К тебе, моя любовь

      Арефьева Ольга Кирилловна. Властная, сильная, страстная женщина. Своей аурой способна раскладывать вокруг себя мужиков штабелями, правда это только в теории, хотя один мужчина точно готов был лечь к ее ногам, забыв про свою невероятную гордость и задвинув поглубже характер. Рыков Павел Дмитриевич. Заядлый бабник, хам и чего уж греха таить совершеннейший ворчун. Их с Ольгой связывают долгие и долгие годы совместной работы, о числе которых говорить будет уже не прилично, ибо сразу считается возраст обоих. Начинали в одной бригаде, Паша тогда уже был врачом, Оля только училась. Не понятно почему, но эта высокая худая девушка с темной копной кудрявых волос вызывала в нем нежные чувства, следуя за которыми он и брался ей помогать. Помочь с экзаменами? Да запросто. Посоветовать что-то на личном фронте? Ну ведь мы же друзья. Сколько раз Оля ночевала у Паши уже и не счесть. И всегда это было по делу, но вот что интересно только ли Рыков смотрел на неё иначе чем просто на друга? Те времена давно прошли. Ужины из пива и пельменей остались участью одного лишь Паши, в той же самой старенькой квартире, которую он так и не взялся починить. Ну так а зачем? Живёт один, любовниц не водит, для них другие места имеются. Как будто Паша так и остался в прошлом, а Оля старательно шла вперёд все это время. Вот и должность соответствующую амбициям заняла, замуж вышла за человека далеко не бедного, одевалась теперь с иголочки, и вполне возможно, что пиво и пельмени уже не посещали её жизнь. Оно и неудивительно, ведь женщина она прекрасная. Остались ли у Паши чувства из далёкой молодости? Или же все-таки они росли и крепли все эти долгие года их дружбы? Трудно сказать, и даже, пожалуй, не важно. Дружба-то их осталась. Никуда не делась, не истрепалась даже за давностью лет.       Но знает ли она, как замирает сердце, когда её тонкие руки смыкаются на сильной шее? Знает ли, как горит та щека, куда она целует его, приветствуя? Знает ли каким невероятно вкусным становится кофе, когда она позволяет глотнуть из её чашки? И при всем при этом именно она та, кто на всю подстанцию будет кричать его фамилию, будет гореть гневом и сжигать его. Вот такие констрасты получаются, когда твой друг, твоя любимая женщина ещё и твоя начальница.       В последнее время ко всему прочему добавились ещё кое-что: подавленность и раздражительность. И долго было не понятно почему. Говорить Оля наотрез отказывалась, аргументируя тем, что это совершенно не Пашино дело, что по большей части верно, однако видеть её такой не хотелось совершенно. Уж лучше пусть злится. И узнал все случайно, глупо, непозволительно нагло вторгся на запретную территорию, и ведь только господь бог уберег от рукоприкладства. А ещё, пусть и неловко, но теперь Паша записался в подслушивающих. Пять минут под дверью кабинета Оли и вот уже картинка сложилась. Арефьев ей изменил, да не с кем-то, а с какой-то гадалкой, а теперь отчего-то просится назад и мелет про порчу и приворот, вот же скотина. Пока стоял, коллеги странно смотрели на него, почти прилипшего ухом к двери, ну да и ладно, пусть смотрят, пусть думают, что хотят. Отпрыгнул в последний момент. Бросил взгляд на выходящего...Господи, Арефьев...вот кого жизнь не пощадила, в моменте даже стало жаль его, весь осунулся, посерел, как будто. Именно это замешательство и позволило Роме уйти без фингала под глазом, и хорошо, Ольга бы расстроилась...Тут же ринулся в кабинет, припирать так сказать к стенке, а там она, грустно смотрит в бумажки, крутить ручку в руках. Резко подняла голову и тут же опустила -А, это ты..., - а ты значит ждала кого-то другого? Паша слегка дёргает уголком губ -Я, - кольцо с пальца у нее пропало уже довольно давно, сначала Паша подумал, что просто сдала в чистку, потом, что, возможно, потеряла, но её настроение не оставляло фантазии шанса развернуться и в конце концов он пришёл к логичному выводу, но спросить так и не решился, а сегодня вот, все взяло, да подтвердилось. Обидно, конечно. Что не могла она просто сказать? Разве чужие люди, но она права в чем-то, это ведь её личная жизнь, и только ей решать, что говорить, а о чем лучше молчать.     