Две стихии

      Буря-таки действительно началась. Гулкие раскаты грома перемежевываются с яркими вспышками молнии, слышно, как о крышу лачуги разбиваются крупные капли дождя. Торп с Аддамс как раз успевают поужинать все той же, порядком приевшейся пищей быстрого приготовления. Ветер выдувает тепло, хоть огонь в печи все еще дразнит поленья. Кажется, что домик смотрителя маяка не выдержит напор стихии. ― Я прикручу лампу, тут керосина осталось совсем капля, ― мужчина вертит чуть поржавевшее колесико древнего механизма, и комната быстро тонет в полумраке. Он усаживается на кровать, отодвигаясь от Аддамс подальше, опираясь спиной о холодную стену. ― На вот, понятия не имею, что это, но точно что-то алкогольное.       Она берет из рук мужчины деревянную чашку, принюхивается и морщится: ― Бог ты ж мой! Я такое не пью! — Это ты будешь своим ухажерам на первом свидании заливать, ― хмыкает Торп, отпивая прямо из бутылки. ― А тут все просто – бери да пей. За дровами в такую погоду я не пойду, печка скоро остынет, а вот алкоголь поможет согреться. ― Думала, ты знаешь, что алкоголь в виде согревающего противопоказан, ибо ведет к интоксикации и выводу жидкости из организма, ― ее тон слегка назидателен. ― Там где не надо, у тебя потрясающие знания! ― с щедрой долей сарказма выдыхает мужчина в своей привычной манере. ― Аддамс, расслабься, ты не на экзамене! Пей! Это хорошо проверенный способ!       Они сидят на лежанке, привалившись спинами к вздрагивающей от порывов ветра лачуге, пьют обжигающее пойло и просто говорят. Беседа нетороплива, ленива и о каких-то глупостях. В полутьме и вкупе с алкоголем язык здорово развязывается у обоих. ― Как ты думаешь, чей это дом? ― она машет рукой в неясном направлении, но Ксавье ее понимает... ― Тут все просто – это дом смотрителя маяка Алонсо. ― Откуда ты знаешь? ― искренне удивляется. ― Пока ты вчера спала днем, он приплывал на остров, ― поясняет коммандер. ― Он тут не живет постоянно, но держит запасы из-за таких вот бурь. Можно просто застрять на острове из-за шторма, ― отпивает из горла, с шумом втягивая в себя воздух. ― Мы не так далеко от цивилизации, как нам казалось.       Про то, что он связался с Фоксом, мужчина решает не рассказывать. ― Слушай, а как тебе удалось пробраться на корабль? ― спрашивает Торп про подробности ее миссии, меняя тему и подливая ей в чашку алкоголя. ― Кто помог? ― Не поверишь, ― прикрывает глаза. ― Фокс!       Она делает маленькие глотки, но это не спасает, свою норму Уэнс уже выпила. И все, что попадает сейчас в ее организм, действует на Аддамс пуще сыворотки правды. Ей тепло, между ней и полуобнаженным командором непонятно как сократилось расстояние, при каждом движении их руки соприкасаются, и это здорово ее будоражит. — Это ж как? ― отпивает и морщится. ― Господи, какая же все-таки это гадость! ― На пороге портового штаба он на меня налетел, матеря весь белый свет! ― улыбается воспоминаниям. ― Я просто попросилась, и он меня взял на судно. ― Нас не выпускали неполным составом, ― кивает. ― Фокс набрал чисто ради количества. Но я сразу заподозрил что-то неладное! ― Ага! Как же, ― смешно икает, прикрывая ладошкой рот. ― А можно и я что-то спрошу? ― Попробуй, ― жмурится, чувствуя, как хмель приятно расслабляет и окутывает сознание. ― Ксавье… Оу… Я ведь могу так тебя называть? ― совершенно по-детски смущается девушка. Торп утвердительно кивает. ― Так вот… Ксавье, а расскажи, почему тебя понизили? Я не раз слышала, как Аякс… — Вот же трепло! ― кривится, сжимая челюсть. ― Уэнсдей, это такая длинная история… ― Ладно, не хочешь – не говори, ― в голосе едва уловимо скользит огорчение.       Оба умолкают. В тишину хибары врывается гулкая песнь ветра. Небо, кажется, расколется от грома надвое.       Ксавье решается. Он давно не обсуждал ни с кем эту тему. Она табуирована во всех его кругах, так как приносит не самые радужные воспоминания об очень тяжелом периоде в его жизни. Но сейчас ему так тепло, уютно и просто, что он не видит причин молчать. Да уж, агент из него ничем не лучше Аддамс. Правду говорит Фокс, что после бутылки алкоголя любая беседа превращается в утечку информации. Торп тяжело вздыхая, начинает: — Это не военная тайна, а у Петрополуса язык длиннее линии горизонта! На самом деле, ничего интересного, ― сглатывает. ― Просто узнал, что моя жена изменяла мне с лучшим другом. К слову, и не с ним одним. Но вот просто от него особенно не ожидал… Не сдержался, избил его прямо на глазах у изумленной публики. Фокс, как мой начальник, обязан был доложить об инциденте в штаб. А у сученыша этого, связи в вышестоящих органах, ― умолкает, снова отпивая алкоголь. ― Меня одним днем сняли с корабля и понизили в звании. Вот и вся история… ― Извини, ― выдыхает. Ей вдруг становится неловко за свое праздное любопытство. ― Да ничего, ― хмыкает, ставя пустую бутылку на пол, и снова приваливается лопатками к стенке. ― Ты права была, пора заканчивать мусолить свое прошлое. Бывают вещи куда похуже! ― Ты ее любил? ― вопрос слетает с губ быстрее, чем Аддамс успевает это осознать. Мужчина напрягается. ― Можешь не отвечать, я… ― Думал, что любил, ― Ксавье поворачивается к Уэнсдей, заглядывая в глаза. ― У нас получилось, как в том анекдоте: я держал ее за талию, а она меня за дурака. Так мы сидели и болтали, я – о любви, а она – ногой.       