***
Лето шло своим чередом; жаркие дни перетекали друг в друга, и все, казалось, было совершено обыкновенным. Точно так же, как и днем ранее, солнце стояло высоко над горизонтом и приветливо опаляло своим жаром нежную кожу. Только одно выбивалось из обыкновенного течения летней жизни Сонхва — он находился не в знакомом Сеуле с его разгоряченными трассами и толпами людей, а в, кажется, центре безлюдного изумрудного острова спокойствия Ирландии. Пак давно хотел посетить эту страну вновь, и, наконец, решился. Его голову занимали мысли остаться здесь, преобрести постоянное место жительства и отпустить тревоги корейской суеты. В городе родной страны ему было душно, тесно, тоскливо. Его серое однообразие кружило голову, и Сонхва чувствовал, как задыхается. Но здесь, на просторах зеленеющих холмов, он чувствовал себя чуть лучше. Не зря, очень не зря он наткнулся тогда на одного парня в интернете. Дело обстояло до смешного странно: Сонхва нашел в одной из социальных сетей парнишку, который, будучи корейцем, переехал в Ирландию. Он рассказывал об этой чудесной стране столь проникновенно и заманчиво, что мысль приехать туда возникала сама собой. Единожды, собственно, Пак так и поступил; пользуясь моментом, он смог появиться в царстве вечной весны и остался им очарован. Он пробыл там всего неделю, но сохранил в памяти завораживающие пейзажи. Теперь же он вновь здесь. В голове вспыхнуло воспоминание, что он должен встретиться в назначенном месте с тем самым парнишкой. Да, верно, Сонхва таки рискнул познакомиться с ним в сети, а по приезде даже, невзирая на жгучее смущение, попросил о встрече. Шутка ли, но тот согласился. Поэтому, стараясь запечатлеть на пленку полароида особенно красивые картины, возникающие по дороге, парень шел на встречу с Ким Хонджуном. Не ясно было, чего он ждал от этой встречи — первоначальной ее целью было лишь более тесное знакомство с удивительной страной, которую Хонджун уже успел изучить. Однако сейчас Пак осознавал, насколько все это странно выглядит. Размеренные шаги наконец привели его туда, где он должен быть, но застыли в отдалении. Объектив, будто самостоятельно, поймал разноцветный образ парня с короткими светлыми волосами, не желая покидать его запоминающиеся черты. Одна фотография, вторая; неожиданная модель замечает интерес к себе, но, вопреки здравому смыслу, не идет ругаться. Напротив, парень широко улыбается и, поправив очки, отворачивается полубоком, безмолвно позволяя продолжить сеанс фотографии. Сонхва почему-то не может не улыбнуться в ответ. Когда же их разделяет лишь метр, Пак опасливо протягивает фотографии. — У тебя хорошо получается, — одобряет модель, — я — Ким Хонджун. — Пак Сонхва, — мелко улыбается парень и не может оторвать взгляд. Да, он и ранее видел его, да, он самый настоящий человек, но его красота оказывается поразительно утонченной и более яркой, чем на фотографиях. С этого момента началось знакомство Сонхва с Ирландией и Хонджуном. И парень пока не понимал, что же его здесь привлекает больше: неописуемое буйство красок летних растений или все же донельзя чистые глаза напротив. Возможно, это смущающее обстоятельство, но почему-то юноша был как никогда уверен, что это его лучшее знакомство.***
Дверь противно и до отвратительного протяжно скрипнула, пропуская внутрь уставшего мужчину. Полюбившийся когда-то давно дом встретил тишиной и отсутствием нежного солнца, пробивающегося сквозь ткань легких занавесок. Пасмурная погода навевала еще большую тоску, и сердце из-за нее неестественно сжималось в фантомном удушении. Тяжелый вздох наполнил коротким пустым звуком помещение, и в следующую секунду вновь воцарилась режущая слух тишина. Раньше тишина здесь была другой — теплой, желанной, нужной. Она не пугала. Сейчас же она была последним, чего Сонхва бы хотел. Оперативно сменив одежду на домашнюю, более удобную и легкую, он кинул взгляд на шкаф и медленно покачал головой. Мелкая улыбка скрасила его лицо и застыла на губах единственным возможным выражением. На голове уже привычно оказались любимые наушники, и призрачное тепло звучащей из раза в раз музыки окутало уставшее тело. Рука интуитивно легла на грудь — туда, где на цепочке переливались два кольца. Теперь Сонхва дома.***