Ну и что теперь? А  теперь, она - девушка свободная, вольная делать, что ей захочется, чего просит душа, да только вот все это не может нравиться. Часто прикладывается к спиртному, в одиночку, что еще хуже, хоть бы позвала, да излила уже душу, оно может и полегчало бы. Пробовал отвлечь, утешить, но то ли собственная неуклюжесть в подобных вопросах, то ли её нежелание внешнего вмешательства сыграло роль, да только теперь бывший и её настроение были темами запретными, за поднятие которые можно схлопотать недвусмысленно папкой по голове или лишнюю штрафную смену, и никакая дружба уже не поможет.       Так ведь, что самое паршивое, взамен её алкогольных марафонов и предложить нечего. Старые добрые пельмени и пиво в обшарпанной однушке, как во время ее учебы на врача? Не в том уже возрасте такое предлагать, да еще и на полном серьезе. Она женщина видная, красивая, если сказать шикарная, ложью тоже не будет. Но, как здорово было когда-то...учиться до глубокой ночи, а после порции дешевых пельменей завалиться спать. Оля на диване, Паша на полу. Сейчас кажется, что лучше времени уже не будет. И в конце концов, не секс же предлагать? Хотя соблазнительно, конечно, правда ради гипотетического удовольствия терять даже крохи той близости, что есть, не хочется. Оно просто того не стоит. Как-то ведь жил прежде, сладостно взирая на прекрасное и недоступное. Хотя фигура у неё, что надо. В некоторых ситуациях слюна капает почти физически. Остаётся только отвернуться и в тысячный раз повторять, что эта женщина не для него. Повторять...повторять...но иногда это уже совсем не возможно. Чего стоит тот раз, когда она метала молнии в дурака Кулыгина, и была так прекрасна в своей ярости. Тонкий белый халат обрамлял аппетитные бедра, страшно подумать, что бы она сделала с ним, если бы заметила... Воображение уже пустилось вскачь, как было бы хорошо...вот тут на ее столе...Кажется крыша решила окончательно уехать, оставив своего хозяина под дождём. Если бы Оля тогда не рявкнула так громко...       А в голове вновь и вновь теперь мысли, а что если...но ведь Ольга, как большинство девушек, ищет того самого, кто будет любить ее до гроба. До чего паршивое чувство: осознавать, что ты не тот самый. Осознавать и признавать. В бесконечной веренице медсестёр и фельдшериц разве найдётся место для прекрасного и вечного? Павел Рыков не такой человек, лучше обойдите его стороной.        Хорошим девочкам и женщинам нечего делать в компании бабника и самодура. И Ольга это понимает, но ничего не говорит. Правда иногда, когда разговоры в ее кабинете с рабочих плавно, случайно или специально, перетекают на более личные темы, она тяжко вздыхает и осуждающе качает головой, слушая про очередной крестовый поход. Без подробностей, разумеется. И это глупо, как же глупо, но он ожидает от неё не этого молчаливого принятия, а яркого осуждения, и тогда...он бы возможно перестал, он бы...но это "если бы" останется навечно с ним. Его слабость, недостойная мужчины. Хотел бы, уже сделал, стал бы тем, кем нужно, решительно шагнул в новую реку, но годы и годы убеждения самого себя, что он её не достоин сделали свое неблагодарное дело. И оттого он просто ждал и давил в себе все порывы и желания, в очередной раз загоняя в подсобку худую блондинку, или брюнетку, представляя на ее месте другую. А в последнее время Оля ожила, вернула лицу прежний задорный вид, в глазах заблестели искринки. Сразу приободрилась, приосанилась, кофточки с вырезом поглубже начала надевать. И все по одной простой причине. На подстанцию пришёл свеженький мужчина. Высокий голубоглазый и даром, что лысый, но видимо в ее глазах вполне симпатичный водитель. И как-то уж слишком рьяно взялась она за его обработку, ну неужели на земле не найдётся для неё партии получше, ведь и слепому понятно, что Ольга его не интересует, ему подавай Раечку, которая только и умеет, что нервы трепать. Даже как-то жалко немного этого Костика. Ну разве что совсем чуть-чуть, исключительно из мужской солидарности. Хотя нет, совсем не жаль, уж слишком много создаёт он проблем на Олины хрупкие плечи, а что будет, если они вдруг зароманят? Страшно подумать. А ещё страшнее подумать, как она будет страдать, когда он её бросит, а бросит он её точно. Это уж как пить дать.