Трезвая Аддамс наверняка бы выдала что-то умное, но пьяная просто начинает заливисто хохотать. Она сперва запрокидывает голову назад, оголяя белоснежные зубы, а потом прячет рот за ладошкой. Девушка всем телом опирается на Торпа, то и дело задевая своей грудью его руку. Мужчина не может оторвать от нее в этот момент глаз – растрепанная, с румянцем на щеках, живая и настоящая… Сейчас она волнует его даже больше, нежели голая.       Ксавье поддается секундному порыву – касается ее щеки пальцами, отводя темные пряди от лица и заводя их ей за ухо. Ее глаза, практически такие же темные, как ночь за окном, горят таинственным блеском. ― Прости, ― выдыхает, смутившись. — Это не смешно, просто…       Остаток фразы тонет в требовательном касании мужских губ. Аддамс замирает, но не отталкивает. От алкоголя и эмоционального перегруза голова не соображает. Мужские губы и язык ласкают ее рот, властно захватывая губы в плен, пробуя на вкус. В голове давно шумит, по телу пробегает приятная теплая волна возбуждения. С тихим стоном она прикрывает глаза, робко покоряясь его напору.       Как же давно Ксавье никого не целовал! Девушка отвечает так нежно, так несмело. Ее губы мягкие и податливые, с терпким привкусом безымянного алкоголя. Прохладная ладошка мягко опускается к нему на шею, притягивая его еще ближе.       Торп плохо соображает, что делает. Затуманенный дешевым пойлом мозг расслаблен, поэтому все так тщательно контролируемые коммандером инстинкты, выпускаются на свободу. Дернув девчонку на себя, он рывком усаживает ее к себе на колени, не разрывая требовательного поцелуя. Руки жадно гладят и сжимают стройное молодое тело. Ксавье мягко скользит губами по горячей, тонкой шее, едва касаясь нежной кожи языком. Девушка в его руках всхлипывает, цепляясь пальцами за его плечи, и откидывает голову назад, подставляя под поцелуи новые участки оголенного тела.       Горячие мужеские ладони спускаются вниз, устремляясь к девичьим бедрам, легко сжимая и сминая мягкую кожу, пробираясь пальцами под футболку.       Уэнс тонет в новых ощущениях. Ее никто и никогда прежде так не целовал и не касался. Тот раз в каюте не в счет, тогда она не чувствовала и половины таких ярких, обжигающих ощущений, как сейчас. Мужчина гладит ее спину, шею, а затем его руки мягко накрывают обе ее груди, легко сжимая. Стон срывается мимо ее воли. Она интуитивно придвигается еще ближе к Торпу, нетерпеливо ерзая на коленках.       Это сводит коммандера с ума. Мужчина чувствует, как трясутся его собственные руки, а сердце заходится от бешеного стука. Обжигающая волна желания накрывает с головой. Он больше не может ждать, хочется получить все и сразу. Дыхание учащается. Ксавье отстраняется от девушки, поддевая края футболки, и тянет вверх. Его всего колотит в предчувствии близости.       Аддамс послушно поднимает руки, позволяя себя раздеть. Она пьяна, не в стельку, но в улет, и просто захлебывается новыми ощущениями, лишь краем сознания осмысливая происходящее.       Мужчина решительно опрокидывает девушку на кровать, нависая над ней, бедрами вжимая в настил, и целует так, как давно никого не целовал – жестко, глубоко и жарко. Уэнс задыхается от такого напора, чувствуя, как в сладкой истоме сжимается все внизу живота.       Она скользит ладошками по его плечам, спине, ощущая, как от каждого ее касания вздрагивает мужчина. Пальцами, играючи, касается длинной цепочки армейского жетона. Легкие со свистом втягивают воздух, а сердце барабанит о ребра. Его руки беспорядочно гуляют по телу, а губы скользят вниз, обжигая дыханием нежную кожу груди.        С одной стороны, он хочет растянуть позабытое удовольствие – ласкать женщину. Ее кожа на ощупь нежнее щелка, она дышит рвано и горячо, чутко отвечая на малейшее прикосновение. Но с другой – тело, чувствующее под собой податливость и покорность девушки, требует приступить к активным действиям немедленно. Страсть душит нежные порывы, отодвигая все, кроме желания, на второй план. Его стоп-сигнал уже не сработает.       Уэнсдей понимает, к чему все идет, но даже не пытается остановить мужчину. Ведомая новыми ощущениями, она с готовностью принимает его ласковую грубость. Сознание туманится, границы реальности растворяются в ярком обжигающем желании. Тело горит в лихорадке страсти, заглушая собственными стонами любой здравый смысл.       Она вздрагивает лишь раз – когда горячие ладони касаются внутренней стороны бедра, неторопливо поднимаются выше, задевая кромку нижнего белья. Дальнейшее воспринимается яркими кадрами диафильма, отключая остатки здравого смысла и открывая дверь в нечто новое и непознанное.       Боль появляется внезапно, и отрезвляет обоих. Уэнс вскрикивает, дергается всем телом, впиваясь ногтями в мужские плечи, покрытые испариной. Ксавье останавливается, не понимая, что происходит. В голове все шумит, тело жаждет продолжения, внутри нее так тесно и горячо, что промедление дается с большим трудом. ― Ты чего? ― хрипит, бегая взглядом по ее испуганному лицу. Его накрывает дрожью острого блаженства до рези в глазах. ― Мне больно, ― выдыхает, отворачиваясь, и пытается отстраниться. ― Ты сейчас привыкнешь, ― шепчет, сбавляя напор, и снова приникает к шее поцелуем. ― Так бывает…       Он еще раз толкается, медленно и глубоко, вжимая горячее девичье тело в постель, срывая тем самым стон удовольствия со своих губ и новый вскрик боли с ее. ― Подожди...