Весь день парни провели вместе. Их разговоры не были прикреплены ни к чему конкретному и, казалось, были абсурдны, но оба находили в этом некий комфорт. Они были знакомы ничтожно мало и вместе с тем будто целую непроглядную вечность; неловкость, навязчиво присутствующая в начале, бесследно испарилась. На мирный гомон засыпающего города, тем временем, опускался багрянец заката. — Встретимся завтра? — Ты завтра свободен? Вопросы звучат в унисон, и парни, поначалу удивленно оглядывая друг друга, смеются. Завтра они встретятся вновь, чтобы назначить очередную встречу, и так все дальше и дальше. До тех пор, пока встречи не станут чем-то обыденным, без чего уже ни один не сможет.***
Сонхва огибает кровать и выходит в пустой коридор. Раньше тут стояла гитара, а неподалеку было скопление вещей, которые никто не носил, но выкидывать рука не поднималась. Теперь все это находится где-то в недрах темного шкафа, что сиротливо выглядывает из-за угла и все ждет, когда его вновь откроют. В гостинной так же пусто; мужчина заученными движениями поливает стоящий на столе цветок гиацинта, а после подходит к окну, из которого видна во всей своей изящной красоте россыпь ромашек. Он до сих пор помнит, как сажал их и тихо ругался, вновь и вновь задевая светлую кофту темнеющими разводами земли. Впрочем, даже тот злополучный момент не умалил его внезапно вспыхнувшую любовь к ромашкам, на которые он с такой нежностью сейчас смотрел. На губах лежала спящей змеей все та же улыбка. Подобной он улыбался, когда пара карих глаз рассматривала его работу, а после сверкала благодарностью. Сонхва долго стоял у окна, — впрочем, он не сказал бы, прошел час или больше, — рассматривая то желтые приветливые сердцевины и изнеженные белые лепестки, то шероховатую линию горизонта. Луна уже забиралась на небо; лениво, словно абсолютно нехотя она поднималась все выше в попытке озарить своим мягким светом просторы зеленеющих холмов сквозь поволоку туч. Дождь все еще шел, но уже гораздо тише. Мужчина задумчиво потер плечи, рассматривая клочок лунного диска, что настырно пробивался через шествующий уже гораздо реже парад почти черных туч, и тяжело выдохнул.***
Хонджун ведет Сонхва в какое-то, по словам Кима, невероятное место, о котором, впрочем, знал лишь он сам. Пак на удивление доверчиво следовал за ним; они были знакомы уже месяц, не прерывая череду спонтанных и запланированных встреч, и Сонхва, кажется, потерял от этого голову. Он доверял ему, кажется, слишком сильно, и это, вероятно, можно было назвать безрассудством, но парень отчего-то чувствовал, что так и должно быть. Он лишь солнечно улыбался, рассматривая то, насколько красиво крохотная ладонь Хонджуна помещалась в его собственной. Через время они оказались в машине общественного транспорта, и Ким все еще упорно хранил молчание, лишь изредка чуть сжимая чужие пальцы. Первые минут пятнадцать Сонхва то просил хотя бы подсказку, то пытался угадать, куда они все же направляются. Остановившись на варианте, что Хонджун — маньяк, который решил вывезти новоиспеченного друга в лес и убить, юноша решил наконец решил притихнуть и ждать. За окном проносились еще вовсе незнакомые пейзажи, которые только предстоит разглядеть во всем их великолепии середины лета. Вскоре ноги вновь коснулись земли конечной остановки. Пак, будучи в неведении, непроизвольно цеплялся за руку, что ему доверили, и благополучно игнорировал смешки спереди. Еще какое-то время они шли пешком, и Хонджун лишь изредка поглядывал на своего сопровождающего того лишь ради, чтобы увидеть широко распахнутые черные глаза, смотрящие на него столь доверчиво, что он невольно млел от этого. Впрочем, это не умаляло его желания сохранить в тайне их цель до самого конца. Сонхва же осоловело оглядывался в попытке понять, где же они все же находятся, и затаил дыхание, когда в поле зрения попал обрыв. Похоже, именно сюда его и вели все это время. Хонджун, сжав в своей руке чужую, молча повел парня ближе к краю, и остановился на безопасном расстоянии. Вид, открывшийся им с этого места, завораживал, и Пак пораженно распахнул