мои уши были глухи к мольбам каннибалов. Моя рука не дрогнула ни на мощных спинах взрослых, ни на тонких шеях подростков. Я вернулся в четырнадцатый район, чтобы защитить честь своей семьи. Я избавил мир от сволочей. Тогда моя кровавая вендетта привлекла внимание сильных, и они предложили союз. В подземельях Токио жизнь была не сладкой. Впитывать их учения было тяжело. За слабость и неподчинение следовали жестокие наказания. Я выдержал. Я не был слаб. Они говорили, что мир стал таким из-за людей. Я слушал. У многих и правда были веские причины ненавидеть человечество. У многих... Но я так и не встретил большего зла, чем убийцы моих родителей. Вместо этого встретил её... Нана не была ни злой, ни жестокой. Она говорила: "Зачем гулей убивают и загоняют под землю? Словно они какие-то... животные. Разве они виноваты в своей природе?" Ученикам нечасто разрешали подниматься в город, но всё свободное время я дарил ей. Нана была бунтаркой, любящей мотоциклы и острую пищу. Весёлой, живой, яркой как солнышко. Подумать только, девушка красила волосы в фиолетовый и мечтала стать автомехаником... А я был для неё кем-то вроде печального послушника из монастыря. Она вечно пыталась меня развеселить. Она не знала, что мои раны исцелялись её светом. Однажды она спросила, держа меня за руку, глядя в глаза: "А ты не хочешь сбежать из монастыря, волчок? В двадцатый район. Со мной. Мы будем свободны как птицы..." И я улыбнулся: "Хочу. Научи меня летать." В тот день чужие глаза наблюдали за мной, чтобы уличить в предательстве. Возвращение в убежище Аогири вышло... кровавым. Я до сих пор корю себя за это – мог ведь просто запрыгнуть с Наной на мотоцикл, оставив позади свои жалкие пожитки и всю организацию. Но мне не хотелось уходить, не попрощавшись с учителем. Не хотелось удерживать слово "спасибо". Вместо этого пришлось показать, насколько хорошо я усвоил его уроки. В отличие от других соратников, мастер Ханзо не стал меня преследовать. "Теперь тебя будет учить сама жизнь," – звучало его предостережение. – "Ты поймёшь." Он был очень мудр. А я был молод, своенравен и безнадёжно влюблён. Я и Нана, мы были словом и голосом, ярким днём и безлунной ночью. Мы были разными мирами, стирающими свои границы. Повезло, что родители Наны уже давно привыкли к её сумасбродным выходкам. Всё, что я от них услышал, было облегчённое: "Наконец-то нашла мужика!" Конечно, меня, "совращённого монаха", призвали к ответственности – образование получить, работу найти, на девушке – жениться. И беречь как зеницу ока. Моё: "Разумеется." стало негласной клятвой. Никто не знал о моей настоящей природе. Кроме гулей двадцатого района, с частью коих я поначалу передрался – выходец из Аогири мало кому мог внушить доверие. Благо, меня нашёл господин Йошимура и помог прижиться. Шли годы. Порой трудные, но счастливейшие в моей жизни. Мои родители хорошо умели скрываться среди людей. Я это не забыл. Я оканчивал школу, навёрстывая потерянную с четырнадцати лет учёбу, и подрабатывал грузчиком. Нана училась на автомеханика, подрабатывая в автосервисе и мечтая о своём бизнесе. Мы жили как нормальная молодая семья. У нас было столько планов... Впервые, после суровых испытаний, мне открылись все дороги, суля лишь свет. Так я думал... Пока не заметил, что Нану рвёт после еды. Гули к этому привыкают – всё-таки, нам приходится иногда глотать человечью пищу, чтобы не выдать себя. Но для людей тошнота ненормальна. Она отшучивалась: "Острый перчик покусал!", упрямо не хотела идти по врачам. Тесты на беременность ничего не показали, да и странно было бы ожидать иного – по зелёной молодости, после аварии на мотоцикле, она получила бесплодие. Когда стало хуже, я всё-таки уговорил её сходить в больницу. Помню, сидел в зале ожидания, глядя на снующих туда-сюда медсестёр и неспеша ковыляющих больных. Какая-то старушка несла перед собой миску и, не удержав, разбила прямо у моих ног. Красная фасоль облюбовала подошву ботинок. Мелкие белые стёкла разлетелись по половине зала. И также побелело моё лицо, когда Нана вышла и прошептала: "Мне осталось не больше полугода." Внутри всё опустилось. Я будто стоял на тонком канате, видя, что первой в пропасть падает она. Дома я судорожно перебирал варианты, обзванивал клиники. А она стояла на кухне, заглядывая мне в глаза, как тогда. Улыбалась печально. На щеке алел крошечный прыщик. Она так стеснялась из-за своих прыщиков. Всё лицо могла покрыть тональником, как гримом. Я смеялся. Целовал их, мол, быстрее заживут. Не знал, что они появляются от вредной пищи. Не знал, что её любимые чипсы, газировки, соусы, перчёные пиццы – вредная для людей пища... Глупая, моя глупая... "Во всём ищи плюсы, волчок," – произнесла она. - "Теперь тебе не нужно притворяться человеком." Я ошеломлённо застыл, выронив телефонную книжку. Моя жена улыбнулась шире. "Казуо... думаешь, я не догадывалась? Не слышала, как тебя самого рвёт по ночам? Мне плевать, кто ты, любовь моя. Ты – самое дорогое, что у меня есть. Спасибо за всё." Шагнув вперёд, Нана обняла меня, обвила руками шею. Хрупкая, нежная, отчаянная. И всё, чего мне хотелось – просто стоять вот так вечно, прижимая её к себе, закрыв глаза, зарывшись в волосы. Никому не позволить отнять её у меня. Никому, даже бессердечному небу. Выбор пал на лучшую клинику в Японии. Я и родня Наны, мы все по уши увязли в кредитах, работали наизнос, чтобы оплатить счета. Не помогло даже экспериментальное лечение. Я не сильно плакал от смерти своих родителей. Скорее смотрел, как истекают слезами и кровью мои враги. Но когда Нана лежала на больничной койке, бледная, невероятно худая, хрипло дышащая... Что-то сорвалось во мне. Я рыдал в голос, как раненое животное, уткнувшись носом в её пропахшее лекарствами одеяло. Пряча почерневшие глаза. Я не был слаб. Но оказался беспомощен. Она тихо шептала, гладя меня по волосам: "Ну что ты, что ты... Мы ведь ещё встретимся..." Моё солнце угасало, и вместе с ним угасала часть меня. Рак желудка выпил её, как бокал с кровавым вином. А я был разбит, разлетелся на осколки, как та миска с красной фасолью. Бог насмехался где-то там, в вышине. Я плохо помню несколько лет со дня её смерти. Спорт помог пережить их. Работа. Усердная учёба на фитнес-тренера в институте. С тех пор я сам помогаю людям вести здоровый образ жизни. Моя клятва была нарушена. Но честь останется при мне.