― Уэнс упирается ладонями ему в грудь. Тело противится натиску мужчины. Это уже не острая боль, но ощущения неприятны, и страсть, что еще минуту назад билась в крови обжигающим пламенем, тускнеет.       Мысли в голове неохотно собираются в кучу. Он усилием воли заставляет себя напрячь извилины, и догадка приводит мужчину в ступор. — Это же… ― Очень медленно до него доходит смысл всего происходящего. — Это же не то, что я думаю, так ведь, Уэнсдей?       Но Аддамс лишь сильнее сжимается, закрывая лицо руками. Отчего-то она испытывает стыд и смущение.       Пелена возбуждения падает с глаз, и Торпу все становится понятно. Он приподнимается, нехотя выпуская девчонку из объятий, и укладывается рядом, прикрывшись покрывалом и тяжело переводя дыхание. ― О таком нужно предупреждать заранее, Уэнсдей, ― прикрывает глаза, чувствуя, как тело пробирает неутоленное желание. Страсть все еще бьется в крови, мешая нормально думать, злит и выплескивается ненужными словами. ― Ну, извини, что не предупредила тебя за неделю в письменном виде, ― Уэнс садится, прикрывая рукой грудь, и тянется за одеждой. ― Я не то имел ввиду, ― пытается исправить ситуацию. В голове из мыслей – каша, он все еще не может понять, как они вообще дошли до секса и что ему теперь со всем случившимся делать. ― Да погоди ты! ― мужчина касается ее плеча и тут же сконфужено и торопливо убирает свою руку. ― Просто это должно было случиться по-другому… — Это случилось так, как случилось, ― во взгляде читается свойственная ей несгибаемость. ― Тебе-то что? ― Я, по-твоему, полный кретин или как? ― начинает злиться. ― Если бы ты сказала, что ты никогда… Да я бы и пальцем к тебе не притронулся!       Это его заявление воспринимается сродни пощечины. Она ничего не говорит, достаточно тяжелого, пронзительного взгляда. В темных омутах читаются такие эмоции, что Торпа передергивает. ― Уэнсдей … ― Заткнись! ― она наконец-то натягивает на себя одежду и отворачивается к стене. ― Я не хотел тебя обидеть, ― прикрывает глаза, не зная, что еще сказать. ― Мне не все равно. Я знаю, как этот пресловутый первый раз важен для женщин.       Она молчит. Аддамс не может выделить какую-то конкретную эмоцию из всего того, что переживает. Там и стыд, и злость, и разочарование. Торп надевает штаны и садится на кровати, собирая руки в плотный замок между расставленными коленями. Он опускает голову вниз, позволяя волосам прикрыть лицо, а затем резко вскидывается, обращая взгляд на девушку: ― Жалеешь? ― забавно, однако это первое, что он хочет знать. ― Я разве такое говорила? ― смотрит на мужчину через плечо. ― А слова не нужны, ― ухмыляется. ― У тебя на лице все написано. ― Я ни о чем не жалею, расслабься, ― отвечает ему такой же усмешкой. ― Это было мое решение. ― Ну и как оно, терять невинность с абсолютно нелюбимым мужчиной? ― от горечи собственных слов его передергивает. ― Не знаю, мне не с чем сравнивать, ― вновь отворачивается к стене. ― Господи, какая же ты только… ― остаток предложения тонет в ругательстве.       Он порывисто поднимается на ноги и быстро уходит прочь.       Аддамс прикрывает глаза и тихо вздыхает. Ей становится вдруг одиноко, обидно и тоскливо. Она не может взять в толк, почему мужчина не довел начатое до конца. Да, было больно, но она читала, что это временное явление, стоит только немного привыкнуть. И ничего из того, что ее знакомые наперебой описывали, делясь своими восторженными, как Аддамс и подозревала, сильно преувеличенными впечатлениями после первого раза, она не почувствовала.       Только саднящая боль, неловкость и неприятный осадок на самом дне сердца. Ну, и еще смутное понимание того, что она теперь стала женщиной. Да уж, что там она говорила Энид про единственного и на всю жизнь? Романтика, любовь и все такое? Где же это? Почему все произошло на необитаемом острове посреди океана в жалкой лачуге, с человеком, к которому она ничего, кроме чувства, отдаленно напоминающего благодарность, не испытывает? Да, он ей нравится, но это же не то! Спасибо на том, что это было обоюдное желание, а не насилие, о котором порой им рассказывали на занятиях. «Девственность – разменная валюта страсти», любила повторять их преподавательница, отмечая невинность как нечто, с чем агенту нужно распрощаться как можно скорее.       Но, как бы парадоксально это не звучало, она действительно ни о чем не жалеет. В тот момент она хотела этого, ей нравилось все, что с ней делал этот мужчина и тело, отошедшее от неприятных ощущений, оказывается не против продолжения.       Такой диссонанс и разлад с самой собой ее злит и огорчает. О чем она думает вообще? По-хорошему, Торп ее враг! Хотя… А враг ли?       На улице бушует стихия, гремит гром и воет ветер, а Торпа все нет и нет. Липкое чувство тревоги неприятным комом растет в Аддамс с каждой минутой, бередя и так растревоженное сердце.       