рот. Он, кажется, никогда ранее не видел ничего столь умопомрачительного, как бескрайние просторы, находящиеся неизменно ниже их ног, уходящие в туманную даль шероховатой линии горизонта. Сонхва повернулся к другу, чтобы шепнуть слова восхищения, но вновь застыл, завороженный. Теперь он видел что-то более увлекательное, очаровательное и невероятное, чем безудержная краса природы. Глаза Хонджуна, что смотрели на его восторг и искрились звездами веселья — лучшее, что он когда-либо видел. В голове на место встала одна весьма неожиданная, но, как показалось самому Сонхва, правильная мысль. Он все же влюблен в Ким Хонджуна.***
Сонхва упал в кресло, предварительно сомкнув плотные шторы на окнах, и потянулся за книгой на кофейном столике. Она лежала там абсолютно всегда уже много лет, и он не горел желанием убирать ее. Именно здесь она выглядела более чем приемлемо и органично. Легкая печальная улыбка коснулась его губ. Книга как нельзя лучше поместилась в его руки и согрела эфемерным теплом, но все же было немного жаль, что теперь никто не проявит наглость, бесцеремонно забирая ее и откладывая в сторону. Впрочем, тряхнув головой, Пак предпочел попытаться внять тексту песни. Немного хриплый голос нежно пел о любви, и мужчина иронично хмыкнул. Книга распахнулась на первой странице — Сонхва перечитывал ее в уже, возможно, тысячный раз, при этом ни на секунду не пожалев об этом. Мягкий вокал на японском ласкал слух, а глаза вновь жадно впивались в строчки. Возможно, он дочитает уже через два или три часа, и прогуляется до книжного; он знал один, который работал круглосуточно, и искренне любил его посещать. В нем было его маленькое счастье.***
— Может, — быстро облизав вмиг пересохшие губы, Пак отвел взгляд, — сходим на свидание? Он был готов и к отказу словесному, и к пощечине, и к крикам о том, что дружба испорчена, но все же робко лелеял надежду на краткое "да". Это был поистине предел его мечтаний на данный момент, и не в его силах было смотреть в округлившиеся в удивлении карие озера. — Пойдем, — в возникшей тишине неуверенный, отрывистый ответ прозвучал громом. Громом, оповещающим о начале чего-то нового. Чего-то, что приведет к картинам, ныне им немыслимым. Но сейчас они только столкнулись взглядами и посылали друг другу счастливые улыбки. Только позже, когда Сонхва только-только действительно обоснуется в новом доме, разложит все вещи по своим уже точно законным местам и присядет, дабы прочесть еще пару страниц «Демиана», Хонджун уже уверенно, по-хозяйски заберет книгу из его рук, подчеркнуто аккуратно положит ее на крохотный столик рядом и с довольным лицом овладеет чужими коленями. И Сонхва на это только улыбнется, не теряя возможности прильнуть мягким поцелуем к чужим губам, ведь его маленькому счастью своего внимания он никогда не жалел. Он уже привычно уложит руки на чужую талию и взглянет в темные моря ласковых глаз так, будто видит их впервые. И снова, снова улыбнется мысли, что он влюблен в Ким Хонджуна.***
«Демиан» ожидаемо прочитан слишком быстро, чтобы полностью отключить Сонхва от мира сего. Впрочем, едва ли его смущало это. Он, как и собирался, накинул на плечи пальто и двинулся в сторону книжного. Улицы уже заволокло убаюкивающей тьмой, но музыка в наушниках была странно энергичной. На губах застыла спокойная полуулыбка — Пак любил улыбаться, ведь однажды получил комментарий "хочу заставить весь мир цвести твоими любимыми цветами, чтобы ты улыбался", и с тех пор даже не смел пытаться ее прикрыть. Мелодию прервал телефонный звонок. Сонхва надул губы, ведь просто терпеть не мог, когда его любимые песни прерываются так внезапно и бесповоротно. С четким планом послать к черту его полуночного собеседника, Сонхва застыл, рассматривая контакт. Ёсан звонил ему часто, но сейчас, когда Пак ударился в ностальгию и сладкую, светлую грусть, он не слишком хотел слушать оптимизм Кана. Трубку, однако, он поднял. — Я ненавижу, когда мне звонят, пока я в наушниках, — буркнул он недовольно, пренебрегая приветствием. — Ты всегда в наушниках, — резонно заметили по ту сторону экрана, — снова не спишь, хотя у тебя время за полночь. Уверен, что не хочешь приехать