Холодный ливень быстро остужает пыл и отрезвляет мозги. Ксавье стоит у стены, под навесом, который абсолютно не спасает от льющей с неба воды. Ему нужно успокоиться и подумать. В целом, если смотреть глобально, ничего страшного не произошло. В конце концов, он ее не насиловал, она сама была не против. И это больше всего его убивает! Ну, о чем одна думала?! Он злится на себя, что поддался страсти, и на нее, что не остановила его.       Между ними ничего не может быть, это даже не обсуждается! Во-первых, ему это не надо! Он зарекся заводить с кем-то отношения, а в том, что они Аддамс будут нужны, Ксавье не сомневается! Из десятка женщин, побывавших в его постели, он знает лишь одну, которой было достаточно только секса, и чем это все кончилось? Во-вторых – она пленница. Она его враг. Она пыталась сорвать ему такую важную миссию. Об этом, к слову, не стоило забывать, особенно тогда, когда полез к ней с поцелуями! В-третьих… А в‒третьих, будь отец Аддамс жив, он бы пристрелил Торпа, не задумываясь!       У них с Уэнсдей и так странные, не поддающиеся разбору отношения. Он одновременно хочет обладать ею до дрожи в каждой клетке своего тела, и в тот же момент не прочь забыть о ней, как о кошмарном сне! Когда влечение к девчонке так плотно засело в его мозгу? Как он мог допустить подобное?       Рано или поздно за ними вернутся. Кому как не Торпу знать, что секс – всегда только усугубляет ситуацию, делает и так запутанные связи еще сложнее.       Да и поговорить, наверное, нужно. Да только вот о чем? Их ничего, по сути, не связывает, ну, кроме сегодняшней ночи. А еще той, в его каюте. Этот момент тоже следовало бы прояснить еще до того, как он стянул с нее сегодня трусы! Ему только проблем с девкой не хватало для полного счастья! Да и вообще, они с Уэнсдей чужие, не стремящиеся к общению, безразличные люди, волей судьбы столкнувшиеся по работе.       Уэнс слишком молода! Она наверняка видит мир в романтическом свете! О чем там мечтают девочки в ее возрасте: принцы, лепестки роз и признание в любви с ниспаданием на одно колено? Свадьба, кольца и любовь до гроба? Ксавье пережил все это с лихвой! Ему это уже не нужно! Он – взрослый, жесткий, разочаровавшийся в женщинах и чувствах мужик, с дебильными принципами, часто психованный и абсолютно не горящий желанием заводить отношения в целом, тем более с малолетками. Вот так и нужно себя с ней вести ‒ на вытянутой руке. Она – его работа. А то, что он ее хочет – так это нормальная реакция здорового мужчины на красивую женщину. Чистой воды биология.       Торп ощущает, что замерз. Разум давно пришел в чувство, тело перестало лихорадить неудовлетворенное желание. Да уж, два облома в течении недели да еще от одной и той же девушки! Чем он заслужил такое? Горькая усмешка трогает его губы. Пора вспоминать, кто он и зачем тут находится.       Но, войдя в теплую лачугу и глянув на тихо сопящую девушку, сердце предательски сжимается. Оно так измотано одиночеством, обидой и пустотой, так тяжело и гулко бьется в груди, заходясь в щемящей нежности, что Торп сперва пугается таким ощущениям, а потом сдается. Это будет последний раз, когда он проведет с ней ночь. Дальше – все будет по-другому.       Коммандер снимает с себя мокрые вещи и ложится на лежанку, аккуратно, чтоб не разбудить, обнимая спящую девушку. В этом есть какая-то изнурительная сладкая пытка и огромная нелогичность, глупость, но он не хочет думать об этом сейчас. Маленькая последняя вольность. Дальше – только ясность ума и полное отсутствие каких-либо чувств.       Уэнс что-то неразборчиво бормочет, вертится в его руках и прижимается теплым телом к его озябшему. Горячая ладонь невесомо опускается туда, где, пропуская удары, баскетбольно колотится его сердце. Он вздрагивает и чувствует, как медленно по телу разливается тепло. Прикрыв усталые глаза, он тут же вырубается, смыкая свои руки на талии девчонки.       Просыпается мужчина с легкой головной болью. Под боком сопит Уэнсдей, по-хозяйски забросив на него ногу. Он улыбается и тут же хмурится. Вчера он все решил, и отступать от намеченного не планирует.       Аккуратно выбирается с лежанки, чтоб не разбудить девушку, и выходит на свежий после ночного дождя воздух.       Он идет к океану, окунается, разминает мышцы, снова чувствуя в теле отголоски вчерашнего нерастраченного возбуждения. Да, вот это он вчера наворотил дел! Еще и разоткровенничался, как сопливый пацан! Да и вообще, что на него нашло? Как он допустил все? Сетовать приходится только на себя самого. Торп обходит маяк, приводя в порядок мысли. Фарш невозможно провернуть назад и тунца из банки плавать не заставишь, что теперь, было и было. Куда важнее, как он поведет себя сейчас. На этом и стоит акцентировать внимание.       Уэнс просыпается, медленно разлепив глаза, и тут же ее накрывает жгучее желание умереть. Голова прямо раскалывается надвое! Во рту пересохло, все тело ломит. Буря больше не бушует, сквозь щели лачуги пробивается солнце. Она встает с кровати, обхватывая руками ноющие виски и пытается совладать с колышущимся миром. «Да, Аддамс, дала ты вчера жару!» проносится в мыслях, и прежде, чем она успевает покраснеть, горло подпирает удушающий комок тошноты. Она стремглав выскакивает из хижины, успев забежать за угол, и возвращает дешевое пойло, колом стоявшее у нее в желудке. Держась за больную голову, Уэнс едва доползает до дома, выпивает немного воды и укладывается обратно в кровать.       