обратно? Столь резкое и прямое. Столь болезненное. Это предложение Сонхва каждый раз отвергал и глубоко вдыхал, чувствуя подступающие слезы. Впрочем, Ёсан тоже знает это. Именно поэтому они молчат какое-то время, пока в динамике слышны лишь размерннные шаги Пака по мокрому асфальту. Тишина улиц поглощала, и мужчина был уверен, что это станет последней каплей — он точно разрыдается. — Прошло пятнадцать лет, — вновь начал Кан, — тебе тридцать пять, у тебя есть неплохие деньги и возможность устроиться здесь куда угодно, только пальчиком укажи. На твою работу в Ирландии все посмотрят как на гарант, понимаешь? Сонхва знал это. Сонхва жил в этом. Но Сонхва, только Сонхва знал, что все это будет бесполезно, если он покинет покатые склоны зеленеющих холмов.***
Хонджун оказался тем, кого парню всегда, кажется, не хватало. Он заполнял пустые места, которые возникали по совершенно разным причинам. — Знаешь, — вдруг начал Ким, играя с пальцами возлюбленного, — примерно за месяца два до встречи с тобой мне казалось, что я по кому-то очень скучаю. Но после нашего знакомства это прошло. Это повисло в воздухе и осело на плечи Сонхва чем-то теплым. Он был, бесспорно, самым что ни на есть настоящим счастливчиком, раз смог встретить его. И теперь отпустить его нельзя. И не отпустит. Только если сам Хонджун этого не захочет. В их любви были и изъяны, и противоречия, но они были счастливы друг с другом, обмениваясь тихими словами и будто бы случайными нежными жестами. Только вот, увы, это не работает так, как в романах. У всех имеются свои проблемы, которые не способна излечить даже самая гармоничная любовь. Сонхва узнал об этом в полной мере только тогда, когда на кофейном столике, поверх излюбленной книги, нашел записку и кольцо, точь-в-точь такое же, как у него самого. Маленький, чуть смятый клочок бумаги, на котором дрожали буквы, складывающиеся в "будь счастлив в будущем". Тело, чьей рукой они были выведены, нашли через несколько долгих, полных слез и бесполезных звонков часов у подножия того утеса, который, как казалось ранее, олицетворял лишь их вспыхнувшую влюбленность.***
Сонхва даже не соизволил ответить. Звонок оказался сброшен необычайно оперативно, стоило увидеть мягкий свет стареньких ламп книжного. Он помнил, как Хонджун, сияя улыбкой, не обращал внимания на протесты и оплачивал книги, а после получал искреннюю благодарность через обвивающие его шею руки и сухие потрескавшиеся губы на щеке. Сонхва помнил, как они гуляли меж рядов бесконечных полок, и парень слушал его восхищенные авторами речи так, будто всю жизнь этим занимался, хоть и от литературы был далек. Помнит он и то, как они шли после этого домой, неосознанно сжимая руки друг друга в прозрачной, хрустальной тишине. Это было их негласным комфортом, и опорочить его словами казалось кощунством. Здесь и вокруг, в каждой книге, в каждой звездочке на небе, все еще безмолвно обитало его маленькое счастье. Сонхва, с легкой улыбкой отворяя дверь и коротко кивая продавщице, помнил, как Хонджун дарил ему гиацинты, и их эфемерный запах все еще обитал в гостинной. Отчасти потому, что Пак был не в силах не обновлять их запас. Помнил, что по территории комнаты хаотично были расставлены кружки от кофе, которые Ким частенько забывал убирать. Помнит, что на узком диване лежит серый плед, в который они порой заворачивались то поочередно, то, бывало, вместе, ведь мерзли частенько. И в доме все еще молчаливо жило его маленькое счастье. Сонхва помнил, что на цепочке так и висели парные кольца, звон которых он не слышал из-за музыки. Сонхва помнил все и не понимал, благословение то или проклятие. Но неданное обещание выполнил: он счастлив. У него есть книги, музыка и маленькое счастье в самых простых вещах. Оно пряталось повсюду, куда бы он ни взглянул; улыбка меркла на его губах достаточно редко. У него есть друзья, которые, пусть порой и достаточно бестактны, все равно любимы им. Его персональная вечная меланхолия — его маленькое счастье. В наушниках тянул свою песню на японском хриплый голос. Tell me when you will come back, Will wait 'til the time is over. Tell me when you will come back. I will never... say it.