Ей холодно, мерзко, пусто и страшно. Вчера она по собственной дурости пьяная в дым переспала с почти незнакомым мужиком. Она отлично помнит, что никто ее не насиловал, она сама оказалась совсем не против этого, и даже огорчилась, что продолжения не последовало. От воспоминаний ее едва снова не выворачивает. Идиотка. Самая настоящая и непроходимая.       Простое созерцание потолка не помогает унять поток мыслей. Поэтому она нехотя приводит себя в порядок, смывая с тела жар вчерашней ночи прохладной дождевой водой, перевязывает рану, а затем садится чуть поодаль лачуги на сухую корягу, которая, видимо, когда-то была деревом. Солнце печет, в голове звенит от мыслей. Не думать не получается. Вопросов просто тьма! Что теперь будет? Как себя вести? Делать вид, что ничего не было? А что делать с будоражащими кровь воспоминаниями? Их так просто не вытравить из памяти! И как теперь будет к ней относиться Торп? Судя по вчерашнему разговору, легче им явно не будет! ― Хорошо, что ты встала, ― звучит совсем рядом.       Она молчит и даже не смотрит на коммандера. От звука знакомого голоса сердце пропускает пару ударов, а ладони неприятно начинают потеть. Уэнс по-прежнему ни о чем не жалеет, нет. Просто ей не по себе, стыдно и слишком волнительно. Наверное, так у всех бывает в первый раз. ― Как ты себя чувствуешь? ― зачем-то спрашивает Торп, делая неловкую ситуацию еще неловче. ― Не прикидывайся, что тебе есть дело, ― мгновенно принимает оборонительную позицию. Это привычка родом из интерната: не знаешь, что делать – бей первой. ― То, что вчера произошло… ― начинает терпеливо Ксавье, но его нагло перебивают. ― Господи, меня ждет урок по половому воспитанию? ― вскидывает бровь под взъерошенной челкой. ― Я взрослая девочка, знаю, что к чему. ― Я именно все так вчера и понял, ― дергано прячет ладони под подмышками, а затем достает одну руку и закусывает большой палец. ― Я хочу поговорить нормально, о том, что было тут, и о том, что было в моей каюте. ― Что именно тебя интересует? На корабле я делала свою работу, а тут… Минутная слабость, мы все всего лишь люди, ― отмахивается от разговора. ― Я не нуждаюсь в душеспасительных беседах, Торп. Скажи лучше, что со мной будет. Вы высадите меня в порту? ― Ага! Сейчас! Учитывая, что ты месяц была у нас на судне, ты являешься потенциально опасной для нашей миссии, ― недовольно отвечает Ксавье. ― Так что плыть тебе с нами до самой Антарктиды. Скорее всего, твои подельники повредили «Меркурий», и ребятам пришлось идти в порт без нас. Мы столько времени потеряли, и все из-за тебя! ― Припиши мне еще убийство Кеннеди, ― язвит. ― Хватит ерничать, ― начинает злиться. Он принимает ее негативный настрой на свой счет. ― Ты виновата, и сама это знаешь. Когда поднимемся на «Меркурий», твою дальнейшую судьбу решит Фокс. ― А что так? Моя скромная персона не достойна внимания коммандера? ― ее несет. Обида, рожденная вчера ночью, с рассветом только увеличилась. ― А, стой! Ты ж просто ничего не решаешь! ― Ты знаешь, что это не так, ― щурится. ― И к слову, была бы моя воля, я бы оставил тебя здесь! ― Так оставь! Не думаю, что по мне кто-то будет скучать, ― горькая усмешка касается ее губ. ― А ты и так получил уже все, что хотел! ― Чего? ― удивленно вскидывает брови. ― Это ты намекаешь сейчас на секс? ― А то, что было, можно назвать сексом?       Торп едва не давится воздухом. От возмущения он раззевает рот, как рыба, выброшенная на берег, не находя нужных слов. Пожалуй, в свой адрес подобное он слышит впервые в жизни. Ксавье так и не находится, что ответить на такое заявление вчерашней любовницы. Меряет ее злым взглядом, понимая, что она намеренно его провоцирует. ― Не расстраивайся! Если вчерашнего тебе было мало, то уже в первую ночь в карцере тебя удовлетворят по полной! Уж не сомневайся! ― Ну хоть кто-то, ― выдыхает. ― Теперь зато понятно, чего не хватало твоей жене!       Говорит и сама тут же прикусывает себе язык. Она видит, как выравнивается его спина, ладони сжимаются в кулаки, на смуглых руках и крепкой шее проступает вереница напряженных вен. Скулы становятся острее лезвий, а во взгляде пленительно зеленых глаз вспыхивает пламя. Инстинкт подсказывает ей, что нужно бежать. И пока мозг размышляет над этим, ноги уже вовсю делают свою работу.       Аддамс вскакивает и дает деру. Ноги путаются в песке, и буквально через пару десятков шагов девушка чувствует, как сильные руки подхватывают ее чуть выше локтя и буквально волоком тянут в сторону лачуги.       Торп не помнит себя от злости. Его трясет, глаза застилает пелена ярости.       Он втаскивает ее в хибару и толкает вперед. Девушка делает несколько поспешных шагов и замирает у стола. Гонимая адреналином и страхом она разворачивается лицом к мужчине, поясницей упираясь в столешницу. Бежать некуда. Она отрезана от берега, от мира, от жизни. Ее реальность сужается до размеров лачуги и сверкающих гневом глаз коммандера.       Он стоит в паре шагов от нее и тяжело дышит. Грудная клетка высоко и часто вздымается, за черным зрачком не видно зеленой радужки.       Уэнс понимает, что в этот раз точно перегнула палку. Она цепляется побелевшими пальцами в стол и громко сглатывает. ― Раздевайся, ― рычит сквозь зубы, глядя на девушку в упор.       Уэнсдей не знает, что можно в такой ситуации предпринять. Она прикрывает глаза и тяжело, рвано выдыхает. Нужно успокоиться. Ну не убьет же он ее! Но когда она слышит звон бляшки его ремня, то уверенность исчезает, как роса на солнце. ― Ты что… ― шепчет, в испуге распахивая глаза. ― Не надо… ― Как это не надо, ― с грацией хищника, поймавшего добычу, Ксавье медленно приближается к ней. ― Тебе же так не хватало острых ощущений. Ничего, ты их сейчас получишь! Я сказал, раздевайся! ― Ксавье… ― Аддамс осторожно тянет примирительно руки вперед. ― Слушай... Я не хотела тебя задеть, извини.       С минуту он смотрит на нее, скользя голодным взглядом сверху вниз, кажется, даже не слыша ее слов. ― Мне плевать, ― садистская ухмылка искажает лицо мужчины. ― Так даже лучше!       Он хватает ее за протянутую руку и рывком разворачивает к себе спиной, снова толкая к столу.       Торп обхватывает пальцами ее за основание шеи и нагибает вниз, укладывая грудью на столешницу. Коленом грубо раздвигает ноги и рывком тянет футболку вверх. Все происходит так быстро, что Аддамс даже не успевает понять, как оказалась прижата к столу крепким мужским телом. Его ладони скользят по девичьим бедрам, стягивая вниз белье. ― Хватит! Что ты делаешь?! ― взвивается в его руках, упираясь, что есть силы ладонями в стол.       Но мужчина ее не слышит. В ушах гулко бьется собственное сердце, дыхание то и дело сбивается, желание обладать несносной девчонкой слишком велико, почти наравне с желанием проучить ее. Он чуть наваливается на нее своим весом, одной рукой удерживает ее за шею на месте, а второй с силой сжимает девичьи бедра. ― Дыши ртом, ― горячо шепчет ей на ухо, чувствуя своей грудью, как часто стучит ее сердце.       Аддамс вскрикивает один единственный раз, прикрывая глаза от неприятных ощущений. Мужчина двигается медленно, крепко сминает одной рукой бедро девушки, а второй давит на поясницу, с каждым толчком заставляя ее прогибаться все сильнее. В этот самый момент он возбужден до безумия, опьяненный болезненным наслаждением. Теперь она запомнит его навсегда, первых мужчин не забывают.        Она переживает жгучую смесь досады и злости, но тело безоговорочно принимает действия мужчины. Мимо ее воли дыхание учащается, горячая волна торопливо бежит по позвоночнику, лихорадит, жжется, собирается внизу живота тяжелыми трепетом и жаром, заставляет хотеть то, чего хотеть она не должна.       Уэнсдей с силой закусывает губу, чтоб не стонать в голос, так как сдерживать в себе это невозможно. Она до белизны костяшек сжимает столешницу, чувствуя, как подгибаются колени. Кажется, это никогда не закончится. Тело горит огнем, девушка утыкается влажным лбом в стол, больше не в силах удерживать тяжелую голову. Стыд, обида и возбуждение делят ее сознание поровну, не давая сконцентрироваться на чем-то одном.       Мужчина наслаждается каждым движением, каждым прикосновением к гладкой коже девушки. Ощущения острые, как никогда. Все что его тревожило, гложило и волновало перестает существовать. Неужели он когда-то сам добровольно отказался от этого? Девушка в его руках давно перестала сопротивляться и просто покорно полулежит на столе, периодически глухо постанывая. ― Нет, ― хрипит Торп, отстраняясь от Уэнс. ― Так дело не пойдет…       Он, словно куклу, разворачивает ее к себе лицом и легко усаживает на шаткий стол, устраиваясь между ее ног. Ксавье скользит руками по желанному телу, стягивая футболку, и ближе подвигает ее к себе. Одной рукой он удерживает Уэнсдей за талию на месте, а второй обхватывает ее ногу под коленкой и медленно в нее толкается снова, прижимается к искусанным губам жарким поцелуем. Новый разряд тока прошибает обоих. Девушка стонет, прогибаясь в спине.       Торп больше не спешит. Первая спесь и злость сошли, уступая место тягучему возбуждению. Уэнс задыхается от ощущений. Разум уступает место страсти, которую с каждым движением в ней разжигает Ксавье. Она откидывается назад, одной рукой хватаясь за влажные мужские плечи, другой опираясь на стол. Длинные мужские пальцы мягко сжимают ее грудь, и хриплый стон срывается с приоткрытых губ. Голова идет кругом, а в теле рождается странное, такое незнакомое и в то же время приятное чувство напряжения, словно в ней кто-то натянул тугую струну, и каждое движение мужчины внутри нее эту струну задевает, вызывая новые впечатления.       Мужчина хрипло и невнятно что-то рычит, чувствуя, как волнами накатывает возбуждение, и щекотная ноющая истома охватывает низ живота. Он наклоняется вперед, укладывая девушку лопатками на стол, и припадает губами к бьющейся жилке на влажной шее, ускоряя темп. Уэнс инстинктивно обхватывает его ногами, притягивая ближе к себе, подстраиваясь под новый темп, вырывая с его губ новый стон.       Мир вокруг вращается, стирая время и плавя границы пространства. А потом натянутая струна лопается, превращая реальность в осколки. Уэнс замирает, задерживает дыхание, голова кружится. ― Дыши, глупая, ― низко и хрипло шепчет на ухо коммандер, и девушка судорожно делает вдох, тут же вскрикивая, сжимается вкруг него. Гибкое тело выгибается дугой, она впивается ногтями в мужские плечи, задыхаясь от оргазма. Сладкая судорога сводит все тело, и кажется, перед глазами она видит звезды.       Мужчина подхватывает ее волну, медленно двигаясь, продлевая наслаждение. Девушка в его руках прекрасна, и это зрелище, вкупе с ритмичными судорогами внутри нее толкают мужчину за край. Он глухо стонет, вздрагивает, закатывая глаза, с силой сжимая девичьи бедра. Дрожь отзывается в каждой клетке тела, ослепляя яркой вспышкой экстаза. Торп расслабляется, утыкаясь лбом ей в плечо, придавливая девушку весом своего тела.       Аддамс все равно, она никак не может очухаться от пережитого. Дыхание сбито, щеки горят, руки мелко трясутся. Кажется, она находится сейчас не в этой реальности.       Ксавье приходит в себя быстрее. Он аккуратно сползает с девчонки, натягивает штаны и, пошатываясь, выходит из лачуги, хрипло бросив: — Это, надеюсь, считается сексом?       Уэнс никак не реагирует на реплику. Она какое-то время так и лежит на столе, даже не удосужившись свести ноги. В голове нет ни единой мысли, тело расслаблено, лениво. Ладно, она забирает свои слова по поводу впечатлений от секса. Это было так ярко и приятно, что ни одна из ее подруг и близко не подошла к правдоподобному описанию ощущений. Да и она сама вряд ли сможет облечь в слова то, что чувствует сейчас.       Капитан огибает маяк и доходит до противоположного края острова, заканчивающегося обрывом. В голове пусто. Тело, получив, наконец-то, желаемое, налито приятной тяжестью. Мужчина садится наземь, откидываясь спиной на песок. Сладкая нега бежит по венам, отгоняя прочь все тревоги и мысли. Но, как и удовольствие, забытье оказывается недолгим. Обычно после секса ему всегда становится легче, он чувствует прилив сил и ясность ума, но в этот раз голова словно опухает от тяжелых мыслей.       Торп не планировал заходить так далеко, и теперь чувствует растерянность. Он не знает, как себя с ней вести. Такого рода отношений у него никогда не было. С женами там все просто – занялись любовью ночью, повторили, может быть, утром, поцеловались, помиловались… С женщиной на одну ночь – там еще проще! Сделал дело, бросил пару купюр на тумбочку и свободен. А с Аддамс? Кто они? Случайные любовники? На один раз? А может можно будет повторить? Что все это значит для нее и значит ли?       Вся легкость от разрядки идет прахом. Становится еще гаже на душе и противней от самого себя. Путаясь в мыслях, он вдруг понимает, что она его нагло спровоцировала, а он повелся, как подросток! Да, возможно, сделала она это не осознанно, на эмоциях, а может быть и специально! Черт! Уэнс ведь не просто обычная девушка, она агент! А эти дамочки те еще сучки! Ему ли не знать, на что они готовы пойти ради выгоды! Одна вон даже замуж за него вышла! От воспоминаний о Бьянке настроение, и так испорченное, становится вообще скверным.       Ксавье поднимается с песка, устало потирая глаза. А когда открывает их, то сам себе не верит – вдали хорошо заметен большой корабль, который он узнает из тысячи!       Аддамс, даже искупавшись в прохладной воде, здравого рассудка себе возвратить не может. Прямо на влажное тело натянув многострадальную мужскую футболку, она ложится на кровать, пустым взглядом изучая потолок, и прислушивается к своим ощущениям. Тело ломит от приятной усталости, а на душе легко и спокойно.       Ей не мешало бы обидеться, оскорбиться, даже, может быть, всплакнуть! Ведь ее почти изнасиловали! Но, черт подери, как же ей это понравилось. К тому, чего кривить душой – она даже не пыталась сопротивляться.       Торп с полдня не появляется в их временном убежище. Она успевает даже поесть какую-то мерзкую консерву, еще раз перевязать рану и подремать пару часов.       Ксавье возникает неожиданно стремительно: ― Вставай, за нами прибыли, ― хмуро и сдержанно. ― Давай бегом!        Уэнсдей поднимает на него ленивый взгляд и медленно встает. ― Шевелись быстрее, ― старается не злиться, но выходит плохо. Неопределенность натягивается между ними скользкими путами.       Девушка спокойно натягивает на себя штаны, проходит мимо мужчины и выходит из лачуги. Ей не хочется говорить и тем более ссориться. Они еще успеют это сделать за пару месяцев пути на «Меркурии».       Мужчина идет молча, натужно сопя, Уэнс же шлепает позади, не отрывая взгляда от широкой спины впереди идущего коммандера. На солнце его загорелая кожа блестит, мышцы перекатываются, и она чувствует, как покалывают ее пальцы от желания прикоснуться к ним. Одергивает себя. Идти неудобно – ноги вязнут в песке, а штаны так и норовят с нее слезть. Да уж, она здорово похудела на этом острове.       Аддамс перестает витать в облаках, лишь когда они выходят к океану. «Меркурий» она тоже узнает, а еще видит колыхающуюся по волнам шлюпку, неумолимо приближающуюся к берегу. Ее внезапно охватывает тревога и страх. Что теперь будет?       Торп поворачивается к ней, смерив серьезным взглядом с прищуром. ― О том, что тут было ― Фоксу и всему составу знать не обязательно, ― жестко и безапелляционно. ― Между нами ничего не было, но теперь и это закончилось. ― Я и не собиралась никому ничего докладывать, ― ежится от взгляда холодных глаз. ― Звание «коммандерской шлюхи» мне ни к чему.       Ксавье передергивает. ― Хорошо, что ты сама это понимаешь, ― морщится. ― А что касается шлюхи – у тебя большое будущее!       Аддамс задыхается от злости. Щеки вспыхивают алым, а руки вздрагивают от желания прибить Торпа.       Ее руку он едва успевает перехватить в миллиметрах от своего лица, вторую ловит сразу же. Сжимает тонкие запястья со всей силы, намеренно причиняя боль, и с силой встряхивает девчонку. ― Только попробуй! ― рычит, стискивая зубы. ― Давай, еще разревись тут! ― Какая же ты мразь, ― выплевывает ему слова в лицо со злостью. ― Никогда больше ко мне не прикасайся! ― Так оно и будет! ― он зло отталкивает ее от себя и, повернувшись, уходит к океану.       Уэнсдей пятится назад. Глаза щиплет от непрошенных злых слез, и девушка вскидывает голову к небу, чтоб удержать влажный поток. Обхватив себя руками, она медленно отходит к разлогой пальме и усаживается на песок. Да уж, а Торп умеет ставить точки над і. Ей обидно, стыдно и противно. По факту, кроме секса между ними действительно ничего не было, но зачем он так жестко? Неужели из миллиарда слов он смог подобрать только те, которые горечью проникли в душу?       Спустя какое-то время шлюпка оседает на мель. Навстречу коммандеру идет Аякс, второй матрос остается в лодке. Петрополус порывисто обнимает своего товарища, рукой хлопая по спине, и что-то передает ему из своего кармана. Они тихо говорят, Ксавье то и дело кивает в сторону Аддамс, что-то спокойно объясняя. Аякс выглядывает из-за плеча коммандера и громко выкрикивает: ― Что? ― Он делает широкий, размашистый шаг в ее сторону, но Торп быстро его осаждает, что-то внушая строгим голосом.       Уэнс отворачивается, желая, чтоб они как можно скорее закончили свой треп, и вся эта история побыстрей пришла к финалу. Девушка уверена, что теперь с ней и говорить никто не станет, а Аякс с Юджином и вовсе возненавидят. Она ведь жила с ними, слушала их секреты, мысли, воспоминания. Да, это была ее работа, но от этого на душе не становится легче.       Интересно, что они сделали с Нероном? От воспоминаний о любимце, сердце сжимается с новой силой. Как бы ей хотелось, чтоб все, начиная от смерти родителей и заканчивая сегодняшним днем, оказалось просто кошмарным сном! ― Вставай, ― к ней громко обращается Ксавье. ― Руки за спину и поворачивайся.       Она уже понимает. Выполняет приказ, гордо вскинув подбородок и вызвав этим у мужчины презрительный смешок. Чувствует на руках холод наручников, больно впивающихся в запястье.       Торп разворачивает ее к себе и внимательно смотрит в глаза. — Значит так, теплого приема не жди, ― хмурится. ― Для них ты – враг, так что и отношение к тебе будет соответствующее. ― Как поднимемся на корабль – рот не открывай и на гадости, угрозы, оскорбления постарайся не реагировать. Тут ясно?       Аддамс кивает и опускает взгляд вниз, разглядывая ракушки в песке. ― Пойдем, ― дергает ее за локоть и подталкивает вперед, сам идя позади.       Уэнс чувствует, как карие глаза бывшего товарища прожигают ее насквозь. Она поднимает на него взгляд и читает там презрение и ненависть. Да уже, дорога будет долгой. ― Садись в лодку, ― кивает Аддамс в сторону плавсредства. ― Я не хочу садиться возле этой потаскухи, ― сплевывает в море Аякс. ― Подстилка шпионская… ― Так может до «Меркурия» хочешь вплавь добираться? ― рявкает Торп. ― Сел быстро и давай греби! Еще твоего скуляжа мне для полного счастья не хватало!       Уэнс сидит тихо, с понуро опущенной головой. Как же обидно ей слышать эти абсолютно беспочвенные оскорбления. К ее счастью, больше никто ничего не говорит, слышно лишь натужное сопение парней, налегающих на весла, и плеск волн.       Пришвартовавшись к судну и дождавшись лестницы, коммандер принимается раздавать команды: ― Петрополус, Роджистер ― лезьте первыми. Потом я, а потом и Уэнсдей. ― А вдруг она сбежит? ― прищуривается Аякс. ― Вон она какая юркая, как и ее крысеныш! ― Что вы сделали с Нероном? ― Девушка дергается, как от удара, смотрит на Петрополуса, не скрывая волнения. ― Так то была крыса? Мерзость! Она ж может быть заразной! ― морщится Торп. ― Об этом мы тоже еще поговорим. ― Не крыса, а хорек, ― тихо поправляет девушка. ― И он привитый… ― Кормит рыб твой Нерон! ― Аякс! ― Какой я тебе Аякс?! ― А ну заткнулись оба! ― рявкает Ксавье, смерив обоих гневным взглядом. ― Хватит! Петрополус, лезь уже давай!       От Аякса можно, видимо, прикуривать. Он не может смириться с тем, что столько времени его водили за нос. Хочется свернуть ей шею! Он бросает в девушку уничижительный взгляд и лезет вверх по лестнице. Следом за ним выполняет и приказ другой матрос.       Торп поворачивается к Аддамс: ― Сейчас лезу я, ты за мной. И без выкрутасов! Поняла? ― мужчина поворачивает ее к себе спиной и снимает с одной руки металлический браслет. ― Да какие уж тут выкрутасы, ― вздыхает, потирая красный след от наручников. ― Мало ли, может, ты опять в воду бросишься! ― хватается за лестницу Ксавье. ― Или же лелеешь мысли о самоубийстве. ― Не дождешься, ― шепчет ему вслед, а затем тоже берется за веревочную лесенку. В голове сумбур и какой-то мысленный кисель. Она выдыхает резко, закрывает глаза и обещает себе не сдаваться. Она Аддамс, и в ее семье не принято отступать.